Читать книгу «Светя другим – сгораю» онлайн полностью📖 — Александры Морозовой — MyBook.
image
cover

Пальцы Матвея коснулись того места, где раньше стояли серебристые рамки. Мама тщательно вытерла пыль. На поверхности стола проступил лишь запотевший след от тёплой кожи, который тут же исчез.

– Да, – сказал Матвей. – Не нужны.

– Уже поздно, – негромко произнесла мама. – Пора ложиться.

Матвей опомнился, обернулся.

– Спокойной ночи!

Шагнул к ней и торопливо коснулся губами её щеки.

Но мама уходить не спешила. Дотронувшись до руки Матвея, вгляделась снизу вверх в его лицо.

– Какой ты вырос красивый, – сказала она и провела ладонью по его голове. – И какой высокий. Твой дед тоже был высоким, но ты даже выше. Сейчас ты очень на него похож… И волосы какие чёрные. Прямо басменные.

Матвей улыбнулся.

– У тебя такие же волосы, мам.

– Так я их крашу, а у тебя свои, – взгляд мамы пробежал по его лицу, задержался на глазах и стал задумчивым. – Не верится, что тебе уже двадцать девять лет. Совсем взрослый мужчина.

Матвей поймал мамину руку, поднёс к губам, поцеловал и потёр большим пальцем место поцелуя.

– Ты не выглядишь как мать совсем взрослого мужчины.

Мама, моргнув, вздёрнула подбородок и откинула с плеча волосы.

– Да? А как я выгляжу?

– Как моя сестра.

Невидимым лучом по её лицу проскользнула довольная улыбка и зажгла гордым блеском взгляд. Мама прекрасно знала о своей красоте, но никогда не отказывалась лишний раз услышать комплимент.

Она склонила голову набок и, глядя Матвею в глаза, спросила:

– Ты хочешь увидеть Алику?

Вопрос застыл в воздухе и заставил сам воздух застыть.

В Штатах Матвей редко говорил об Алике. Мог вставить в отвлечённой беседе что-то вроде: одна моя знакомая любила мороженное с карамелью, но терпеть не могла шоколадное или одна моя знакомая могла всего лишь раз услышать мелодию и тут же сыграть её на пианино.

Матвей даже почти поверил, что выдумал её. Но произнесённое вслух имя убедило его – он не сошёл с ума. Память тут же возродила из сумрачной глубины лучшее, что сохранила за всю жизнь – окутанный искрящимся светом образ.

Месяц её рождения – май – подарил свою зелень её глазам. Они на всё смотрят вдумчиво и чуть-чуть исподлобья. Не со страхом, нет. С интересом, здравым недоверием и тонкой обольстительной дерзостью. Она улыбается сдержано, не выдавая того, что у неё на уме. Зато, если смеётся, то громко и открыто, совсем не стесняясь, и кажется, всё пространство вокруг неё становится живым, бегущим и искрящимся, как ручей, пока звучит её смех. Тяжёлые тёмно-рыжие волосы ловят и прячут в своих изгибах солнечные блики. Нет приятнее ощущения, чем пропускать их сквозь пальцы, а одну прядь, зацепив у кончиков, наматывать на указательный.

– Не знаю, – сказал Матвей.

Но мама могла определить ложь, как опытный хирург только лишь по снимку – злокачественную опухоль.

Она пристально посмотрела на Матвея. Он отвёл глаза к книжным полкам.

На одной из них сидел плюшевый барбос, увешанный медалями за соревнования по рукопашному бою. В детстве это была любимая игрушка Матвея.

– Столько времени прошло, – сказала мама. – Пора перестать думать о ней.

– Я и не думаю! – слишком быстро ответил Матвей.

Вздохнул, отошёл к кровати и опустился на стёганое, в квадратах, покрывало.

– А если бы и думал. Что плохого в том, что мы с ней встретимся? Как старые знакомые. Как друзья.

– Друзья? – усмехнулась мама. – Друзьями вам уже не стать.

– Мы всегда были в первую очередь друзьями.

Но вспомнив, что они имели, кроме дружбы, Матвей на мгновение перестал дышать.

Мама подошла к нему, села рядом.

– Тебе незачем её видеть. Хотела бы Алика с тобой поговорить, она бы это сделала. А она просто сбежала. Исчезла, будто и не было!

– Если подумать, выходит, что сбежал я. Ведь это я уехал, а не она.

Глаза мамы вспыхнули. Слова Матвея не просто задели – оскорбили её. Она неровно вдохнула, готовясь сыпать хлёсткими упрёками, но тут же закусила губу, одёрнула себя. Стараясь не уронить воображаемую вазу на голове, напомнила:

– Ты уехал учиться.

– И оставил её.

– Оставил ненадолго. Чтобы стать врачом. А она тебя бросила!

Мама всё-таки не выдержала и отвернулась. Нащупав на пальце кольцо с розой, стала крутить его туда-сюда.

– Алика никогда ни с кем не считалась. Жила только своим умом. Решила, что вы должны расстаться, и испарилась, едва взлетел твой самолёт. А ведь ты уезжал на стажировку всего на год. Это потом уже тебе дали место в ординатуре… А вначале получалось всё равно, как если бы ты в армию пошёл. И что? Стала она тебя ждать? А ты как последний дурак ещё и оправдываешь её.

– Я не оправдываю. Просто знаю, что она сделала это ради меня. Понимаешь?

– Нет.

Матвей посмотрел на мамины руки, теребящие серебряную розу. Длинные, жёсткие пальцы. Заострённые ногти покрашены красным. А кожа на тыльной стороне ладоней вся в мелких чёрточках морщин.

Ему было сложно говорить с мамой об Алике. Все пять лет родители не вспоминали о ней, словно в жизни их сына не было этой девушки. Но сейчас Матвей чувствовал, что должен объясниться.

– Она видела, что я колеблюсь, что готов отказаться от стажировки. Знала, как тяжело продолжать отношения на расстоянии. Возможно, решила, что я на такое не способен. В общем-то, она поступила благородно.

Мама посмотрела на сына, скептически сдвинув угловатые брови.

– Ты сам всё это выдумал, – сказала она. – А что, если у неё просто появился другой, и она осталась с ним?

Матвей мотнул головой.

– Нет. Алика бы мне не изменила.

– Господи, какой ты наивный! В твои годы пора бы начать хоть немного разбираться в жизни.

– Наивный или нет, но в Алике я уверен. Она никогда мне не врала. И не простила бы, если бы я ей соврал.

– Да откуда ты знаешь, что было у неё в голове? Может быть, она просто не хотела тебя ждать, нашла себе кого-нибудь, а признаться побоялась. Ты же за неё был готов любого растерзать. Это явно ничем хорошим не кончилось бы. А так ты уехал – и она…

– Нет, мам! Это бред, – оборвал её Матвей. – Да и Алика смелая до безрассудства. Она бы призналась. Нет. Никого у неё не было.

– Матвей, ты всё идеализируешь. Вот что я скажу, – мама крепко взяла его за запястья, будто этим могла удержать от губительной иллюзии. – Вам выпало испытание. Вы его не прошли. Такое бывает гораздо чаще, чем ты думаешь. Не все сильные чувства оказываются настоящей любовью. Смирись. Оставь в прошлом. Живи дальше, я очень тебя прошу!

– Я живу, правда, – сказал Матвей и улыбнулся, чтобы обнадёжить маму. – Прошлое меня не держит. Да и что мы вообще вспомнили об этом? Столько лет прошло, какое там встретиться. Может, она уже и не живёт в Москве. А вам с папой повезло, – поспешил он сменить тему. – Вы полюбили друг друга сразу и навсегда. И никаких испытаний.

Мама громко усмехнулась.

– Жить с твоим отцом и есть испытание. Он без меня из дому не выйдет – забудет, где дверь! Совершенно не приспособлен к жизни.

Матвей засмеялся и незаметно вытащил свои руки из-под маминых.

– Папа привык, что вне операционной за него думаешь ты. Наверное, оттого он и стал одним из лучших нейрохирургов Москвы.

– Разумеется, – мама закинула ногу на ногу и обхватила ладонями тонкое колено. – А вообще, это удобно для мужчины. Бери пример! Женись на той, которая будет возиться с тобой, как с ребёнком, а сам занимайся своей медициной и ни на что не отвлекайся.

Матвей нелепо ухмыльнулся.

– Я пока не готов к браку.

– Да ты ни к чему не готов, – махнула рукой мама. – А пора бы уже! Мальчик взрослый. Я хочу увидеть внуков, пока ещё в состоянии с ними поиграть. А ты, чувствую, разродишься, когда я стану немощной старухой, которая сидит в кресле и ждёт, что ей малыша поднесут показать.

– Тебе до старости ещё далеко.

– Конечно, далеко. Но вот ты точно не молодеешь.

– В обозримом будущем я не собираюсь жениться, – сказал Матвей мягко, но уверенно. – Да и кому нужен муж, который почти всё время проводит в больнице?

– Я уже тридцать лет живу с таким мужем и ничего, счастлива. А ты, если так волнуешься, – добавила мама, облокотясь на подушки, – найди себе кого-нибудь из молоденьких врачиц. Будете целыми днями вместе.

– Во-первых, внеслужебные отношения в моей больнице запрещены. А, во-вторых…

Случайным взглядом Матвей выцепил на полках одну книгу и замолчал. Сомневаясь, что это та самая, он захотел скорее достать её и посмотреть. Уже дёрнулся, чтобы встать, но сообразил, что мама ещё не ушла, и остался на месте. Припомнил, о чём они говорили, и продолжил:

– А во-вторых, я никого не хочу искать. Мне одному неплохо.

– Оно и видно, – вздохнула мама.

Матвей закрыл глаза и потёр ладонями лицо.

– Я сегодня так устал. Этот перелёт… Мне всё кажется, что сейчас утро и надо идти на работу.

– Да, засиделись мы, – сказала мама. – Отдыхай.

Она наклонилась к Матвею, и он быстро поцеловал её в щеку.

– Спокойной ночи, мам.

Мама улыбнулась и заглянула ему в глаза, пытаясь понять, услышал ли он её. Но лишь вздохнула, поднялась и ушла. По движениям и походке, высокой тонкой фигуре со спины её можно было принять за совсем ещё молодую женщину.

– Саша, что ты всё бродишь? – послышался её голос из гостиной. – Ложись уже спать.

– Сейчас, – ответил голос папы. – Я где-то оставил телефон…

Матвей встал и ещё раз провёл рукой по пустой поверхности стола. Он жалел, что в Филадельфии в минуту пьяной решимости избавился от всех фотографий с Аликой – бумажные сжёг, а цифровые удалил. Когда наутро проснулся и понял, что натворил, лупил кулаком по стене, пока на обоях не появились кровавые пятна.

Он шагнул к книжному шкафу. Посреди учебных пособий по медицине стояла одна художественная книга в неброском твёрдом переплёте. Матвей не ошибся. Это не его книга, и мама, знай она об этом, выкинула бы её вслед за фотографиями. По корешку полустёртыми буквами шла надпись: «Бремя страстей человеческих».

Матвей потянул книгу из ровного ряда и почти физически ощутил, как её трогали другие руки. Руки, положившие её на стол поверх конспектов и учебников по анатомии.

«Почитай, как будет время, – почти услышал он голос. – О поисках себя, о выборе жизненного пути. Пожалуй, что и о жизни в целом. Мне понравилась».

И Матвею понравилась. Он читал всё, что она ему приносила. И всё нравилось ему хотя бы тем, что потом они долго это обсуждали, спорили, сердились и смеялись.

Матвей не решался открыть книгу. Боялся прогнать невесомое, как туман, присутствие её хозяйки. Он вернулся на кровать и долго всматривался в нарисованного на обложке мужчину – главного героя. Его изобразили спиной к тем, кто держал книгу в руках. Матвей тихо усмехнулся. Глупо скрывать лицо от людей, которые совсем скоро узнают все твои мысли.

А что, если он прячется не о них, а от себя самого?