– Чего только ему теперь не приписывают, – сказала Алика, снова тронувшись с места. – А ведь всё было так хорошо! Он поступил в медицинский. Туда же, где учился ты. Ходил такой гордый, такой счастливый… Не скажу, что экзамены ему дались тяжело. Ты его здорово подтянул, задал направление, и всё шло замечательно. Он весь насквозь проникся этим делом. Может, любовь к медицине передаётся воздушно-капельным путём?

– Не знаю, – ответил Матвей. – У меня она явно наследственная.

– Тогда Пашка должен уметь рисовать или писать. Или хотя бы чуточку разбираться в искусстве. А тут – врач. И ведь в нём чувствовались способности, талант. Почти так же, как в тебе.

– Я видел это с самого начала. С его добротой и желанием всем помогать какая ещё профессия могла ему подойти?

– Желание помогать, – произнесла Алика чуть ли не по слогам. – Это его и погубило.

Она замолчала, глядя, как перед светофором выстраиваются машины.

– Расскажи, что с ним случилось, – попросил Матвей.

Алика, влекомая своими мыслями, и раньше часто ныряла в какую-то другую реальность. Но сейчас при таком нырке Матвей заметил что-то аутистическое, отрешённое в её взгляде. На миг показалось, что она больше не вернётся обратно.

Однако услышав его слова, Алика тряхнула головой и выбралась из туманной задумчивости.

– Пашка тогда учился на втором курсе, – сказала она. – Где-то задержался – у девушки, возможно, или с друзьями куда-то ходил – не помню. Возвращался домой поздно вечером, почти ночью. Увидел, как двое пьяных парней заталкивают в машину девчонку, – Алика ненадолго замолчала, но потом продолжила как-то даже бодрее: – Одному сломал челюсть, другому рёбра, что-то ещё порвал, повредил… одним словом, хорошенько досталось обоим. Со злости он так или уже защищаясь – сложно сказать. А потом, ты же знаешь Пашку, он ещё и остался оказывать им первую помощь. И в итоге вроде всё хорошо, зло наказано, красавица спасена, герой молодец. Но вдруг история вывернулась наоборот. Родители этих двоих оказались отнюдь не рядовыми служащими. Через несколько часов их сыновей перевели из обычной больницы в частную клинику уже без конвоя. А испуганная, несостоявшаяся жертва получила приличную компенсацию. Настолько приличную, что не постеснялась переписать свои показания. Теперь получалось, что это Пашка пытался её изнасиловать, а два храбрых молодца – защитить, отчего сами пострадали. Опустим подробности – ведь если он их так отделал, что ему помешало бы воспользоваться этой девчонкой? – и примем за данность новую интерпретацию. Пашка негодяй, разбойник и не самый успешный, но всё-таки насильник. Его быстренько в кандалы и в темницу с решётками на окнах и с «волчками» в дверях. К матёрым головорезам, преступникам – в девятнадцать лет!

– Неужели ничего нельзя было сделать? – спросил Матвей. – Никак не доказать его невиновность?

– Доказать? – Алика усмехнулась. – Нет. Ни свидетелей, ни камер. Пашка выбрал слишком неудачное место для драки. Да и кто стал бы за него заступаться? Единственный выход был тот же, что и у этих двоих – за деньги переписать историю.

– И вы продали квартиру, чтобы?..

Алика кивнула.

– А что оставалось делать? Лены не стало. Я подрабатывала то там, то тут, но моей зарплаты едва хватало, чтобы заплатить за квартиру и поесть. А нам потребовалась колоссальная сумма – следователь оказался не из скромников. И ещё надо было оплатить труды адвоката и убедить эту дуру снова поменять показания. К двум другим героям маскарада соваться было бесполезно – чтобы их подкупить, мне нужно было ещё пятнадцать квартир продать.

– Ужас какой-то! – сказал Матвей и отвернулся, сжимая кулаки. – Слушаю тебя и… убил бы их всех.

– Мне тоже хотелось их убить.

Голос Алики звучал так серьёзно, что Матвей тут же повернул к ней голову. Глаза – зелёные, яркие, как листва перед грозой, – смотрели в пустоту перед собой жёстко и непреклонно. Если бы сейчас перед ней на коленях стояли эти парни, или глупая девочка, или жадно-продажный следователь или все они вместе – Алика бы не раздумывая нажала на спусковой крючок.

Но она вдруг моргнула, чуть вздрогнула, хоть ветра совсем не было, и продолжила обычным тоном:

– К счастью, получилось добиться для Пашки условного срока. Жизнь, конечно, перебита, но хоть в настоящую тюрьму не попал. В СИЗО просидел пару месяцев, я уже чуть не поседела. Особенно в самую первую ночь. Так боялась за него. И не знаю, чего больше: что его там убьют или что он озлобится и станет таким же, как те ублюдки, что сидят вместе с ним.

– И как он? – спросил Матвей. – Очень изменился?

Алика снова усмехнулась.

– Да разве дураки меняются? Доброта его неизлечимая болезнь. Он уже всех простил и привыкает к жизни на социальном дне. Знаешь, я часто думаю, что если бы родители были живы, то всё было бы по-другому. Если бы только они не погибли в той аварии. До того дня у нас была семья, нас любили, а потом вдруг всё перевернулось, и мы с Пашкой навсегда остались двумя потерянными детьми. Никому не нужными сиротами. Нет, конечно, у нас была Лена, и мы до конца жизни будем ей благодарны. Но если бы родители выжили в той аварии, если бы вообще не сели в тот день в эту дурацкую машину, у нас с Пашкой была бы совсем другая жизнь.

– Многое в этом мире невозможно ни объяснить, ни изменить, – только и сказал Матвей.

– Да, – протянула Алика и опустила глаза на мощёную плиткой дорожку.

Матвею страшно захотелось обнять её. Сильнее, чем когда она говорила про Лену. Сильнее, чем когда-либо в жизни, потому что сейчас это было невозможно. Но вместе с тем он вдруг почувствовал в себе зарождающуюся обиду. Словно мутная вяжущая жидкость натекла и мерзко захлюпала в невесомой, как дымка, душе.

– Не понимаю только, почему ты ничего не сообщила мне о Пашке? – спросил Матвей. – Неужели ты думала, я не помогу?

– К тому моменту наши жизни настолько отдалились одна от другой, что мне и в голову не пришло тебя побеспокоить. Да и чем бы ты помог?

– Всем! Пашка мне как родной, ты же знаешь, – Матвей на миг закрыл глаза, привычным способом забивая поглубже и злость, и отчаяние. – Сейчас я могу для него что-нибудь сделать?

– Нет, – ответила Алика, что было предсказуемо. – Моей зарплаты хватает нам обоим. Он, конечно, пытается работать. В основном, грузчиком или уборщиком, но нигде долго не задерживается.

– Он живёт с вами?

– Нет, отдельно. Когда мы расплатились со всеми, кому не лень было подставить карман, осталось немного денег. На приличное жильё, конечно, не хватало, зато хватило на комнату в общежитии уже за приделами Москвы. Когда-то туда заселяли работников одного завода, которого уже и в помине нет. А сейчас все комнаты выкуплены и сданы-пересданы наркоманам, проституткам, мигрантам и тем, кто недавно грел спиной нары. Район не просто неблагополучный – какой-то оживший сериальный кошмар.

– Да уж, дальше – больше! – отозвался Матвей. – И где находится это общежитие?

– Недалеко от Москвы, практически у границы с областью, но… – Алика критически посмотрела на Матвея. – Ты бы лучше туда не совался. Тем более в таком наряде.

Матвей улыбнулся.

– Говори адрес.

Алика пожала плечами – я предупредила – и сказала, где живёт Пашка.

– Там обитает отпетый народ, – добавила она. – У меня с машины однажды скрутили колёса. Несколько раз били стёкла. Пашка вроде всё уладил, колёса даже вернули, правда, только два. Но всё равно, если я еду к нему надолго, то добираюсь общественным транспортом.

– Ты ездишь туда одна? – удивился Матвей.

– Никита ненавидит это общежитие. Пашка уже три дня не может собрать новый шкаф – ленится, поросёнок, а может, в самом деле одному тяжело, – но Никита ни за что не поедет ему помогать. Разве что привезти сборщиков и покомандовать.

– Любит командовать? – спросил Матвей.

Он никак не мог представить того мужчину, которому Алика вверила свою свободу. Обрывочные упоминания о нём, подхваченные из истории Алики и рассказа Оксаны, никак не складывались в единый образ.

– А кто не любит? – улыбнулась она и остановилась.

Матвей тоже остановился. Незаметно за разговором они подошли ко входу в метро.

– Мне пора, – сказала Алика. – Если честно, мы и так гуляли дольше, чем я рассчитывала.

– Ты куда сейчас? – спросил Матвей, немного растерявшись. – Давай провожу?

– Не надо, – ответила Алика. – Я пойду обратно, к машине. Нужно съездить по одному поручению. А тебе будет удобно сесть на метро здесь, до твоего дома как раз по прямой. Ты же у родителей остановился?

– Да, – сказал Матвей, хоть домой и не собирался. – Удобно. Та же ветка.

Алика кивнула, поджав губы.

– Сложно подобрать верные слова на прощание, – призналась она. – Спасибо, что нашёл меня. Это было неожиданно, но приятно. Я никогда не сомневалась, что ты станешь прекрасным хирургом. Теперь осталось лишь встретить своё счастье, чего я тебе искренне желаю.

– Спасибо.

Матвей чувствовал, что Алика дорывает последние связи, паутинкой протянувшиеся между ними. Он не знал, как схитрить, что сказать или сделать, чтобы остановить её.

– А может, встретимся завтра? – предложил он, надеясь, что привычка изображать спокойствие его не подведёт.

Алика закусила губу, обдумывая вежливый отказ.

– Это лишнее.

– Да брось, – не сдавался Матвей. – Послушай, я понимаю, что за эти пять лет мы оба изменились. Вообще всё изменилось. И между нами тоже… но ведь друзьями мы можем остаться?

Брови Алики поломались в выражении сожаления.

– Матвей…

– Нет, конечно, сейчас у тебя есть муж, ты счастлива с ним, и я очень рад за тебя. За вас обоих. И я ни на что не претендую. Просто… мы ведь так хорошо понимали друг друга. Мы никогда не ругались, помнишь? Почему мы не можем дальше общаться хотя бы время от времени? Хотя бы пока я ещё здесь?

Матвей заметил, как отяжелел взгляд Алики. Она размышляла, а может, даже спорила сама с собой.

– Когда ты уедешь?

– Через две недели.

Губы Алики дрогнули, но до улыбки не растянулись. Матвей не шевелился, с замиранием сердца каждую секунду ожидая чего-то ужасного, как если бы к его ногам кинули гранату с вырванной чекой.

– Не надо, Матвей, – сказала она. – Эта встреча ещё не раз нам обоим вспомнится в самые неподходящие минуты. Не надо других.

– Пусть вспомнится!..

– Матвей, – Алика подняла голову выше и чётко выговорила: – Не надо больше ничего. И если тебе в самом деле дорого то, что когда-то связывало нас, не надо перекраивать это в другие формы. Тем более в дружбу. Нам обоим с ней никогда не везло. Я рада была увидеть тебя. Но на этом – всё.

Она развернулась и пошла прочь. Звуки её шагов разлетались по скверу, каблучным боем пугая галок. Узкая пешеходная дорожка растягивалась между ними, выбегая из-под фигурки в красном пальто.

Матвей не двигался, ожидая момент, когда связующие их нити наконец лопнут, по ошибке соотнося их с исчисляемым расстоянием.