К моменту, когда Алена зашла в комнату, вся ее одежда уже была развешана в шкафу и разложена в комоде. Внезапно девушку обдало жаром – неужели Изабелла видела ее скромное белье и одежду, которую она периодически сама перешивала и чинила? Алена вдруг отчетливо поняла, что не хочет казаться в глазах Изабеллы Максимовны бедной родственницей. Ей показалось, что так она предает маму, которая сбежала из этого богатого дома, чтобы построить собственную, лучшую жизнь, но ей это не удалось. Интересно, эта комната была маминой?

Алена огляделась по сторонам, но ничего, что намекало бы на прошлую хозяйку, не обнаружила. Никаких фотографий. На стенах несколько картин, пейзажи на тему рассветов – на холстах преобладали алые, охровые и размытые молочные оттенки рассветного летнего утра. Больше ничего.

На постели Алена обнаружила новенькую шелковую пижаму нежно-розового цвета. Девушка решительно отодвинула ее в сторону – хватит того, что она унижается, прося о помощи эту женщину, – подарки она принимать не намерена. Прошло то время, когда бабушка могла баловать внучку. Изабелла свою возможность упустила.

Алена натянула собственную хлопковую футболку и шорты и нырнула в постель. Девушка думала отдохнуть пару часов, чтобы в голове немного прояснилось, но усталость уволокла ее в черную дыру, из которой она смогла вынырнуть лишь на следующее утро.

Проснулась она от запахов, которые с трудом могла определить. Что-то невообразимо аппетитное и сложное. Чувствуя себя отдохнувшей и готовой к встрече с монстром, Алена нырнула в ванную, быстро умылась и переплела волосы в свежую косу. А затем направилась на кухню, где стол уже был накрыт к завтраку.

Кухня потрясала воображение, Алена снова очутилась внутри журнала. Темно-зеленый массивный гарнитур, большой остров посередине, над которым висели живописные медные кастрюли и ковшики. Пол выложен темным натуральным камнем, приятно холодившим ноги. Алена не увидела холодильника и другой кухонной техники, но подозревала, что вся она спрятана под гладкими дубовыми фасадами, выкрашенными в глубокий оттенок зеленого.

Небольшой круглый стол, стоящий под распахнутым окном, выходящим в зеленый двор, был накрыт по всем правилам. Тонкая скатерть, красочные тарелки, украшенные бледными розами, серебряный кофейник и сахарница, аккуратно нарезанный хрустящий хлеб в плетеной корзинке, рядом стаканы со свежевыжатым соком.

– Вы что, блогер? – не выдержала Алена, которая видела подобные завтраки только в интернете.

– Что во мне навело тебя на эту мысль? – невозмутимо поинтересовалась Изабелла Максимовна. Одета она была так, словно собиралась выйти из дома. В этот раз она красовалась в темно-синем платье, подчеркивающим стройную фигуру. Волосы забраны и подкручены, лицо умело накрашено. На пальцах кольца, кидающие отблески на зеленую кухню, стоило на них упасть лучу солнца.

– Вся эта красота… – забормотала Алена, немедленно засмущавшись.

– Вся эта красота не спасает от проблем, но переживать их среди цветов и свечей значительно приятнее.

Изабелла Максимовна наклонилась и открыла духовку, встроенную в рабочий остров. Надев на руки прихватки, она достала из духовки две небольшие формочки и ловко поставила их на рабочую поверхность. Сняла крышки, и по кухне поплыл тот самый аромат, который разбудил Алену сегодня утром.

– Что это?

– Яйца кокот.

– Ясно, – только и смогла пробормотать Алена, продолжая стоять истуканом посреди кухни. Изабелла подняла на нее взгляд.

– Ты утром в зеркало заглядывала?

– Да, а что? – Алена инстинктивно подняла руку к лицу – неужели она плохо умылась?

– Тебе понравилось то, что ты там увидела? – сложив руки на груди, поинтересовалась Изабелла.

– Я… Я об этом не думала, – чистосердечно призналась Алена, внезапно заливаясь краской.

– Заметно. Ты не должна выходить к столу, если тебе не нравится собственное отражение в зеркале.

– Я вообще не «выхожу к столу», – не удержалась Алена. – Я работаю, между прочим, поэтому утром просто перехватываю бутерброд. Или вообще не ем.

– Сочувствую, – вздохнула Изабелла. – Время всегда можно найти. Встань раньше, ляг раньше, но сделай так, чтобы первое же твое действие утром приносило удовольствие.

– А вы так и живете? – не удержалась Алена.

– Именно. Мне нравится, когда я хорошо выгляжу. Мне нравится есть за красиво накрытым столом. Мне нравится потратить чуть больше времени и вместо яичницы с обгоревшими краями подать себе на завтрак яйца в кокотнице. Я не блогер. Я просто женщина, которая любит себя.

– Заметно, – невольно вырвалось у Алены, и она сразу же прикусила язык. Сейчас разозлит эту странную самовлюбленную женщину, абсолютно оторванную от реальности, и та вообще выгонит ее из дома.

– Это хорошо, что заметно, – реплика Алены ничуть не обидела Изабеллу. – Садись. Мы позавтракаем как нормальные люди, а потом поговорим.

Яйца в кокотнице Алена пробовала впервые в жизни и наслаждалась каждым кусочком. Как и свежим хлебом с солоноватым маслом, апельсиновым соком и ароматным кофе. Она постоянно принюхивалась к тонкому аромату, витавшему в кухне, – что-то вишневое с легкой, почти невесомой каплей ванили. Конечно же, это свечи, которые были и на кухне. Изабелла даже зажгла одну на столе, за которым они завтракали. Алена, в чьей жизни свечи присутствовали только на тортах в день рождения, не могла вместить в себя эту реальность. В этом всем надо родиться, как и с такой любовью к себе. Интересно, кем были родители Изабеллы, воспитавшие из нее принцессу? Ей вдруг неожиданно захотелось о них узнать, ведь это и ее родственники, в конце концов. Но задавать вопросы она не решилась. Вдруг Изабелла решит, что она навязывается ей во внучки?

Когда завтрак был закончен, хозяйка квартиры встала, открыла одну из зеленых дверей, за которой скрывался обширный бар, и достала пузатую бутылку. Взяв стеклянный бокал с ручкой, она насыпала на дно ложку сахара, сверху щедро плеснула из пузатой бутылки, взяла длинные спички и подожгла жидкость в стакане.

– Что вы делаете? – воскликнула Алена, вскакивая с места.

– Ничего. Просто добавляю себе блеска в глазах, – подмигнула ей Изабелла. – Ничто так не красит женщину, как блеск в глазах по утрам.

Накрыв чашку с горящей жидкостью сверху блюдцем, она дождалась, когда пламя погаснет, убрала блюдце, поставила чашку в кофемашину и, нажав на кнопку, заполнила чашку горячим ароматным напитком.

– Не надо смотреть на меня так, словно я варю адское зелье. Это всего лишь ирландский кофе, сделанный по всем правилам. Тебе не предлагаю, для тебя есть молоко.

– Вообще-то мне уже двадцать три, – нахмурилась Алена.

– Да? Некоторые умудряются вырасти, не повзрослев, – пожала плечами Изабелла Максимовна и поплыла вглубь квартиры. – Пойдем в гостиную, серьезные разговоры я предпочитаю вести там.

– В смысле «не повзрослев»? – только и успела бросить вслед удаляющейся Изабелле Алена и потрусила вслед за ней.

На этот раз Алена позволила себе сесть на диван полностью, но все так же не решилась откинуться на спинку. Изабелла, поставив кофе на низкий столик, не спеша сделала круг по комнате, распахивая окна и зажигая свечи. По пути она поправляла цветы в вазах – прикасаясь на мгновение к каждому и искренне этим наслаждаясь. Закончив обход комнаты, она устроилась в своем любимом кресле и, положив ноги на пуфик, взяла чашку и сделала большой глоток. Затем снова поставила ее на низкий столик и взглянула на Алену.

– После смерти дедушки я долгое время хранила ему верность. Это был единственный мужчина, которого я по-настоящему любила. Мы поженились совсем молодыми, едва мне исполнилось восемнадцать.

Алена непонимающе уставилась на Изабеллу Максимовну. Она что, решила посвятить ее прямо сейчас в семейную историю? Не очень хорошо понимая, что происходит, Алена на всякий случай кивнула, выражая свой интерес.

– После его смерти я несколько лет была в трауре, а потом у меня завязался роман, довольно бурный. В какой-то момент я даже потеряла голову. Мне было всего двадцать два, меньше, чем тебе сейчас. Но так как все мужчины сволочи, мой возлюбленный исчез из моей жизни, попутно меня обокрав.

– Мне очень жаль, – пробормотала Алена, не совсем понимая, к чему ведет Изабелла.

– А уж мне как жаль, – усмехнулась та, снова взяв чашку и сделав щедрый глоток. Ее глаза блеснули, на щеках появился румянец, и Алена с трудом удержалась от улыбки – так вот что Изабелла имела в виду, говоря о блеске в глазах. – Уходя, он забрал не только мое женское счастье, но и одну весьма ценную для меня вещь.

– Какую? – хлопнула глазами Алена.

– Этюд Васнецова, написанный к его картине «Аленушка».

– Что? – Алена была настолько поражена, что вскочила с дивана. Изабелла, слегка поморщившись, махнула рукой.

– Не мельтеши, не люблю лишние движения с утра. Сядь и слушай.

Алена села на диван и во все глаза уставилась на Изабеллу Максимовну.

– Да, у меня была эта картина. Последний подарок моего любимого мужа.

– Но… откуда она была у него? – не выдержав, воскликнула Алена. – Это же музейный экспонат.

– Никогда не задавай вопросов, подрывающих основы союза мужчины и женщины, – потупила глаза Изабелла, а у Алены на минуту мелькнула мысль, что, возможно, та слишком увлеклась ирландским кофе с утра. Кто знает, сколько чашек она успела выпить до пробуждения Алены. Изабелла была явно женщиной небедной, но чтобы у нее имелись собственные картины Васнецова, это было как-то слишком.

– В общем, Филипп, так звали этого негодяя, украл у меня картину. И сейчас она хранится в коллекции его внука – Александра Барышникова. Слышала о таком?

– Это владелец Дома мод? – прошептала Алена. Новости валились на ее голову одна за другой, как снежная лавина. Изабелла, Васнецов, любовники, кража, Барышников. У Алены закружилась голова.

– Он самый, – кивнула Изабелла и нахмурилась, – такая же сволочь, как его дед. Что неудивительно, ведь его растил Филипп. Они даже внешне похожи. Картина хранится в их домашней коллекции. Они даже интервью щедро раздавали и демонстрировали ее, выдав за свою фамильную собственность. Рассказывали нелепицы. Будто их предок жил в Абрамцево, том самом, где проживал Савва Морозов и куда любили ездить Серов, Репин, Васнецов, Врубель и Левитан.

– Мамонтовский кружок, – снова пробормотала Алена. Изабелла бросила на нее взгляд, в котором блеснуло одобрение.

– Именно, – кивнула она. – Так вот якобы их предок получил в подарок от Васнецова один из этюдов, которые тот рисовал на берегу реки Вори в этом самом Абрамцево. Как известно, Васнецов начал свою Аленушку именно с пейзажных этюдов. И, что самое удивительное, люди верят. Хотя откуда у Филиппа предок из Абрамцево? Разве что местный кучер.

Изабелла замолчала, вновь потянулась за чашкой и сделала последний глубокий глоток.

– Но почему вы не заявили о краже? – немного подумав, поинтересовалась Алена, а Изабелла рассмеялась. Смех моментально скинул ей несколько десятков лет, и перед Аленой оказалась ухоженная зрелая женщина, все еще способная привлекать и удивлять, несмотря на свои – сколько ей может быть лет? – шестьдесят пять – шестьдесят шесть?

– Девочка моя, да меня бы первую посадили, – отсмеявшись, сообщила Изабелла.

– Но почему? – не поняла Алена. – Вы же картину получили в подарок. В худшем случае, точнее в лучшем, она бы вернулась в музей. Такие картины – это народное достояние!

– Все еще хуже, чем я думала, – покачала головой Изабелла, пристально разглядывая Алену.

– Вы… вы о чем? – не поняла та.

– Неважно. В общем так. Полумиллиона долларов у меня для тебя нет, но если картина вернется в семью, то я готова тебе ее отдать. Все равно я уже мысленно с ней распрощалась.

– Она стоит полмиллиона долларов? – Алена была искренне поражена.

– Она стоит больше, и я уверена, что ее с удовольствием возьмут в качестве оплаты долга, ведь это инвестиция, которая только растет в цене, – усмехнулась Изабелла, а Алена вдруг поняла, что ничего о ней не знает. Кто она по образованию? Искусствовед? Банковский работник? Откуда у нее столько денег? Кем был покойный дедушка?

– И как же ее вернуть?

– А это уже твоя забота, – пожала плечами Изабелла Максимовна, и ее глаза снова блеснули.

– Но с чем же я пойду в полицию? – поразилась Алена. – У меня нет никаких доказательств кражи, да они даже слушать меня не будут! Тем более столько времени прошло.

– А кто здесь говорит про полицию? – изумилась Изабелла Максимовна.

– А как вы предлагаете мне вернуть картину? Позвонить им в дверь и потребовать вернуть награбленное? – улыбнулась Алена от одной нелепости предположения.

– Господи, как же ты дожила до такого возраста? – удивлению Изабеллы не было предела. – Какая полиция? Какие звонки? Разумеется, ты должна украсть картину!

Казалось, драматическая пауза никогда не закончится.

– Вы с ума сошли? – только и сумела прошептать Алена.

– Вовсе нет, – покачала головой Изабелла. – У тебя есть другие варианты, как раздобыть такие деньги за три месяца?

– Я учитель рисования, а не воровка! Конечно, сесть в тюрьму за кражу в особо крупном размере – это прекрасный способ скрыться от кредиторов, но я, пожалуй, воздержусь, – скривила губы в усмешке Алена и встала. – Других идей у вас для меня нет?

– Других нет, – пожала плечами Изабелла. – Но эта идея вовсе не безумна. Ты познакомишься с Барышниковым, попадешь к нему в дом, поменяешь оригинал на копию, которую сама же и нарисуешь – ты хорошо рисуешь, я посмотрела твои рисунки. И вуаля.

– Вуаля? – нервно хихикнула Алена.

– Это французское выражение, – любезно пояснила Изабелла, – ты иностранным языкам не обучена?

– Уж извините, – Алена направилась к выходу. Дойдя до двери она обернулась, – да, я не обучена иностранным языкам, любви к себе и впервые в жизни увидела яйца кошот…

– Кокот…

– Дайте мне сказать, – с несвойственной для себя решимостью воскликнула Алена, – зато я обучена любви, честности, порядочности и другим ценностям нормальных людей! Тому, что семья самое главное в жизни человека…

– И куда все эти прекрасные ценности тебя привели? – приподняв бровь, поинтересовалась Изабелла. Казалось, она ничуть не была обескуражена эмоциональной тирадой Алены.

– Я не хочу вас больше знать! – отрезала Алена и, выйдя из комнаты, быстрым шагом направилась к входной двери.

Затем вспомнив, что чемодан стоит в спальне, а сама она одета не для путешествий, девушка торопливо прошла в комнату, быстро переоделась, засунула футболку с шортами в чемодан, не особо заботясь о порядке. Туда же покидала некоторые вещи, которые уже успели достать и повесить в шкаф. На что она вообще рассчитывала? О чем думала, приезжая сюда? Алена села сверху на чемодан, стараясь закрыть его как можно быстрее, но краем глаза не выпуская из виду дверь, ожидая, что Изабелла войдет, извинится и наконец предложит ей помощь. Но у той, по всей видимости, и в мыслях не было ничего подобного. Сидит, наверное, в своей комнате, нюхает свои дурацкие свечи и пьет. Алкоголичка! Понятно, почему на старости лет она осталась одна!

Выкатив чемодан в коридор и нарочито грохоча колесиками, Алена направилась в входной двери. Ноль реакции. Изабелла даже не вышла. Громче, чем того требовали обстоятельства, Алена хлопнула дверью и вышла из квартиры, чувствуя, как тонкая игла впивается в сердце. Да что это с ней? Она тут и двух дней не пробыла, что за сантименты? Не нужна ей такая родственница, пусть катится вместе со своей красивой жизнью.

Спустившись по ступеням, Алена вышла из дома и попыталась глубоко вдохнуть, но ничего не вышло. В груди сдавило, и девушка закашлялась. В глазах все размылось, и яркая зелень юного лета внезапно подернулась сероватым оттенком. Алена поспешила через парк, стараясь не оглядываться на роскошный старинный дом – призрак той жизни, которой у нее никогда не будет. Если у нее вообще будет хоть какая-то жизнь через три месяца.

Алена смахнула слезы, которые сами полились из глаз. Ничего, она что-нибудь придумает. Попробует еще раз поговорить с кредиторами. Объяснит, что эта Изабелла Максимовна никакая ей не бабушка, а просто женщина, с которой она связана биологически и которая вовсе не собирается ей помогать. А у нее, Алены, за душой ни гроша. Если хотят – пусть сами забирают ту картину у Барышникова. А она возьмет выписки со своих счетов, справки о зарплате за последние полгода. Ну что они, совсем идиоты? Откуда она возьмет эти деньги? Можно, конечно, продать квартиру. Точнее, ей нужно будет продать квартиру и вернуть хотя бы крошечную часть долга. И от одной мысли об этом Алена разрыдалась в голос.

Прибавив шагу, она поторопилась в направлении остановки, стараясь избегать любопытных взглядов. Впрочем, пару раз она украдкой оглянулась, ожидая увидеть Изабеллу, которая, раскаявшись, спешит за ней. Но то ли ее родственница никуда не торопилась, то ли не раскаивалась, но до вокзала Алена добралась без помех.

Ей удалось купить билет в плацкартный вагон и провести почти семь часов в зале ожидания, гоня от себя слезы.

Поездка домой прошла как в тумане. Но, ступив на улицы родного города, Алена почувствовала неожиданный прилив сил. Как говорится – дома и стены лечат. Она справится, выкрутится из этого кошмара. А если они решат ее убить – от этой мысли Алена похолодела – значит, так тому и быть.

Костик ждал ее возле дома. Сидел на лавочке, засунув руки в карманы легкой ветровки, которую накинул, несмотря на теплый летний день. Он был похож на нахохлившегося воробья. Длинный, немного загнутый книзу нос, который становился отчетливо виден, стоило бывшему жениху повернуться в профиль, лишь усиливал сходство с птицей.

Алена остановилась, пойманная врасплох. Она не знала, как ей говорить с Костей. Первым порывом было кинуться к нему, обнять, расплакаться и рассказать все как есть. Ведь, по сути, он был единственным близким ей человеком. Но ключевое в этой фразе слово «был». Он бросил ее в сложный момент.

Стараясь выглядеть спокойной и равнодушной, но мысленно ругая себя, что не носит солнечные очки, за которыми можно было бы скрыть покрасневшие глаза, Алена на трясущихся ногах направилась к подъезду, стараясь пройти как можно быстрее, чтобы Костик не заметил ее дрожащие коленки.

Впрочем, тот не придал особого внимания ее маневрам. Встав со скамейки с выражением муки на лице, он проронил:

– Лена, нам надо поговорить.

– Нам не о чем говорить, – стараясь выглядеть холодной и равнодушной, проронила Алена и неожиданно поймала себя на мысли, что звучит немного как Изабелла. Конечно, ей никогда не достичь такого мастерства, чтобы окатить лишь одним взглядом как холодным душем, но нужная нотка в голосе прозвучала.

– Я нашел деньги, Лена…

* * *

Спустя полчаса они сидели на кухне Алены, и Костя пересчитывал немного помятые банкноты – двенадцать тысяч долларов, которые ему удалось выручить за свою машину, приобретенную совсем недавно как средство передвижения на мамину дачу и вклад в семейную жизнь.

Алена вытирала льющиеся по щекам слезы и ругала себя что было силы – дурочка, совсем как «Аленушка»! Вообразила себя Изабеллой. Это в ее мире сплошь бездушные предатели, поэтому она и одна. А рядом с ней надежный, любящий мужчина, который в прямом смысле этого слова отдаст последнее, чтобы ее защитить и вытащить из беды. Потому что подобное притягивает подобное.

– Когда эта сволочь к тебе явится, дай ему деньги, скажи, что отдавать будем в рассрочку, – деловито заявил Костик, пододвигая к Алене стопку купюр, – И обязательно возьми с него расписку, что деньги он получил. А то потом скажет, что ничего не видел и не брал. Плавали, знаем.

Где и когда Костик плавал с криминальными элементами, Алена уточнять не стала, лишь послушно кивала.

– И надо бы проверить, была ли прописана твоя мать в квартире.