Цитаты из книги «Последний рассвет»

«Ну что ж, эта девушка, как и подавляющее большинство из нас, живет в мире иллюзий, – подумал Антон. – Она видит только то, что хочет видеть. И я такой же. И все остальные. Как там Кузьмич-то говорил? Человеческий глаз лукав? Да уж, что верно – то верно».

Простите меня, Антон, я старше вас и давно уже поняла, что жить, ничем не жертвуя, невозможно. Не получается. Весь мир устроен равновесно, об этом еще Ломоносов писал, помните? Ежели где чего убавится, так в другом месте непременно прибавится. А так, чтобы прибавлялось и здесь, и там и нигде не убавлялось, не бывает. Это ведь не только закон сохранения вещества. Это закон жизни. И нам приходится его принимать и с ним считаться. Все проблемы у людей начинаются именно тогда, когда они не хотят приносить жертвы. Они хотят, чтобы только прибавлялось, но ни в коем случае не убавлялось. А таких решений не бывает. «Да, – думал Антон. – Таких решений не бывает. Конечно же, Эля права. Значит, придется пожертвовать своими представлениями о счастливом браке и действительно искать подходящую жену. В конце концов, говорят же, что браки по расчету бывают очень счастливыми, если расчет сделан правильно».

А ему самому – двойка с минусом. Ведь он видел, как покачивалась Нитецкая, переминаясь с ноги на ногу, а это, как гласили умные книги, является признаком того, что человек колеблется и не может принять решение: поступить так, как подсказывает интуиция, или прислушаться к голосу разума. Видел, но не задумался над причинами. Проморгал, одним словом.

То есть Леонид Константинович возвращался к вам? – Да нет, – улыбнулась Карина. – Он от меня и не уходил никогда. Видно, я ему тоже была нужна зачем-то. Вероятно, я удовлетворяла какую-то его душевную потребность. Я предпринимала пару раз попытки объясниться и расстаться, но он смотрел на меня глазами побитой собаки и говорил, что я ему нужна и что без меня он пропадет. И я велась на эти слова, как ведутся девяносто пять процентов всех женщин. Вы же понимаете, мы, женщины, существа зависимые, нам необходимо чувствовать себя кому-нибудь нужными, и этими словами с нами очень легко справиться.

Во всяком случае, движений, направленных вниз и являющихся признаками печали и подавленности, он видел с ее стороны куда меньше, чем движений, направленных вверх.

Ну вот! Ты допрыгался! А я тебя всегда предупреждал, не надо было с ней связываться, хлебнешь ты еще горя с этой нянькой. – Но почему? – не понял Антон. – У тебя не было никаких оснований сомневаться. Она же хорошая, добрая, помогала искренне, и дети ее любят. – Да потому что она молодая красивая баба с деньгами! С чего ты решил, что она всю жизнь будет с удовольствием вытирать попы твоим детям? Ей хочется свою семью, своих детей, своей жизни, это нормально. Это было очевидно даже мне, и просто удивительно, почему ты ни разу об этом не подумал. – Но Эля никогда не говорила об этом… Я был уверен… Она ни разу не дала мне повода этим озаботиться, она всегда вела себя так, словно никакой другой жизни ей не нужно. И вдруг такое… – Да не вдруг, Антоха, не вдруг, – укоризненно сказал Зарубин. – Все было очевидно с самого начала, просто ты этого видеть не хотел. Ты видел только то, что лично тебе удобно, вписывается в твою собственную жизненную концепцию. Это Антон уже и без него понял. И слушать лишний раз лекцию о своей неправоте было неприятно. – А я тебе сто раз говорил: человеческий глаз лукав, – продолжал Сергей Кузьмич. – Он видит не то, что есть на самом деле, а исключительно то, что хочет видеть сам человек. Этому меня еще много лет назад научили. Я тоже сперва не верил, когда помоложе был, потом убедился – это правда. Тебе сколько

Надо отдать ей должное: эта Нитецкая – сильная женщина, не побоялась честно рассказать об этом, хотя и рисковала. Ты наверняка не обратил внимания на то, как она качнулась вперед перед тем, как признаться, что она – мать Нины Панкрашиной. Вероника переместила вес тела на подушечки стоп, а это является сигналом «я решился и открываюсь». Запомни, пригодится.

Евгения Васильевна была очень опытным родителем, если можно так выразиться. Она прекрасно понимала, что есть ее жизнь – такая, какой она ее прожила, и есть жизнь ее детей, которая развивается и протекает в совершенно других условиях, в другой среде, в другой стране, в конце концов. И никогда не пыталась в отличие от очень многих родителей заставить своих детей прожить такую же жизнь, какой жила она сама, и разделять ее вкусы и принципы. А принципы у Евгении Васильевны были. Она отлично понимала, что такое детская зависть и детская ревность. И ее дети всегда – я подчеркиваю: всегда! – были одеты не хуже других и имели все то же самое, что имело большинство. И мобильные телефоны, и модные ранцы, и всякую технику. Об одежде я уж не говорю. Знаете, у Панкрашиных есть удивительное качество, которое вообще-то крайне редко встречается: они абсолютно точно чувствуют грань, отделяющую понятие «всё, что нужно» от понятия «избыточное». У их детей всегда было все, что нужно, чтобы чувствовать себя комфортно в среде сверстников, и никогда не было ничего лишнего, что как-то выделяло бы их или вызывало зависть. Поистине редкое качество.

В праздники на улицах В руках у детворы Горят, переливаются Воздушные шары. Разные-разные, Голубые, Красные, Желтые, Зеленые Воздушные шары!   Курмышов огорченно повел мощными плечами. – В самом деле, ни белого, ни черного… Но голубые и красные-то есть. А кто автор? – Аким, – произнес Сотников, удивляясь, что в памяти внезапно всплыло давно забытое имя, которое он знал когда-то в далеком детстве. – Яков Лазаревич Аким. И тут же

было все, что нужно, чтобы чувствовать себя комфортно в среде сверстников, и никогда не было ничего лишнего, что как-то выделяло бы их или вызывало зависть. Поистине редкое качество.