Глава 4

У Парыгина была вторая квартира, о которой никто из его знакомых не знал. Туда-то и привез он ошалевшую от страха и обессилевшую от слез вдову своего двоюродного брата Лолиту и ее семилетнего сына Сережу.

– Чья это квартира? – спросила Лолита, с удивлением оглядывая скудно обставленное жилище, в котором не было ничего, ни одной вещи сверх минимально необходимого.

– Одного приятеля, – уклончиво ответил Парыгин. – Ты можешь быть спокойна, здесь тебя никто не потревожит. Ключи есть только у меня. Сиди дома и никуда не выходи.

– А продукты? Мне же ребенка надо кормить.

– Я все принесу. И ночевать буду здесь, чтобы вы не боялись.

Он сходил в магазин, загрузил холодильник едой, потрепал племянника по темно-русым волосам и отправился по делам. Занимаясь Лолитой, он все время думал о своих утренних посетителях и теперь пришел к выводу, что они были, вероятнее всего, из милиции.

Для такого вывода у Парыгина были основания. И достаточно веские. Он действительно полгода назад, в июне, совершил убийство. И никогда милиция его не зацепила бы, если бы не нелепая случайность. Убегая с места преступления, он поскользнулся на какой-то разлитой на тротуаре гадости и упал. Упал неудачно, повредил ногу и разбил скулу. Тут же поднялся и побежал дальше. За ним никто не гнался, никто не кричал: «Держи убийцу!» Ничего такого не было. Парыгин вообще был уверен, что его никто не видел, потому что дело было поздним вечером, народу на улице почти не было, а стрелял он в свою жертву в подъезде. Да и темно. Так что лица его совершенно точно никто видеть не мог. А вот поврежденная нога и разбитое лицо – песня совсем другая. И нашелся же на его голову беспокойный папаша, торчавший у окна и поджидавший свою припозднившуюся дщерь. Он-то и сказал работникам милиции, что видел, как подъехала машина, его сосед Шепелев вошел в подъезд, а буквально через несколько секунд из подъезда выбежал какой-то мужчина, который поскользнулся и упал, потом поднялся, схватился за щеку и снова побежал, но уже прихрамывая. Милиция проявила завидную сноровку, и в течение ближайших суток по всей Москве отлавливали хромающих мужиков с разбитыми рожами. Парыгин тоже им на глаза попался, когда на следующее утро на работу шел. Вот, собственно, и вся история. На всякую старуху рано или поздно случается проруха, или, как недавно было написано в одной популярной газете, «на ихнее НАТО у нас всегда найдется Кипр с винтом». Нашелся такой «Кипр с винтом» и на профессионального убийцу-заказника Женю Парыгина, который до этого бесперебойно выполнял заказы на протяжении без малого трех десятков лет.

Начинал он в шестьдесят восьмом году, как из армии пришел. Хорошую школу прошел, учителя у него были опытные. Заказов в те годы было не так уж много, не сравнить с нынешними временами, потому и исполнителей высокой квалификации требовалось на всю страну не больше десятка. Нераскрытых убийств тогда не любили, заказы приходилось маскировать под аварии, отравления, утопления и прочие несчастные случаи. На долю Парыгина выпадало три-четыре заказа в год, а в остальное время Женя сначала учился в институте инженеров транспорта, потом работал на автозаводе. Он и сейчас там работает. При таком специфическом «хобби» гораздо лучше, когда по месту работы тебя знают много лет, уважают и при необходимости честно поклянутся, что ты – идеал порядочности и дисциплинированности. Никаких «прорех» в биографии, как пришел со студенческой скамьи, так и отдал всю жизнь на благо отечественного машиностроения. Хорошая репутация вкупе с железным здоровьем всегда очень выручала Парыгина. Если поступал заказ, подготовка и выполнение которого требовали отлучки в рабочее время или даже на два-три дня, ему никогда не приходилось связываться с поликлиниками и больничными листами или врать про похороны любимой пятиюродной тетушки. Достаточно было просто пожаловаться на недомогание, и начальство само тут же предлагало ему пойти домой и пару дней отлежаться, чтобы потом не было осложнений. Никому не приходило в голову заподозрить Парыгина в недобросовестности и отлынивании от работы, потому что больничными листами он никогда не злоупотреблял. Один раз в год сваливался с гриппом, больше ничем подолгу и всерьез не болел. И по семейным обстоятельствам никогда не отпрашивался.

Когда его, хромающего и с залепленной пластырем ссадиной на скуле, доставили в милицию и стали расспрашивать, где он был вчера вечером, чем занимался и кто может это подтвердить, Парыгин сразу понял, что таких, как он, у милиционеров десятки, если не сотни. И заниматься каждым подробно и детально у них просто нет возможности. Отбор кандидатов в подозреваемые пойдет по старой привычной схеме. В первую очередь – нигде не работающие, не имеющие постоянного источника доходов, не прописанные в Москве, имеющие судимости или просто попадавшиеся за что-нибудь. Евгений ни под одну из этих категорий не подпадал. Приличный человек, инженер на автозаводе, ветеран, можно сказать, больше двадцати лет на одном месте проработал, коренной москвич, в пьянстве не замечен. А уж об алиби он позаботился, без этого он заказ выполнять не начинал никогда.

Его довольно скоро отпустили. Потом, правда, еще пару раз вызывали, но ничего принципиально нового в вопросах сыщиков не появилось. И Парыгин подумал тогда, что «торпеда мимо прошла».

Что же теперь случилось? Ответ прост. По крайней мере ему самому так казалось. Убийство осталось нераскрытым, сыщики продолжали по нему работать, и где-то вылезла опасная для Парыгина информация. Мало ли как бывает… Дохнул кто, раскололся, проболтался. Всяко случается. И сыскари, дабы не тратить время и силы на тщательную отработку и проверку, решили применить силовой приемчик. Под видом обыкновенных налетчиков. Так-то оно проще выйдет, да и быстрее. Может быть, у них и информация слабовата, наверняка ничего не знают, но почему бы не попробовать? Там, в милиции, Парыгин вел себя тихо, спокойно, интеллигентно, никаких блатных выходок не допускал и уж тем более физическую силу не демонстрировал. Конечно, впечатление о самом себе он создал такое, что ежели виноват – расколется от легкого нажатия. Вполне возможно, что на Петровке начальство сменилось, требует интенсифицировать работу по нераскрытым убийствам, и сыскари теперь по всем тем пошли, кого когда-то с хромой ногой задержали. Он, Парыгин, в этом ряду не единственный. Просто очередной. Один из многих.

Если так, то все отлично. Больше они к нему не сунутся. И информации у них никакой нет. От него ушли – к другому пойдут.

А если не так… Если не так, тогда дело худо. Два варианта: либо кто-то действительно раскололся или ссучился и дал информацию про Парыгина, либо это вообще не менты, а кто-то из тех, других. Из стана заказчиков и их присных. Им зачем-то нужен Парыгин вместе с признанием. Зачем – вопрос второй, но уже и так понятно, что ответ на него приятностью не отличается. Не случайно, наверное, последний заказ у него сорвался. Вроде договорились уже обо всем, а потом вдруг «извините, не понадобилось». Конкуренция, ядрена матрена. Предложение превышает спрос. Зачем платить много квалифицированному профессионалу, когда можно все то же самое получить, прибегнув к услугам дурака дилетанта, который берет куда дешевле. Но ведь Парыгин – исполнитель не простой, не рядовой. За ним и опыт, и репутация. И система связи с ним сложная, защищенная от случайностей, много лет работавшая безотказно. Ни один заказчик не знает его имени и уж тем более адреса. Так что если это их проделки, то они его на связь вызвали бы. А домой прийти могли только менты. У них же адрес записан, тот самый, который у него в паспорте указан и по которому он действительно проживает. Выходит, последний заказ был и не заказом вовсе, а туфтой, дымовой завесой. Им не надо было никого убирать. Надо было вызвать Парыгина на связь и сесть ему «на хвост». Только таким путем могли они узнать его официальный адрес. Что-то, видно, вокруг него затевается. Или не угодил кому? Или сработал нечисто?

Кто осведомлен – тот вооружен, решил Евгений. И перво-наперво надо понять, кто к нему приходил и к нему ли одному. Для этого нужно выследить того опера с Петровки, который им занимался, и походить за ним следом несколько дней, посмотреть за его контактами. Если рядом с этим опером мелькнет кто-то из приходившей к нему троицы, переключиться на него и выяснить, ходят ли они со своей видеокамерой еще к кому-нибудь. Если ходят, значит, все в порядке, пальцем в небо тычут, всех тогдашних задержанных пробуют на вшивость. Если не ходят, значит, у них только на Парыгина информация. А ежели никто из троицы рядом с опером не появится, тогда придется заказчиками заниматься.

* * *

Миша Доценко выслушивал уже, наверное, пятнадцатую душераздирающую историю о печальной судьбе спортсменов. Для того чтобы добраться до этой осведомленной и готовой к длительным беседам дамочки, ему пришлось потратить два дня. Большинство спортивных функционеров, как известно, мужчины, а мужчинам несвойственно интересоваться чужими судьбами. Да и интереса к симпатичному высокому журналисту они не испытывали. Посему Мишу гоняли из кабинета в кабинет, с этажа на этаж, рекомендуя ему встретиться и поговорить с Иваном Петровичем или Петром Ивановичем, а этот последний, в свою очередь, отправлял журналиста еще к кому-нибудь. Но мытарства окупились сторицей, когда Мише наконец попалась эта замечательная во всех отношениях дама, которая всю жизнь собирала слухи и сплетни и с удовольствием их пересказывала. Беда была, однако, в том, что ни одна из рассказанных ею историй Мише пока не подходила. Но он не терял надежды.

– …совсем спился. А как выпьет – так начинает жену бить. У него же силища – сами можете представить, а она гимнастка, худенькая, легонькая, ее пальчиком ткни – она за километр улетит. Сколько раз ему говорили: Витя, не трогай ее, ведь до беды недалеко. Куда там! Однажды так напился, что выбросил ее из комнаты через балкон прямо на улицу. Сидит теперь, – она горестно вздохнула. – Хорошо еще, что детей не было. А то представляете, что было бы? Мать погибла, отец в тюрьме. У некоторых так и получалось…

Доценко понял, что сейчас услышит очередную, шестнадцатую историю, но она опять будет про мужчину. А ему нужна женщина. Женщина-баскетболистка с искалеченной психикой. И разговорчивую даму следовало вывести на интересующую его тему мягко, осторожно, чтобы ни в коем случае не обидеть.

– А почему жена все это терпела? – спросил Миша. – Неужели такая слабовольная была?

– Да что вы, Михаил Александрович, разве спортсменка может быть слабовольной? У нее воля железная. Но весь ресурс на спорт уходит. Вы понимаете, что я хочу сказать? Она в спорте с детства привыкла себя насиловать, заставлять делать то, что не хочется, потому что видит цель. Стать первой, стать лучшей. Олимпийской чемпионкой. И на этот алтарь кладет весь запас душевных сил. Поэтому ни на что другое этих душевных сил уже не остается. Тем более что и цели другой нет, которая по силе притягательности могла бы соперничать со стремлением к тому, чтобы быть первой. А все остальное кажется несущественным, неважным, и силы на это тратить жаль.

Что ж, с удовлетворением подумал Доценко, полпути мы уже прошли, говорим о женщинах-спортсменках. Теперь плавно переходим к баскетболу.

– Скажите, а у женщин-баскетболисток тоже проблемы в семейной жизни? Или это случается преимущественно с мужчинами?

– Ой, что вы, – дама всплеснула руками, – у наших девочек вообще одни сплошные проблемы с любовью. Они же высокие! Высокому парню жену найти – нет проблем, ему любая подойдет, лишь бы он ее любил. А девочкам-то что делать прикажете? У них один выход: искать мужа среди своих же братьев-баскетболистов. А мальчики наши высоких девочек не любят, вот ведь в чем парадокс. Вот я вам только что про Витю рассказывала, который жену-гимнастку из окна выбросил. Так вы ж подумайте: гимнастку! Она ростом метр с кепкой. И так все время. Двухметровые дылды обожают миниатюрных женщин. А двухметровым девочкам каково?

– Неужели они все двухметровые? – недоверчиво прищурился Доценко.

– Да нет, это я так, образно… – Дама засмеялась и вмиг помолодела лет на десять. – Метр девяносто в среднем. Но тоже немало, согласитесь. Бывают и совсем большие, за два метра, но это крайне редко.

– Как же они замуж выходят?

– По-разному. Они, кстати, пользуются немалым успехом у мужчин, которые ниже их ростом. Те, кто сумеет не обращать внимание на разницу в росте, вполне удачно создают семьи. Но это, конечно, не всем удается. Многие боятся выглядеть смешно рядом с маленьким мужчиной. Стараются найти высокого, а высокие, как я вам уже говорила, любят миниатюрных. В общем, замкнутый круг.

– Скажите, а характер у девушек от этого не портится? – невинно осведомился Миша.

– О, еще как портится! Не у всех, конечно. Но если наша девочка вбила себе в голову, что обязательно должна выйти замуж, иначе она будет как бы неполноценной, тогда пиши пропало. Соперничество, ревность, даже до драк, случается, дело доходит.

До драк. Это уже ближе. И кто же это среди баскетболисток оказался такой агрессивной?

– Неужели до драк? – Доценко изобразил на лице недоверчивость пополам с изумлением.

– Представьте себе. Да за примерами далеко ходить не надо. Вот взять Мариночку Тихвинскую… Только вы потом фамилии не пишите, когда статью будете готовить, ладно?

– Конечно, – пообещал Миша. – Фамилии и не нужны будут для статьи. Я же пока только собираю фактический материал, а на его основе потом буду делать анализ, обобщать и выявлять закономерности. Так что насчет Тихвинской? Это та, которая во время матча с кубинками выиграла решающее очко?

– Да-да, та самая. А вы смотрите матчи?

– Изредка, – признался Миша. – Этот как раз смотрел.

– Ну вот, Мариночка встречалась с мальчиком, не с нашим, он был с телевидения. Оператор, кажется. Во время трансляции матча познакомились. Хороший такой мальчик, симпатичный, высоченный, даже выше ее был. Марина отмечала свой день рождения, позвала девочек из команды, ну и мальчик этот был, естественно. Конечно, девочки на него набросились. Не в прямом смысле, а в переносном. Глазки строили, комплименты говорили. В общем, отбивать начали. Кто в шутку, дурака валял, а кто и всерьез на него глаз положил, сами понимаете, такой ценный кадр. Особенно одна девушка усердствовала, вцепилась в него, танцевать все время приглашала, то в кухне с ним вдвоем уединится, то на лестницу с ним выйдет. Мариночка рассвирепела и схватила ее за волосы. Та в долгу не осталась, короче, подрались они. Девочки, которые это видели, рассказывали потом, что Маринка будто невменяемая была. Побелела, глаза сверкают, ничего не слышит. Как бес в нее вселился. А потом, когда все кончилось, она говорила, что ничего не помнит. Даже удивлялась, что драку затеяла. Совсем не помнит, представляете?

Доценко представлял. Это была классическая картина аффекта. Не все в порядке с психикой у этой Тихвинской.

– С ней такое в первый раз случилось? Или раньше тоже бывало?

– Говорят, в первый. Зато потом еще несколько раз повторялось. Ее же как раз за это и дисквалифицировали.

Вот это уже совсем близко. Ну же, мысленно подгонял собеседницу Доценко, не останавливайся, продолжай рассказывать про агрессивную спортсменку, склонную к аффектам. Надо подать поощрительную реплику.

– Да что вы говорите? Неужели за драку?

– Именно. Во время матча набросилась на спортсменку из другой команды, которая задела Марину по голени. И начала ее избивать. Жуткая была сцена. Их еле растащили. Врач прибежал, сразу Маринку увел, какой-то укол ей сделал. А она опять ничего не помнила. Когда ее вызвали на комиссию, она так плакала! Простите, говорит, не помню, ничего сделать не могу, собой не владею.

– И что же? Выгнали ее из команды?

– Выгнали, – кивнула дама. – Разве можно такую оставлять? Это же пороховая бочка. В любой момент может взорваться, матч сорвать, покалечить кого-нибудь. Хотя жалко было ужасно, она спортсменкой-то была очень хорошей.

– И что с ней потом стало? Как жизнь устроилась?