Когда Стасов попросил Иру встретиться с Анастасией Каменской и ответить на ее вопросы, Ира категорически отказалась ехать на Петровку.
– Да ну, дядя Владик, чего время терять-то, – заявила она. – Я могу только с пяти до десяти, но мне за это время нужно квартиру убрать и по магазинам пробежаться, Наташка учебник какой-то заумный просила, надо поискать. Нет у меня времени на пустые разговоры.
– Это не пустые разговоры, Ирина, – строго сказал Стасов. – В конце концов, мои друзья на Петровке не жалеют времени на то, чтобы проверять твоих челночно-торговых жильцов, так что не будь неблагодарной.
– Да в чем дело-то? – сердито спросила она. – О чем нужно разговаривать? С моими родителями и так все ясно, чего опять копаться. Столько лет прошло…
– Ира!
– Ну ладно, ладно, – сдалась она. – А может, эта ваша Каменская сама ко мне домой приедет?
И Стасов сжалился над ней. Он знал, когда, где и сколько работает его бывшая соседка, и понимал, что проводить по восемнадцать-двадцать часов в сутки на ногах – вещь непосильная даже для здорового мужика.
– Давайте завтра часиков в пять, – предложила Ира. – В это время дома никого не будет, поговорим спокойно. Только вы тоже приходите, дядя Владик, я без вас разговаривать не буду. Я ментов боюсь.
Накануне она оглядела критическим взглядом свое жилище. Ничего, прилично. Конечно, иностранных послов принимать здесь нельзя, но для обычного делового визита сойдет. Все-таки она старалась не запускать квартиру, чтобы не стыдно было перед жильцами. Ильяс еще не вернулся из поездки, а Георгий Сергеевич приходит с работы около восьми, а то и позже, ему через весь город ездить приходится, он говорил – в один конец полтора часа. Тем более завтра он, кажется, собирался ехать смотреть квартиру – бывшая жена нашла какой-то очередной вариант обмена, Ира слышала, как он по телефону договаривался. Надо будет прибежать чуть пораньше, быстренько протереть полы, смахнуть пыль, проверить кухню, чтобы посуда грязная в раковине случаем не залежалась. И пусть приходит дядя Владик с этой своей милиционершей, если уж им так приспичило.
На другой день она сорвалась с рынка, едва самые удачливые продавцы, продав запланированное количество товара, начали собирать вещи с прилавков, хотя обычно «дорабатывала» до последнего момента. Примчалась домой, навела марафет в прихожей, кухне и в своей комнате, умылась и переоделась. Вообще-то эта женщина с Петровки была ей глубоко безразлична, но перед дядей Владиком неудобно, не хочется в грязь лицом ударить.
Ровно в пять часов раздался звонок в дверь. На пороге стоял Стасов и та женщина, к которой они недавно заходили, когда Ира была на Петровке.
– Проходите, – буркнула она, с удовлетворением отметив, что женщина одета ничуть не лучше ее самой: джинсы не из самых дорогих и простая хлопчатобумажная ковбойка в мелкую голубую клеточку, на ногах – темные туфли без каблука.
Поздороваться Ира по обыкновению забыла.
Настя оглядывала жилище Иры Терехиной, стараясь, чтобы ее любопытство не бросалось в глаза. Было заметно, что девчонка изо всех сил старается содержать квартиру в приличном виде, но все равно бедность выглядывала из всех щелей. Отрывающиеся обои подклеены скотчем, потолок давно не белили целиком, а только подкрашивали в тех местах, где появлялись темные пятна.
Однако неприветливость хозяйки Настю не обманула, влажный блеск линолеума красноречиво говорил о том, что к приходу гостей, хоть и незваных, здесь готовились.
– Чай будете пить? – все так же хмуро спросила Ира.
– Нет, спасибо. Мы постараемся вас долго не задерживать.
– Тогда пошли в комнату.
Поддерживать порядок в этой маленькой комнатке было, вероятно, совсем несложно. Мебели – минимум, диван, два стула, платяной шкаф. Даже стола нет, хотя место позволяло. Настя поняла, что все хорошие вещи Ира перенесла в комнаты к жильцам. Наверняка там есть и кресла, и журнальный столик, и настольные лампы. Если уж брать деньги за жилье, то по-честному. Не конуру с голыми стенами сдавать, а прилично меблированную комнату.
– Ира, вы слышали когда-нибудь о человеке по фамилии Николаев? – приступила Настя к делу.
– Это который в больницу ходит? Наташка говорила.
– А вы сами с ним знакомы?
– Нет. Ко мне он не ходит, – усмехнулась Ира.
– Кто он такой? Откуда взялся?
– Не знаю, – она равнодушно пожала плечами.
– Но ведь он навещает ваших сестер и брата. Значит, он знакомый вашей семьи.
– Ну и что?
Ира посмотрела на Настю с искренним недоумением.
– Ходит – и пусть ходит. Мне-то что за дело? Носит книги Наташке – и спасибо, мне трат меньше.
– Ира, но это как-то…
Настя даже не смогла сразу подобрать слова, настолько нелепой оказалась ситуация.
– Неужели вам не интересно, кто он такой? Какой-то посторонний мужчина навещает в больнице ваших родных, а вы так спокойно к этому относитесь.
– Слушайте, чего вы хотите от меня? Когда маманя их из окна повыбрасывала, а отец умер от горя, что-то никакой мужчина не пришел помощь предложить. Кинули меня, как кутенка в воду, и барахтайся как хочешь. А если потом в ком-то из этих сволочей совесть проснулась, так за ради бога. А мне с ним встречаться ни к чему. Кто он мне? Сват, брат? Хотел бы помочь – ко мне пришел бы, спросил, не надо ли чего. В больницу к детям ходить с пустыми руками – не надо быть сильно добрым.
– Хорошо, оставим это, – спокойно сказала Настя. – Вы не помните среди знакомых своих родителей темноволосого симпатичного мужчину? Ему тогда могло быть лет сорок пять или чуть меньше.
– Нет, не помню. А зачем он вам?
– Нужен. Он говорит, что знал вашего отца. И мне нужно его найти. Я, честно признаться, очень надеялась на вашу помощь. Видимо, я ошиблась. Жаль. Подумайте как следует, Ира. Его зовут Николаев Александр Иванович.
– Я же сказала – не знаю такого. Ну я не вру, ей-богу, – вдруг по-детски жалобно сказала Ира. – Почему вы мне не верите?
Настя верила. Она понимала, что двадцатилетняя девушка, крутящаяся целыми днями с метлами, лопатами, тряпками, ведрами, разносящая еду, напитки и сигареты по торговым рядам, уже не находит в себе сил, чтобы интересоваться каким-то мужчиной, который иногда приходит в больницу к ее искалеченным сестрам и братику. У нее совсем другие заботы, у нее совсем о другом болит голова, а если от этого неизвестного мужчины нет никакого вреда, то о нем можно и не думать. Думать надо только о том, как собрать денег на лечение маленького Павлика.
– Ира, а вы никогда не слышали от своих родителей о том, что у них есть знакомый врач?
– Нет, – девушка покачала головой. – Врачей не было.
– А кто был?
Ира подняла голову, и внезапно Настя увидела, как глаза ее наливаются слезами.
– Да никого у них не было! – сорвавшимся голосом выкрикнула она. – Мамане спасибо, всех друзей от дома отвадила, и своих, и папиных. Она же сумасшедшая была, с ней разговаривать было невозможно. Бред такой несла, что слушать стыдно. Я помню, когда маленькая была, и тетя Нина приходила, и тетя Лида, и дядя Гриша Самсонов, папин друг. Так весело было, они смеялись, разговаривали, гулять вместе ходили и меня с собой брали. Все было как у людей. А как Наташка родилась – так мать совсем свихнулась…
– Ира! – осуждающе произнес Стасов. – Ну что ты говоришь? Это же твоя мать.
– Да, свихнулась! – еще громче заговорила Ира. – Об этом все знали. И папа переживал, я же видела. Какое-то предназначение нам всем придумала и носилась с ним как с писаной торбой.
– Какое предназначение?
– Да откуда мне знать! Бормочет что-то, черт его разберет, что она там говорит. Добормоталась.
– Ира, – снова повторил Стасов, – так нельзя говорить о матери.
– А так, как она поступила, – можно? Можно, да? Всем жизнь покалечила, отца убила! Сволочь! Ненавижу!
Неожиданно она разрыдалась так громко и отчаянно, что у Насти сжалось сердце. Она растерянно посмотрела на Стасова, но Владислав только головой покачал, мол, не вмешивайся, пусть девочка выплачется. Надо отдать должное Ире, она довольно быстро справилась с истерикой, отерла лицо рукавом старенькой, но чисто выстиранной трикотажной блузки и громко хлюпнула носом.
– Ладно, проехали, – буркнула она все еще дрожащим голосом. – Не обращайте внимания. Задавайте свои вопросы.
Разговор с женщиной из милиции выбил ее из колеи. Дядя Владик и его знакомая давно ушли, а Ира то и дело принималась плакать, хотя в общем-то позволяла себе эту роскошь достаточно редко. До десяти часов она успела съездить в центр, в книжный магазин, купила для Наташи учебник французского языка, как раз такой, как она просила, и, вернувшись домой, прилегла, чтобы дать отдых ногам. Около половины десятого хлопнула дверь – вернулся Георгий Сергеевич.
– Ира, вы дома? – послышался из прихожей его голос.
Она сжалась в комочек и замерла. Если откликнуться, то придется выходить из комнаты и разговаривать с жильцом, а у нее слезы градом катятся. Конечно, Георгий Сергеевич – дядька добрый и славный, но он начнет приставать с расспросами – как, да что, да кто обидел, да отчего она плачет, а она еще больше разревется. Нехорошо перед чужими слабость показывать, довольно и того, что перед дядей Владиком и этой женщиной из милиции не сдержалась, сорвалась. Теперь корит себя, простить не может.
А плакать не хотелось еще по одной причине. Кожа и без того нездоровая, чтобы не сказать хуже, а от соленых едких слез, Ира это знала по опыту, прыщи раздражались еще больше. Все лицо начинало зудеть и чесаться, что само по себе достаточно противно, да и вид при этом делался – глаза б не глядели.
Из кухни донесся шум льющейся воды, мягко хлопнула дверца холодильника – Георгий Сергеевич готовил ужин. Ира зажгла лампу над диваном, посмотрела на часы. Пора собираться на работу в «Глорию». Она покрепче стиснула зубы, чтобы не плакать, и встала.
– Так вы дома? – удивился жилец, услышав ее шаги в коридоре. – Я думал, вас нет. Звал, но вы не откликались.
– Я задремала, – быстро ответила Ира, отворачиваясь, чтобы спрятать лицо. – Устала очень, день был суматошный.
– Поешьте со мной, – предложил он. – У меня как раз все готово.
– Нет, мне идти пора. Да вы не беспокойтесь, я ела недавно.
Накинув на плечи легкую ветровку, Ира отправилась на вечернюю работу. Прямо возле подъезда к ней подлетел какой-то юнец с пачкой бумаг в руках.
– Девушка, можно вас на минутку? Мы проводим социологическое обследование к выборам. За кого вы будете голосовать?
– Отстань, – бросила она на ходу.
Но парнишка не отстал. Напротив, он пристроился рядом и пошел в ногу с ней, размахивая зажатыми в руке бумажками.
– Девушка, ну что вам, трудно ответить? У меня задание опросить сто человек в возрасте от восемнадцати до двадцати пяти лет, а вы как раз подходите. За кого вы будете голосовать на выборах?
– Отвяжись, я сказала.
– Ну за кого? – заныл паренек. – За Ельцина или за Зюганова?
– А их что, двое всего? – насмешливо спросила Ира.
Она политикой не интересовалась, но была убеждена, что приход к власти коммунистов перекроет ей все возможности зарабатывать деньги. Поэтому к информации о предвыборной борьбе она прислушивалась и знала, что кандидатов не двое, а целых одиннадцать.
– Ну, остальные не в счет, – небрежно ответил юный социолог. – У них рейтинг низкий.
– Чего у них низкое? – переспросила Ира.
– Рейтинг. Они в народе непопулярны. Главные соперники – Ельцин и Зюганов. Вы за кого?
– Ни за кого.
Она быстро шагала, не поворачиваясь к настырному собеседнику.
– Значит, вы будете голосовать против всех?
– Ну что ты привязался? – с досадой сказала Ира. – За кого надо, за того и проголосую. Все, отвали.
Придя в «Глорию», она первым делом бросила взгляд в угол, где обычно сидел Олег. Стол был пуст. Ну и ладно. Не очень-то и хотелось. Провожальщик… Даже хорошо, что его нет сегодня. Лицо у нее – явно не для провожаний.
Но он все-таки появился, когда до закрытия оставались считанные минуты. Возник у нее за спиной, как и в первый раз.
– Привет, Иришка.
И снова у нее на глаза навернулись слезы. Так называл ее отец, а после его смерти она ни разу не слышала этого слова. Вернее, слышала, но адресовано оно было не ей.
– Здрасьте, – невнято ответила она, смаргивая слезы. – Опять провожать пришел?
– Опять, – с готовностью подтвердил Олег. – Не прогонишь?
Она не ответила, старательно отскребая грязь со дна большой сковороды, на которой подавали рыбу, приготовленную как-то по-особому. Спиной она чувствовала, что Олег молча разглядывает ее.
– Шел бы ты отсюда. Чего смотришь?
– Я тебе мешаю?
– Да нет, смотри, если нравится. Ничего интересного.
– Интересно. Я когда маленьким был, часами стоял и на мать смотрел. Точь-в-точь как сейчас.
– А мать кто была? – вяло поинтересовалась Ира. – Артистка?
– Какая артистка! – рассмеялся Олег. – Посудомойка. Мы в поселке жили, а рядом – санаторий. Правительственный. Мать там работала на кухне. В то время посудомоечных машин и в помине не было, все вручную мыли. Она брала меня с собой на работу, и я смотрел, как она грязные тарелки, кастрюли, баки надраивает.
– Так ты лимита, что ли?
– Ну, вроде того.
– Разбогател, значит, на московских харчах, ужинать в ресторан ходишь. Небось рэкетир?
– Небось, – весело подтвердил Олег.
– Тогда вали отсюда, – неожиданно грубо сказала Ира. – У меня с рэкетом общих дел нету. Не хватало мне еще вляпаться.
– Да не бойся ты, я пошутил. У меня нормальная работа, охранная. Никакого криминала.
Она закончила возиться с посудой и пошла за тряпками и ведром. Олег, как и в прошлый раз, уселся в кресло перед гардеробом и принялся трепаться с дядей Колей. Почему-то мысль о том, что он ее ждет, была Ире приятна, хотя она совершенно не понимала, зачем он это делает. Она уже домывала унитаз в туалете, когда к ней подошла официантка. Странно, Ира была уверена, что все, кроме дяди Коли, уже ушли.
– Ты что будешь, шашлык или котлеты по-киевски?
– Давай чего не жалко, – откликнулась Ира, не разгибаясь.
– Да мне все равно, – как-то странно усмехнулась официантка. – Что скажешь, то и подам.
– Чего?
Ира выпрямилась и недоуменно уставилась на нее. Как это «подам»? Она издевается, что ли?
– Чего ты несешь?
Официантка с любопытством посмотрела на Иру.
– Так ты что, не знаешь? Кавалер твой ужин на двоих заказал. И мне отдельно приплатил, чтобы я вас обслужила. Щедрый он у тебя.
– Да иди ты! – Ира снова склонилась над унитазом. – Шутки у тебя…
– Какие шутки, ты что! Вот как бог свят. Давай домывай в темпе, повара-то все ушли, если блюдо остынет, я ничего сделать не смогу, они плиту выключили.
Ира ничего не ответила. Она всегда терялась, когда ее разыгрывали, не знала, как правильно реагировать, чтобы не оказаться в смешном положении. С чувством юмора у нее было плоховато, да и какой уж тут юмор при такой-то жизни.
– Ладно, я подам и то, и другое, сама решишь. Что не съешь – забирай домой, он все оплатил заранее. Только, Ир… Ты это… В общем, я все накрыла там, приборы поставила, холодные закуски, спиртное. Вы с закусками побыстрее заканчивайте, ладно? Тогда я быстренько горячее подам и домой побегу, а вы уж сидите сколько хотите. Посуду только помой потом, а то до утра засохнет. Дядя Коля тебе ключи оставит, запрешь тут все, а утречком ему занесешь. Договорились?
Ира домыла унитаз и повернулась к официантке, собираясь сказать ей что-нибудь грубое и резкое в ответ на затянувшуюся шутку. Но внезапно поняла, что это не розыгрыш.
– Ты… серьезно? – на всякий случай спросила она.
– Да господи! – всплеснула руками официантка. – Конечно, серьезно. Давай, Ир, не тяни кота за хвост, мне еще домой добираться.
О проекте
О подписке