– Ну, само собой, – ответил оперативник голосом, каким обычно взрослые разговаривают с маленькими детками. – Куда ж мы без вас?

В сопровождении всезнающей дамы он скрылся в дверях пятого подъезда. Ему нужны были ключи от квартиры, с балкона которой упала девушка, чтобы осмотреть место, оценить, поискать следы или улики, да и высоту балконных перил надо обязательно измерить. Участковый заметил злой взгляд, брошенный девушкой-следователем в спину оперу: не нравится, что он сам что-то решил, не получив от нее руководящих указаний. А что ему, стоять и ждать, пока эта пигалица надумает, какое бы такое умное указание дать? Опер, видать, знающий, быстро сообразил, что нужно делать.

– Так, граждане, разошлись все, подальше, подальше, – раздался командный голос криминалиста. – Начинаем фотосъемку, в объектив никто не лезет. Дамочка, вы меня слышите? Возьмите ребенка и идите домой, и вы тоже, бабуля, отойдите, мне ваши фигуры рядом с трупом не нужны.

Упоминание о трупе сработало, как по волшебству: толпа немедленно отхлынула, дав криминалисту возможность снимать с разных ракурсов, делая привязку расположения тела к ориентирам на местности. Следователь сидела на скамеечке и, положив папку на колени, писала «шапку» протокола и вводные данные. Судебный медик присел рядом и закурил. С этим следователем он работал впервые, поэтому поинтересовался:

– Давно на следствии?

Девушка недовольно мотнула головой, дескать, не мешайте составлять документ, но через несколько секунд все-таки ответила:

– Год. С небольшим. А что?

– Это у вас первое падение с высоты?

– А что?

Ну, все ясно, подумал медик, одни вопросы «А что?» говорят сами за себя, падение с высоты у нее действительное первое, а может быть, и первый труп. Девочка боится показаться неопытной и некомпетентной. А чего тут бояться? Отсутствие опыта и знаний – это нормально, если работаешь всего год с небольшим, и стесняться этого просто глупо. Каждая курица когда-то была яйцом. Опыт придет, и знания придут, но со временем. А девчонка, кажется, с характером, многого не знает, но никаких подсказок не потерпит. Ну и ладно. Видели мы таких самостоятельных. И хорошо знаем, что бывает потом.

Ему хотелось искрящегося белого снега, какой бывает только вдали от промышленных регионов. В Москве такого не увидишь, снег сероватый, тусклый, словно преждевременно состарившийся. Он работал в судебной экспертизе уже двадцать лет и до сих пор удивлялся тому, что вид мертвого тела на снегу производил на него впечатление куда более сильное, чем труп на траве, на голой земле, в помещении на полу или просто на асфальте. Откуда-то в его голове появилось представление о том, что снег и смерть несовместимы. Откуда? Наверное, что-то связанное с детскими воспоминаниями. Он часто думал об этом странном феномене, но ни сил, ни времени, ни особого желания копаться в подсознании у него не было. Может быть, дело в сопоставлении белого и красного…

Медэксперт глубоко затянулся сигаретой и перевел взгляд наверх, на тот балкон, с которого упала потерпевшая, оценивая наличие или отсутствие по ходу траектории полета разных препятствий, таких, как балконы, козырьки, фонари и другие выступающие конструкции, о которые тело могло удариться во время падения. Такие сведения необходимы для последующей оценки повреждений на теле, чтобы отличить то, что было получено во время падения, от того, что было получено в момент толчка или даже до него. Балконы по ходу траектории были, но, судя по локализации места приземления, девушка не должна была их задеть. Хотя надо будет поиметь это в виду…

– Тут на каждом этаже балконы, – произнес он, не отрывая глаз от стены дома.

– И что? – недоумевающе спросила следователь.

Ах да, это же ее первое «падение с высоты», она не понимает, что наличие балконов должно вызвать соответствующие вопросы в постановлении о проведении судебно-медицинской экспертизы. Если вопрос поставлен не будет, эксперт имеет право на него не отвечать. А потом начинается: а эти повреждения откуда? А это почему? А это где? Тело к тому времени уже захоронено, а там и до эксгумации дело доходит. Приятного мало.

– Ничего, – со вздохом ответил медик. – Пойдемте осматривать, криминалист уже закончил.

Он озяб, хотелось походить, подвигаться, может быть, даже пробежаться, чтобы согреться. Но почему-то не было сил. Ничего, сейчас он начнет работать, и через несколько минут ему станет совсем тепло. Так всегда бывало.

– Не командуйте, я сама знаю, когда что делать, – резко ответила следователь. – Вы что, УПК не читали? Осмотр места происшествия проводит следователь, и только следователь, а не вы. Прошу замолчать и высказываться только тогда, когда я вас об этом попрошу.

Судебный медик встал и подошел к криминалисту, который как раз укладывал аппаратуру в кофр.

– Откуда такая взялась? – спросил он. – Новенькая, что ли?

– Угу, – мотнул головой криминалист, – была помощником руководителя отдела, справки писала, отчеты, графики рисовала. А два месяца назад подалась в следователи. Да не парься ты, Михалыч, не обращай внимания на дуру молодую, со временем оботрется, обломается. Ты что, молодых следаков не видел? Попервой они все такие.

Медику стало противно. Криминалист прав, повидал он таких на своем веку и хорошо знал, как инструктируют начинающих следователей старшие товарищи: дескать, менты бездельники, их надо строить ежеминутно, чтобы тебя боялись, а судмедэксперты – все сплошь пьянь и болваны, потому что кого еще возьмут работать в морг? Туда люди попадают только по остаточному принципу – либо больше никуда не взяли, либо отовсюду уже выгнали. Похоже, блондиночка такой инструктаж тоже прошла и усвоила урок накрепко. Целый год она составляла бумажки для руководства следственного отдела и теперь считает, что разбирается в предварительном расследовании не хуже любого профи. А практических-то знаний – полный ноль! Ну что ж, он, эксперт с двадцатилетним стажем и ученой степенью кандидата наук, себя не на помойке нашел. Не хочет по-плохому – по-хорошему будет еще хуже.

Следователь, наконец, соизволила подойти к трупу и приготовилась записывать под диктовку эксперта. Он раскрыл чемоданчик, достал и натянул на руки перчатки и приступил к осмотру. Первым делом – описание одежды и обнаруженных в карманах предметов.

– Начинайте с одежды, – дала указание следователь.

Эксперт удивленно посмотрел на нее и укоризненно покачал головой:

– Я вообще-то не в первый раз на месте происшествия, и даже не в сто первый. Уверяю вас, я отлично знаю свои обязанности.

– Делайте, как я говорю, – надменно произнесла она. – И в карманах не забудьте посмотреть.

Эксперт не стал спорить, поджал губы и приступил к работе. Опытный криминалист, не дожидаясь просьбы, молча протянул ему рулетку.

– Объектом осмотра является участок местности, – начал диктовать судебный медик, – прилежащий к западной стене дома номер… по улице… На данном участке расположен труп молодой женщины, на вид 25–30 лет. Труп лежит головой в сторону стены дома и на расстоянии 4 метра 90 сантиметров от нее. Труп лежит на правом боку, голова его повернута вправо и прижата к правому плечу. Левая верхняя конечность согнута в локтевом суставе под углом около 45 градусов, кисть ее прижата к животу. Правая верхняя конечность неестественно вывернута в плечевом и лучезапястном суставах, вытянута и отведена под углом около 90 градусов… Нижние конечности… Правая нижняя конечность… левая нижняя конечность… На трупе надеты футболка розовая…

А куртка в стороне лежит. Ну, понятно, девушка вышла на балкон, накинув куртку на плечи, не застегивая, потому она и упала далеко от тела.

Осматривая руки погибшей, он увидел на большом пальце правой руки кольцо с камнем.

– На большом пальце правой руки кольцо желтого металла с камнем сиреневого цвета…

Вообще-то странно. Кольцо намертво застряло как раз на суставе пальца, между первой и второй фалангами. Так кольца не носят, в этом месте украшение могло оказаться, только если его в тот момент снимали или надевали. Да и вообще на большом пальце кольцо с камнем выглядит странно. Он повернулся к следователю и оживленно сказал:

– Обратите внимание, как надето кольцо. Это может свидетельствовать…

– Это не ваше дело, – оборвала его блондинка, – занимайтесь своими медицинскими вопросами. Я сама все вижу.

Ну, видишь так видишь. Потом не жалуйся.

Тело лежало далеко от скамейки, записывать стоя было неудобно, и девушка присела на корточки, потом поднялась, снова присела. И почему в дежурной машине никогда не бывает раскладного стульчика для таких случаев? Или он был, но его уже кто-то заныкал?

– Попросите принести вам стул, – вполголоса посоветовал медик, – наверняка кто-нибудь откликнется и притащит из дома хоть табуретку, вон сколько народу кругом. Или пусть ящик какой-нибудь найдут.

– Я сама знаю, что мне делать, – холодно отозвалась она. – Определяйте лучше степень охлаждения трупа и время смерти.

Ого! Какие она слова знает! И с такими обильными познаниями она собирается руководить работой судебного медика?

«Ну и черт с тобой», – в сердцах подумал он, продолжая диктовать описание одежды погибшей и найденных при ней предметов. Потом достал из чемоданчика пузырек-пипетку с раствором пилокарпина и закапал в глаза трупа, чтобы зафиксировать скорость сужения зрачка. На ощупь оценил степень трупного охлаждения на открытых участках и на закрытых одеждой, специальным прибором измерил температуру внутренних органов, определил характер трупного окоченения.

– Трупное окоченение выражено в жевательных мышцах, – мерно и негромко диктовал он, – намечается в мышцах шеи, в других группах мышц отсутствует…

Закончив фиксировать в протоколе трупные явления, эксперт приступил к определению времени наступления смерти. Глянув в приклеенную изнутри на крышке чемодана таблицу, он что-то прикинул в уме, сопоставляя данные с полученными при осмотре результатами, и уверенно проговорил:

– Смерть потерпевшей наступила за полтора-три часа до момента осмотра трупа в семнадцать часов десять минут.

– Ну еще бы, – фыркнула следователь, пытаясь согреть дыханием замерзшие на морозе покрасневшие пальцы, – время смерти точно известно по показаниям свидетелей.

Эксперт промолчал. Не вступать же в свару с этой девочкой? Ничего, пройдет время, она всему научится и сама все поймет. А ему надо заниматься осмотром трупа на предмет наличия телесных повреждений.

– Наблюдается обильное выделение крови из носа, рта, слуховых проходов, – диктовал он.

– Кровотечение, – вслух пробормотала следователь, проговаривая то, что писала.

– Не кровотечение, а именно выделение. – Медик уже с трудом сдерживал раздражение. – Записывайте так, как я диктую, ничего не меняйте.

– А какая разница? – Девушка подняла глаза от бланка протокола и с сердитым недоумением посмотрела на эксперта.

– Термин «кровотечение» применим только к живому человеку, – отрезал он и продолжил осмотр.

Судя по имеющимся повреждениям, падение девушки было все-таки свободным, не ступенчатым, то есть о перила расположенных на нижних этажах балконов она не ударялась. На ощупь эксперт определил наличие нарушений костей скелета, чтобы по преобладанию переломов в той или иной области тела вынести предварительное суждение о том, на какую часть тела упал человек. На какой-то момент он забыл, что работает с молодым следователем, и не остановил ее вовремя, когда заметил, что девушка пишет подряд все то, что он произносит.

– Этого не нужно. – Он чуть повысил голос. – Это мое устное суждение, предварительное, как и суждение о причине смерти. Его не нужно заносить в протокол. Причину смерти мы официально называем только после вскрытия.

Следователь залилась краской, щеки запылали и сделались почти багровыми.

– Меня не интересуют ваши устные суждения, вы должны мне говорить только то, что важно для дела. Я пишу протокол, а не филькину грамоту, – отрезала она.

Эксперту стало одновременно и смешно, и жалко ее. Ну чего она тужится-пыжится? Сказала ведь, что сама все знает, вот он и не стал ее предупреждать заранее, в каком месте закончилась официальная часть и началась неофициальная, содержащая информацию «следователю для сведения». Призналась бы сразу, что не все знает, он бы помог, подсказал. Но ей, похоже, ни помощь, ни подсказки не нужны. Зато вести себя она не умеет. «Надо будет попросить заведующего в понедельник расписать мне этот труп на вскрытие, – подумал он. – Дураков учить надо. Не дай бог, придешь ты ко мне в секционную – я тебя научу экспертов уважать, тебе небо с овчинку покажется. Ты, коза, еще набегаешься ко мне за экспертным заключением!»

Оставшийся оперативник все время куда-то звонил по телефону, отойдя чуть в сторону, и следователь то и дело бросала на него настороженный взгляд, видно, побаивалась, что он без ее ценных указаний соберется что-то предпринимать. Судебный медик хотел побыстрее закончить и уехать до того, как сюда явятся руководители, которым наверняка уже позвонили и сообщили об убийстве. Вряд ли кто теперь сомневается в том, что налицо криминальная смерть, ведь он, эксперт, своими ушами слышал слова очевидцев, что какая-то девушка по имени Наташа столкнула с балкона свою сестру Катю.

Оперативник, наконец, сунул в карман телефон и подошел к ним.

– Есть адрес сестры. Сейчас поедем туда.

– Дождитесь руководства, – сухо бросила ему следователь.

– Да чего тянуть-то? Свидетели однозначно указывают на сестру, надо принимать меры к задержанию…

– Вы вообще соображаете, с кем спорите? – высокомерно спросила она. – Я руковожу работой следствия, а не вы. И решения принимаю тоже только я.

Сыщик невнятно хмыкнул, пожал плечами и, отойдя подальше, снова принялся названивать куда-то. Судебный медик закрыл чемоданчик и встал.

– Я закончил. Давайте распишусь в протоколе и поеду.

Он бросил взгляд в сторону санитаров давно подъехавшей «труповозки»: мужики сидели в машине с открытыми дверьми, курили и, судя по их веселым рожам, травили анекдоты. Вот с ними он бы и уехал, нечего ему тут время терять. Мысль о том, чтобы возвращаться в одной машине со следователем, неприятно резанула. Ему уже не было смешно. И жалость к этой амбициозной глупой девчонке тоже куда-то испарилась. Сейчас в судмедэксперте были только тупая усталость и глухая злость.

– Осмотр места происшествия еще не закончен, стойте и ждите, – бросила следователь, не глядя на него.

Это стало последней каплей. Больше он терпеть ее выходки не намерен.

– Моя работа здесь закончена, – грубо и громко проговорил эксперт. – Я дежурю, и меня в любой момент могут вызвать на другое место происшествия. Так что я сейчас уеду, а вы, милая моя, предъявляйте своему начальству протокол без моей подписи.

Санитары уже упаковали тело в черный пластиковый мешок с «молнией» и грузили труп в машину.

– Вы никуда не поедете, я вас не отпускала, – заявила следователь.

Ну да, конечно, сейчас. Эксперт молча повернулся и направился к «труповозке». Следователь жестом попросила участкового подойти к ней и скомандовала:

– Пишите направление в морг.

– Так тут же убийство, – удивился старый служака, – тут постановление надо писать, а не направление.

– Ну так напишите, – сердито ответила она.

– Так я ж не следователь. Постановления – это ваша работа.

– Вы меня не учите, я сама знаю, кто и что должен делать. Не умничайте, а выполняйте мои приказы, на месте происшествия главная фигура – следователь. Забыли? Так я напоминаю.

– У меня бланков нету, – проворчал участковый.

Блондинка с ехидной и в то же время победной улыбкой вынула из папки и протянула ему бланки. Участковый, недовольно хрюкнув, начал заполнять их «под копирку» – «шапку», потом, в свободной форме, изложение обстоятельств дела. Эксперт с любопытством наблюдал за происходящим, стоя возле машины, в которую он уже сунул свой чемоданчик. Ему хотелось залезть внутрь и хоть немного погреться, но в то же время было страшно любопытно посмотреть, чем дело кончится. Вот сейчас участковый дойдет до вопросов, которые следователь должен поставить перед судмедэкспертом…

– А вопросы-то какие? – спросил участковый.

– Что, сами не знаете? – послышалось в ответ. – Всему вас учить надо.

Участковый принялся ставить галочки напротив тех вопросов, на которые, по его разумению, надо было бы получить ответ. Судебный медик знал точно, что все пойдет наперекосяк и отмеченными окажутся вовсе не те вопросы, которые нужны на самом деле. И уж конечно, в этом постановлении не окажется никаких дополнительных вопросов, которые должен сформулировать именно следователь исходя из конкретных обстоятельств. Вот кого медику действительно жалко, так это немолодого майора, который сейчас пыхтит над бланком постановления. Он служит давно, он опытен и хорошо понимает, что раздражать начальство лишний раз не следует, участковый вечно остается крайним, уж сколько раз проверено.

Наконец следователь подписала оба экземпляра постановления, один из них отдала санитарам «труповозки». Всё, можно уезжать.

Она бросила недоумевающий взгляд на садящегося в фургон судебно-медицинского эксперта.

– Куда это вы собрались? Я вас не отпускала. Вы можете уехать только после того, как подпишете протокол.

Но он даже не повернулся в ее сторону. Просто захлопнул дверь. Машина тронулась.

– Не раздевайся, Тошка, пошли вниз, я тебе кое-что покажу!

Антон Сташис покорно повернулся и шагнул назад к лифту. Галка всегда была заводная и вечно что-то придумывала, с ней легко, может быть, именно поэтому у него и сложились с бывшей одноклассницей такие отношения, при которых все просто и никто никому ничего не должен, встречаются раз в неделю – и никаких взаимных обязательств.

Перед подъездом стояла новенькая блестящая «Мазда» последней модели.

– Ну, как? – радостно спросила Галина, кутаясь в светлую шубку, тоже, по-видимому, новую, во всяком случае, Антон прежде такой шубки на ней не видел. – Правда, здорово?

Он молча кивнул и направился к подъезду. Ничего не здорово. А наоборот, очень даже плохо. Неужели Галка сама не понимает?

Они поднялись в квартиру, разделись, и Галина предложила выпить кофе с пирожными. Антон согласился с удовольствием, сегодня был последний рабочий день перед отпуском, он подбивал бабки и сводил концы с концами, вышел на работу в воскресенье, чтобы все доделать, пообедать не успел, страшно проголодался и устал. Вообще-то он рассчитывал на ужин у подруги, но и кофе с пирожными – тоже неплохо. А Галка что-то надулась, настроение у нее испортилось. Хотя чему удивляться, она же ждала, что он будет радоваться ее приобретению так же сильно, как и она сама, а Антон почему-то отреагировал вяло и равнодушно.

Да и как еще он мог реагировать? Не нравится ему Галкино стремление приобретать и приобретать, без конца и края, тратить деньги, которые самому Антону кажутся более чем сомнительными. Хотя вроде бы все правильно, все по закону: Галина Тишунина получила большое наследство. И все было бы нормально, если бы она повела себя по-другому.

Дело в том, что у Галины есть старший брат Анатолий Тишунин, который в свое время продал квартиру, чтобы вложиться в собственный бизнес. Бизнес у него был давно, но к тому моменту дышал на ладан. Вся его семья, жена и ребенок, прописались к Галине, иначе Анатолию не позволили бы продать квартиру. Теперь брат с женой и сыном живут на съемной квартире, бизнес спасти не удалось, и Анатолий работает менеджером в какой-то фирме. О том, чтобы заработать денег на собственное жилье, речь вообще не идет. И когда Галина два месяца назад радостно сообщила Антону, что получила наследство, он сказал:

– Здорово! Теперь ты сможешь дать Толику денег на квартиру, хватит ему по чужим углам мыкаться.

Галина тогда промолчала, и Антон расценил это как знак согласия, потому что все очевидно и обсуждать тут нечего. Больше они к этому не возвращались, Галина жила своей жизнью, делала какие-то покупки, Антон то и дело обращал внимание на появляющиеся новые вещи, вероятно, очень дорогие, но считал себя не вправе задавать ей вопросы о том, как она распоряжается наследством и кто вообще его оставил. В конце концов, это ее личное дело, а он ей не муж и не близкий друг, так, партнер по сексу раз в одну-две недели. Отношения у них были такие, которые дружбой назвать ну никак нельзя.

И тут вдруг Галка хвастается новой машиной!

– А ты Толику-то дала денег? – спросил Антон. – Когда новоселье?