Гроб несли отец, дядя Фома и сосед по имени Витька, своим видом никогда не внушающий Даше доверия. Всегда обросший, с жёлтыми зубами и амбре, из-за которого невозможно находиться рядом, не имея такого же. Он бывал либо выпившим, либо с похмелья, но сегодня Даша не почувствовала ни капли перегара в воздухе: Витька даже где-то отрыл пиджак, наверное, ещё времен выпускного, и натянул на майку-алкоголичку, которую не снимал, сколько Даша себя помнила. Он нёс в зубах две гвоздики, и на лице читалась неподдельная скорбь.

– Мои соболезнования. Она была хорошим человеком. Всем нам будет её не хватать, – говорил Витька, будто цитировал книгу под названием «Что сказать человеку, у которого умерла мать».

Плохую книгу, просто ужасную. Её наверняка написал человек, ничего не смыслящий в утешении.

Следом Даша и мама разбрасывали еловые ветки. Никто из них не знал зачем, но в бабушкиной книге было чётко расписано, как именно её похоронить. Но и спорить не хотели: по сути, последняя воля умершего была неприкосновенна.

Зелёный путь выстроился от самого порога до кладбища, где уже ждал местный священник, отец Пётр. Про отпевание в инструкции не оказалось ни слова, но мать проявила инициативу.

– Хуже не будет, – говорила она, вздыхая, – Зинаида Григорьевна жила неспокойно и умерла тоже. Пусть хоть там она обретёт вечный покой.

Никто ей не возразил.

Дядя Фома появился только утром, за час до церемонии отпевания. Отец сделал вид, что не заметил его появления, и даже ни разу на него не взглянул. Даша всегда замечала между ними напряжение: отец явно недолюбливал младшего брата. Ни то ревновал к материнской любви, ни то… Да, скорее всего, именно к ней. Даша не знала их старых разногласий, зато хорошо видела, как дядя Фома повёл себя после звонка, когда бабушка умерла.

Он не приехал за телом. Не дал ни копейки на похороны. Даже не явился попрощаться, когда семья собралась у гроба в последнюю ночь перед мёрзлой землёй, вместо чего оказался на пороге перед походом в церквушку, когда самое тяжёлое было уже позади.

Отпевание, бросание земли на гроб, слёзы, поминки слились для Даши в одно серое марево, через которое она, словно ведьма из детского мультфильма, наблюдала, но участия не принимала. Её куда-то вели, что-то говорили, вроде мать даже тащила её за руку к машине, но она была под огромным куполом, через который вряд ли кто-то смог бы достучаться.

Всё, что ей запомнилось, так это ворон, возвышающийся на кресте неподвижно, будто сросшийся с памятником. Его перья немного разлохматились от пронизывающего ветра, но сам он сидел прямо, задрав клюв и ожидая гостинцев. Кладбищенские птицы всегда рады гостям: после их прихода можно поживиться чем-то съедобным. Глупые кожаные верят, что покойник спустится, чтобы угоститься, пока они, настоящие хозяева захоронений, наращивают неплохую мускулатуру на конфетах и яйцах. Главное, чтобы фантики убирали, но с этим справится и ветер, и дети, что приходят сюда после Пасхи или в Родительский день за тем же самым.

На поминках отец Пётр говорил больше всех. Даша пропускала мимо ушей его разговоры о чистоте души Зинаиды, её верности церкви и даже конкретных цифр, сколько та пожертвовала на храм за свою жизнь. Она не поднимала взгляда со своей тарелки: белая глянцевая горка сладкой каши покрывалась плёнкой, превращаясь из не самой аппетитной в совершенно тошнотворное месиво.

Неужели кто-то сейчас и правда хотел есть? Даше кусок в горло не лез. Всё, чего хотелось, это курить. Желание сжать зубами фильтр и затянуться зудело в дёснах до нестерпимой боли, хоть ногтями их раздирай.

Но как только она пыталась подняться из-за стола, сразу же слышала шипение над ухом, и мамина рука не больно, но хлёстко касалась бедра.

Поймав момент, когда она отвернулась, Даша резко вскочила, готовая пуститься в бегство, но замерла. Боковым зрением она заметила что-то чёрное на месте, где восседал отец Пётр. Едва Даша повернулась в его сторону, наваждение исчезло, но она была готова поклясться: на месте живота, под длинной седой бородой зияла дыра, из которой чёрными змеями то и дело что-то выпадало, но он успевал ловить и засовывать обратно.

Даша сглотнула и встряхнула головой, вдруг осознавая, что внимание стола приковано к ней.

– Хочешь что-то сказать, деточка? Ты не бойся, Зинаиде с того света будет приятно послушать внучку. Бери, не стесняйся, мы здесь все свои.

Перед ней сразу оказался стакан с водкой. Мама неодобрительно покачала головой и фыркнула в сторону Витьки, который его организовал, и уже собиралась отобрать, но Даша успела быстрее.

Томящая тишина за столом затягивалась, но в голову не шло ни одной мысли. Пожалуй, Даше стоило взять у Витьки книгу с готовыми соболезнованиями, потому что выразить в словах свои чувства она не могла, как не старалась.

– Я буду скучать, ба, – тихо произнесла она и одним глотком опустошила стакан.

– Вот! Коротко и по делу. Молодец, девочка, – похвалил отец Пётр.

Даша наблюдала за ним все поминки, но ничего не видела: ни боковым, ни обычным зрением.

Вечером пришло время решать, кто останется с живностью. Чёрный, Рыжий и Федька привыкли к деревенской жизни, и загнать их в квартиру было бы кощунством. Тогда-то и всплыл вопрос, о котором Дашка даже и не подумала.

– Пусть остаются, всё равно дом продавать. Это уже дело следующих хозяев, – отмахнулся дядя Фома.

На лицах Даши, мамы и отца заиграло удивление.

– Какая ещё продажа? – нервно хмыкнула мама, складывая руки на груди в оборонительном жесте, – Зинаида Григорьевна завещала этот дом Дашке, так что не тебе решать, как поступать.

– Завещала, может, и завещала, – покачал головой дядя Фома, щёлкая семечки, – Но я свои права знаю, мне, как наследнику первой линии полагается одна шестая.

Потрясённая тишина была ему ответом. Поэтому тот продолжил:

– Вы не думайте, что я зверь какой-то. Мы же семья. Не буду я вас выгонять, раз вы так дорожите этим домом. Можете отдать деньгами. На следующей неделе приедет оценщик, там и посчитаемся. Договорились?

Дядя Фома улыбался, как улыбаются дети, когда видят, что им несут игрушку, даже не пытаясь строить скорбящую мину. И Даша подумала, что лучше бы ворон забрал его, а не бабушку.

* * *

Даша вызвалась остаться в деревне, пока не решится вопрос с животными и продажей. Убедив родителей, что по учёбе все уладит, она проводила их, запирая ржавую калитку лишь тогда, когда на горизонте перестал быть виден силуэт машины.

Тогда Даша поспешила в дом: погода совсем не радовала, промозглый ветер продолжал пробираться под куртку, а затянутое пеленой небо давило головной болью.

В бабушкином доме всегда было тепло. Никаких батарей и лёгкости городской жизни. Но Даше повезло: в сарае лежали заготовленные дрова на всю зиму, и ей нужно было лишь донести их до печи. Растапливать её было уже не так сложно: руки помнили, чему их учили, как оказалось, так давно.

Электричество и газ были, так что едва за окном темнело, можно было включить насколько ламп в разных комнатах, освещая дом. Едва закрыв за собой, Дашка сразу же заперлась на все замки, какие врезали в дверь, и только после этого последовала дальше.

Бессонные ночи не прошли даром, и едва в доме потеплело, Даша начала проваливаться в дрёму.

Она поставила телефон на зарядку, умылась, запустила котов и легла спать, поставив на тумбу рядом с кроватью стакан воды, чтобы ночью не вставать. Едва Даша погасила свет, Чёрный и Рыжий забрались в ноги и начали умываться.

После поминок с зеркал сняли тряпки, и Даша оказалась напротив собственного отражения. Неужели бабушка так и спала? Нет, кровать стояла по-другому, она это помнила. Гроб сначала хотели ставить в этой комнате, поэтому передвигали кровать. Даша не знала примет, запрещающих это, но спать напротив зеркала она точно не хотела. Кожей чувствовалось, как отражение липнет к телу непрошенными взглядами, пускай в жизнь по ту сторону зеркала, что была излюбленной темой подростковых фантастов, Даша давно не верила. Перестала тогда же, когда перешла на более взрослую литературу.

Сдёрнув с верхней полки простыню, Даша набросила ту на раму и, погасив свет, благополучно уснула.

* * *

Её разбудил стук. Методичный и звонкий, он сначала казался отголоском сна, но вскоре Даша окончательно прогнала туман из головы и поняла, что звук реальный. Кто-то раз за разом стучал в окно, прямо над её головой, за тонкой шторой.

Кто-то из родни вернулся? Или, может, соседу Витьке не спится, ходит-ищет собутыльника? Пока Даша думала, по ту сторону стекла замолчали, и она уже выдохнула, как другое зрелище повергло в ужас.

На зеркале не было простыни. И она не валялась на полу, смятая и упавшая под ноги, нет. Тряпки вовсе не было.

Даша почувствовала, как начала замерзать, но набраться духа и сдвинуться с места не могла. Пока она не двигалась, реальность оставалась прежней, её дыры не ползли в разные стороны, впуская в этот мир кошмары из головы маленькой девочки.

Шесть лет она не видела вывернутых. Теперь, когда снова вернулась в эту чертову деревню, всё повторилось.

Она точно помнила, как завешивала своё отражение, а теперь глядела на саму себя, замерев от страха.

Тем временем в окно снова постучали. Три раза с одинаковым интервалом, будто стояли с секундомером.

Даша зажмурилась, вдохнула больше воздуха и снова открыла глаза. Реальность оставалась прежней. Даже после того, как она встала с кровати и на носках прокралась к окну.

Стук повторился.

А вдруг там грабители? С чего Даша взяла, что к ней ломится кто-то из своих, безобидных? Может, пошёл слух, что старушка отошла в мир иной, и самое время поживиться чем-нибудь в её доме. А здесь, вот так сюрприз, Даша.

Вряд ли они обрадуются.

Штора двигалась от сквозняка: ветер никак не успокаивался и продувал деревянные окна насквозь. Даша ещё какое-то время наблюдала за расходящимися по ней волнами, а потом резко дёрнула в сторону: кольца, на которые она крепилась, характерно лязгнули.

Во дворе никого не оказалось. Кроме ворона, усевшегося на наличник и долбящего стекло клювом. В подтверждение Дашиной догадки он ещё раз постучал, как делал до этого не менее получаса.

Даша вздохнула с облегчением. Пускай вороны за сегодня ей немыслимо надоели, но они не так опасны, как желающие зла люди. Даже такие настойчивые.

Она замахала руками, прогоняя его. Но тот лишь склонил голову набок, как делал его предшественник. А, может, её преследует одна и та же птица?

Если так, скорее всего бабушка просто его прикормила. Милосердия ей было не занимать, а этот любитель халявы мог покривляться перед ней, делая вид, что с крылом что-то не так, и корм до конца жизни был обеспечен.

Стук по окну также не возымел эффекта. Тогда Даша сходила на кухню и вернулась с буханкой, на ходу отрывая и катая в пальцах маленькие кусочки. Может, теперь он от неё отстанет?

Когда окно было открыто, и Даша даже начала бросать ему угощение, вместо того, чтобы опуститься на землю и подобрать его, ворон влетел в комнату. Пролетел над потолком за один взмах крыльев и приземлился на верхней полке шкафа. Там, откуда ещё вечером Даша взяла простынь.

– Глупая птица!

Оба кота мгновенно проснулись, вскочили на лапы и зашипели, выгибая спины. Ворон даже не удостоил их взглядом. Он смотрел лишь на Дашу.

Глаза-бусины больше не выражали детского любопытства. Они глядели так, будто ждали следующего хода противника.

Вот, смотри, я залетел внутрь. И что теперь ты сможешь сделать, кожаная?

Даша взялась за швабру.

Она изобрела этот метод – использовать её наподобие деревянной палки для обороны, какой, к слову, она и являлась – когда очень хотела играть с котами, а те, в свою очередь, совсем нет. Они прятались под кровать, и уже немного повзрослевшая Даша не могла достать своих пушистиков оттуда. Тогда в ход и шла швабра.

Вот теперь досталось и ворону: он каркал, метался под потолком, но Даша была неутомима. Она не станет спать с дикой тварью в доме. Пусть летит себе на улицу. Коты тоже всполошились, и когда птица летела опасно низко, атаковали с кресел.

В итоге командной работой им удалось заставить его вылететь в открытое окно. Уже почти покинув дом, он задел крылом стакан, и тот полетел вниз. Даша бросилась его ловить, но не успела: тот уже коснулся пола.

Но не разбился.

Он застыл, а через секунду вновь оказался на столе. Ни капли воды не вылилось на ковёр.

Даша подошла ближе, осмотрела его, потом место, куда стакан должен был приземлиться. Но нигде не оказалось ничего подозрительного. Стакан как стакан. Даша даже попробовала воду на вкус, но ничего подозрительного не обнаружила.

– Чертовщина какая-то…