Дон Гильяно требовал, чтобы матери находились при детях, потому что ребенок без матери – что шлюпка без руля.

– Вот и пасу свое дорогое чадо мужеского полу на просторах колониального Дома Гильяно, – вздыхала Анж. – Девочки – другое дело, им достаточно выйти замуж за кого-нибудь из семьи, чтобы получить все права.

За пределами Дома Гильяно Анж уже один раз выходила замуж за невероятно скучного человека, у которого от первого брака остались двое мальчишек. Но она так издергала этого мужчину требованиями о подарках, бриллиантах и мехах, а также столь явно изменяла ему со своим кузеном Андре де Кавальканти, что муж поспешил сбежать в неизвестном направлении.

– А какую рождественскую открытку я подписала этому неотесанному деревенщине! – говорила она, имея в виду своего первого мужа. – «Мужик, прими мои поздравления и пожелания новой шубы в Новом году!» И я получила новую шубу. Котиковое манто. Безумно роскошный мех!

Сдав пасынков в приют, Анжелин устроила судьбу с Андре, правда, этого повесу удалось приструнить только сообщением о внезапной беременности. До рождения сына они жили в маленьком городке, Андре работал на благо Дома Гильяно (Ада так и не поняла, чем именно он занимался), а с женой постоянно ругался из-за ее неумеренных запросов.

– Бриллиантов тебе мало? – кричал он, размахивая бокалом виски и щедро орошая напитком пол вокруг себя. – А на какие шиши, позволь, я тебе достану бриллианты? Кто оплатил тебе дурацкий ремонт? Ручки дверные бриллиантовые ты за чей счет поставила? Вот теперь открути их, возьми в руки и ходи!

Элен находила новую подругу Ады вульгарной, Марк считал, что Анж просто отвратительна, но Аде нравилась эта женщина. С ней было весело. С остальными дамами Дома Гильяно ей не удалось наладить отношения. Истинные женщины – фонтан женских гормонов, непредсказуемы, как стая обезьян. Они добиваются твоей дружбы, выведывают твои секреты, уводят твоего парня и напоследок втыкают нож сарказма в твою спину. Сначала они скорбят вместе с тобой, потом тебя оскорбляют. Они хитры, вероломны, прикидываются воспитанными и тонкими. Анж не прикидывалась. Она была как на ладони. Грубая, насмешливая, неуравновешенная. Алкоголь же приводил ее в состояние какого-то мистического откровения, будто ей в напитки по капле подливали настойку опиума:

– Ты думаешь, Дом Гильяно – обычный дом? Особняк на берегу океана? Чушь! Не просто дом, а существо архитектурной формы жизни! – И она откинулась на пестрые подушки, чтобы полюбоваться произведенным эффектом. Ада сделала удивленное лицо. Анж была довольна. – Здесь происходят странные вещи. Очень странные. Настолько странные, что эти вещи все предпочитают не замечать. Разум не в силах объяснить, что здесь творится. У этого дома есть имя. А мы все только принадлежим ему. Он строит себя из нас, как из кирпичей. Он дышит, он перемещается вместе с нами по свету. Но не мы нужны ему. Мы – так… стены, полы и потолки, нечто неодушевленное, а ему нужна душа. Душа Гильяно. Ему нужна сила. Ему нужны чудеса. Но сила и чудеса ушли из этого дома. Представляешь, раньше под этой крышей не старели. Да-да… Старость не наступала в Доме Гильяно. И был смысл в том, что все эти тупоголовые мамаши сидели в Доме, – они же хотели сохранить молодость. Ха-ха, некоторые даже верят, что прежние времена вернутся. Не слушай меня – вранье полное, когда напьюсь, хочется кого-нибудь одурачить. Вот погоди, услышишь еще сказки из Книги!

Неудивительно, что ни Марк, ни Элен не выдерживали ее театра.

* * *

Ада помнила, что положила таблетки в сумку. Их ведь нужно принимать регулярно. Она все перерыла. Безрезультатно. То ли она их потеряла, то ли их кто-то стащил. Завтра она сходит в аптеку.

Анжелин ее просветила – контрацепция в Доме Гильяно под запретом!

– А как поддерживать постоянное количество слуг? Чужих в дом не допускают. Прислуживают, как правило, дети. Вот и подумай, откуда они берутся, – задала ей задачку Анжелин. – Служители изымают все презервативы, все таблетки после первой же ночи, которую проводят гости в Доме Гильяно.

– Они роются в вещах?

– И в карманах, – подтвердила Анж. – Как только мы с Андре не прятали презервативы! Никогда не удавалось оставаться их владельцами дольше суток. Правда, иногда можно отыскать парочку в мусорном ведре на кухне. Но представь, что скажет дон Гильяно, когда ему донесут, что ты прокралась на кухню и рылась в помойке?! А Служители ему донесут, ведь он – главный гарант продолжения рода Гильяно! Позор, да и только. Знаешь, сколько детей у дона Марко? Дочь от законной супруги и трое от секретарши. А сколько от остальных женщин Дома Гильяно, я уже и со счета сбилась! Ведь по Закону дон Гильяно может спать с любой женщиной в Доме и любая может родить от него ребенка.

– Возмутительный закон!

– Крайне возмутительный! – согласилась Анж. – Эти доны такие развратники! И тебя он не обойдет своим вниманием, дорогуша. Спорим, он уже на тебя облизывается. Совет на будущее: если планируешь стать принадлежностью Дома Гильяно, постарайся как можно быстрее забеременеть, беременных женщин дон не трогает и молодых мамаш тоже. Но если ты и после родов сохранишь столь же великолепную фигуру, познакомишься с ним очень близко.

– К тебе он приходил?

– Посещал меня дважды, пока я не забеременела Альфи, – скользнула по опасной теме Анжелин, и тут же выражение тревоги за судьбу Ады вновь возникло на ее лице. – И еще один момент: дону Гильяно ты не имеешь права отказать, не то что всем остальным.

«Никто не знает, где находится спальня дона Гильяно. Он всегда бодрствует, и никто не знает, когда он спит. На ночь он выбирает себе спутницу. И всегда покидает ее спальню до рассвета».

Женщины Дома Гильяно имели право отказаться от близости без объяснения причин. Никто их за это не наказывал, их слово было законом, и отказ не обсуждался. Приятно осознавать, что выбор зависит от тебя. И Ада не отказала Марку, когда он по примеру остальных мужчин в холле опустился перед ней на одно колено и произнес: «Марк Вайнер приглашает синьорину Аду провести с ним ночь под сводами Дома Гильяно. И пусть никто не знает, что творится за закрытыми дверями». Она шепнула: «Согласна», хотя могла бы отрицательно покачать головой, протянула ему левую руку с кольцом. И он, по обычаю Дома, коснулся лбом тыльной стороны ее ладони.

Некоторые женщины жалуются на отсутствие прелюдии. Мол, не успевают возбудиться, мужчины слишком спешат. Им бы в постель к Марку Вайнеру – интересно, сколько бы они продержались, перед тем как рвануть обратно к своим мужьям-скорострелам? Марк Вайнер… вот уж кто не спешит, а продлевает прелюдию часами. Ада готова была взвыть, грязно ругаться и кричать: «Да засади, в конце концов, ты, сукин сын!» Он не любил передавать инициативу, как правило, ее выступление было лишь частью его грандиозного спектакля. И все-то он делал правильно, и дрожь возбуждения пробегала по телу, и было приятно, и тысячи женщин молились бы на него… но после Ашера ей было нужно другое. Чтобы сильный мужчина без разговоров и околичностей сжимал ее в объятиях, чтобы чувствовать его тяжесть, подчиняться его бешеному ритму. А не стонать и умолять Марка: «Ну, пожалуйста, войди в меня!» – его еще не один час приходилось уговаривать. Каждый раз она чувствовала себя марафонцем, который бежит и бежит, а финиша не видно. Ему был присущ какой-то сладострастный садизм, без всякой там жестокости. Он любил смотреть, как она изнемогает от его ласк, которые ни к чему не приводят, а когда приводят, то, как правило, к этому моменту все эмоции настолько перегорели, что она нечеловеческим усилием воли заставляла себя не спать.

А еще он любил рассказывать, предвосхищать «удовольствие», которое ее ждет, стоит ночи опуститься на город. И в ресторане мог не меньше часа или даже двух расписывать, как все будет происходить в спальне. Уже одни его слова набивали оскомину, а потом (сюрприз, сюрприз!) повторялись в точности до жеста. «Да что с тобой такое! – хотелось долбануть его кулаком. – Это я уже знаю. Давай придумаем что-нибудь еще!» Но молчала, ведь любую попытку спонтанной импровизации он воспринимал как личное оскорбление.

Не беда, если бы он реализовывал свои фантазии утром или днем, но в светлое время суток у него находились сотни дел и никогда не было времени для секса. Утехи он неизменно приберегал на ночь. А ведь ночью иногда хочется всего лишь пять минут близости, чтобы сбросить напряжение, расслабиться и уснуть. Но с Марком сон мог не прийти до рассвета. Поэтому сто раз подумаешь, прежде чем соблазнять его и начинать всю эту волынку.

Ну а в остальном – клад, а не мужчина. Вежливый, предупредительный, ненавязчивый. С ним можно с легкостью прожить годы.

– Тебе не кажется, что наш роман изначально был слишком предсказуем? – спросил ее Марк. Ада напряглась – ничего хорошего не сулят такие разговоры. – Познакомились на выставке, начали встречаться… И у меня возникает вполне законный вопрос: почему я? Тем более когда ты плачешь в Мемориальной гостиной. Там есть кто-то, с кем ты была знакома? Вас связывали сильные чувства? Длительные отношения? Скажи мне, что я о тебе не знаю?

«Вот оно, признайся, – подзуживал внутренний голос. – Самое время».

Но снова навалилась слабость, охватило безволие. Придется выслушивать упреки, что-то решать, скандал накануне семейного праздника – позор.

– Кто тебе рассказал? – вскинулась она. А ведь можно было поломать комедию: «Я? Плачу? В Мемориальной гостиной? Ты меня с кем-то спутал…» Но у Ады были свои правила. Если хочешь что-то скрыть – будь искренней.

– Твоя болтливая подруга Анжелин. Она сказала это, желая подчеркнуть твою чувствительность. Согласен, гостиная – скорбное место, но никто не плачет по чужим мертвецам. Если этот кто-то в своем уме и ничего не скрывает.

Аду тянуло в Мемориальную гостиную, там был спрятан ее магнит, и она плакала, глядя на его фотографию.

– Это не из-за кого-то… В Мемориальной гостиной я плачу, потому что у этих людей есть семья, даже после смерти у них есть семья, и они остаются в семье. У меня не было семьи и дома не было. Мою фотографию не станут так хранить после моей смерти.

И Марк посмотрел на нее, как смотрел только Марк. Он вырос без отца, он боготворил его и ненавидел, и ничего не мог сделать, чтобы отец им гордился или хотя бы просто пришел на обед.

– У тебя будет семья, я тебе обещаю. Она уже у тебя есть.

И все-таки он был хорошим человеком, этот Марк Вайнер. Будь он настоящим Гильяно, у него не осталось бы шансов стать хорошим.

* * *

Глянцевые улыбки на фотографиях в Мемориальной гостиной сияют безмятежностью. Эти люди улыбаются, потому что еще никогда не умирали по-настоящему. Но им пришлось умереть, на память остались лишь фотографии. Теперь в Доме Гильяно умирали не только те, кто должен был уйти. Уходили не только те, кто засыпал с улыбкой на губах, чтобы вновь проснуться в новом теле. Уходили самые сильные, самые живые, самые счастливые мальчики и девочки Дома Гильяно. Смерть забирала лучших.

Когда-то Дом Гильяно действительно был самым желанным местом на свете. До тех пор, пока Дом не посетили болезни, а затем и смерть. Могущество Дома Гильяно обеспечивали лилу – сгорбленные дети-старички с сапфировыми глазами и с серебряными волосами. Их называли «драгоценностью Дома Гильяно». Их никогда не рождалось много, но всегда было достаточно. Лишь перед тем как один дон сменялся другим, лилу становилось меньше. И это был знак для правящего дона Гильяно, что настала пора уходить.

Лилу обеспечивали домочадцев Гильяно вечной жизнью без болезней, без тревог и без боли. Они выполняли еще десятки различных мелких поручений, чтобы сделать пребывание Гильяно на Земле более счастливым, они приносили удачу, надували ветром паруса кораблей, ослабляли противника в битвах, копили богатства и открывали места залежей золота и драгоценных камней.

С помощью лилу Гильяно могли выполнять свою миссию на Земле. Они владели Великими Таблицами МЕ, которые раскрывали секрет всего сущего в этой Вселенной. Эти Таблицы хранились в Доме. И без вечной жизни Стражам Дома, хранителям Таблиц, трудно было бы держать Вселенную под контролем, многое бы ускользало от их внимания, что-то бы неизменно забывалось. Ведь эта Вселенная была царством сна, глубокого, почти беспробудного. С исчезновением лилу миссия Стражей оказалась под угрозой.