Глава 4

А ведь я скучала по Моэргрину. Действительно скучала, сколько бы ни возмущалась дикости здешних мест и порядков; сколько бы ни расхваливала Нью-Аркадиан за его блеск и роскошь… Надо же, каждый раз я так рвалась в столицу, обратно к своим друзьям, к сомнительной работе и столь же сомнительным развлечениям – и каждый же раз, когда приближался день отъезда, украдкой смаргивала слёзы да принималась тискать близнецов. Те, само собой, вечно бухтели и вырывались – они, видите ли, взрослые, таких серьёзных мужиков лапуленьками не зовут и в лобик не целуют! – но вечером непременно прокрадывались ко мне в комнату, чтобы отстроить на кровати нашу традиционную берложку из подушек и одеял, обнимали меня в четыре руки и без конца упрашивали остаться.

Остаться я никак не могла. Едва не всю мою сознательную жизнь я мечтала о Магистерии; именно там я наконец обрела цель в жизни и какой-никакой порядок в голове.

Но теперь с учёбой покончено. И вот я здесь.

– Джинни! Джинни приехала! – загорланили близнецы, не успела я даже выйти из кара. А когда вышла – меня тут же едва не сшибли с ног.

– Потише, засранцы, щас уроните! – со смехом одёрнула и крепко прижала к себе наперебой галдящих мальчишек. И невольно подивилась – обе вихрастые светлые макушки уже почти достают мне до плеча. В десять-то лет! Ну да, тоже вырастут дылдами, это давно уж ясно. – Что, пока меня не было, решили вымахать с папу ростом?

– Пф! – Бернар отстранился и гордо приосанился. – Да мы его ещё обгоним, вот увидишь!

– Вот увидишь! – звонким эхом подхватил Инсар. – Будем в сто тыщ раз круче нашего старика!..

– Огромные и злобные!..

– И вся округа будет нас бояться!..

– Ибо нефиг!

Боги, они всё такие же несносные.

Я снова рассмеялась и укоризненно покачала головой. А заодно велела себе не тянуть с поиском жилья: пять хищников-альф в одном доме – форменное безумие. Особенно если один из них – твой обожаемый папа с болезненной склонностью к контролю всего и вся. Меня в частности.

Нет, папу я люблю безумно. Как и маму. Сказать, что я рада видеть их после целого года разлуки, – всё равно что не сказать ничего. Рада. Очень. И их донельзя счастливым лицам, и объятьям, от которых трещат кости. И даже отцовским причитаниям, какая я худенькая и что мне нужно лучше кушать.

Серьёзно, почему этот мужчина, внешности и силе которого любой молодняк обзавидуется, ведёт себя словно курица-наседка? Хотя дурацкий вопрос. Я же драгоценная папина принцесса, похожая сразу и на его безвременно ушедшую матушку, и на любимую женщину, с которой они вместе вот уже почти четверть века. Наверное, будь у меня сын от того, кого я люблю больше жизни, я бы тоже превратилась в оголтелую мамашу.

– Не превратилась бы, – проговорила мама со смешком, когда я озвучила свои мысли. – Мы же не эти клятые медведи с их тягой к берлогам и медвежаткам. Хаос, почему я не родила троих сыновей? Мишек, чтобы у одного кошатника крыша не ехала!

– Нет уж, девочки лучше, – возразил папа, наконец перестав хрустеть моими несчастными костями. – Смотри какая у нас красавица получилась. Я бы ещё от одной не отказался!

– Ни за что, ты не подобьёшь меня на это снова. Нет, Маграт, никаких больше котяток, медвежаток и прочей живности! Я слишком старая для этого дерьма!

Я глянула на маму с неприкрытым изумлением. Это она-то старая? Да сколько я себя помню, она всегда в одной поре: свежая, подтянутая, с чётким рельефом мышц по всему телу и роскошной фигурой, о которой мне можно только мечтать. Страдай, Джинни, не бывает у северянок пышной груди и аппетитной задницы. Все сплошь высоченные и поджарые, хоть обычно и не такие тонкокостные, как я.

Словом, никто и никогда в жизни не поверит, что вот этой жгучей южной красотке пятьдесят восемь лет! Как многие отказываются верить и в то, что моя мать – лицензированная охотница на нечисть, федеральный маршал Антеарра и официальный ликвидатор округа Греймор. Да и вообще она у нас офигеть какая. Кремень. Мне такой никогда не стать…

Ну да я и не претендую. У каждого своя судьба, и моя меня больше чем устраивает.

Почти.

И вот это самое «почти» явилось к нам домой, нагло отняв у меня внимание братишек и заставив столбом замереть посреди сада, так буйно разросшегося в моё отсутствие.

Я смотрела на Хоту – в идиотской клетчатой рубахе, всклокоченного и небритого, на полдвора воняющего маслом, точно его силком вытащили из-под кара и поволокли сюда за шиворот, как нашкодившего кота, – и понимала, что… нет. Просто нет. Не отболело, не прошло, не стало ничуть меньше ни любви, ни ненависти.

Только ненавидеть Хоту – всё равно что пытаться влезть в мокрый купальник. Трудно, противно, неудобно и не пойми зачем. А вот любить его всегда было так же просто и естественно, как дышать.

Было. Было, Реджина. Вот ключевое слово. Не позорься и не вороши прошлое. Ты не будешь ни раздирать когтями эту наглую рожу, ни радостно кидаться подонку на шею. Просто поприветствуешь так, как положено приветствовать кузена; вы изобразите, что вовсе не желаете поубивать друг друга, и пойдёте каждый своей дорогой.

И плевать, что дорога у вас должна быть одна на двоих.

Плевать, что не могу смотреть на него, не пытаясь прикоснуться; плевать, что от одного его запаха по-прежнему коленки подгибаются, как у глупой школьницы; плевать, что сам он до сих пор глядит и трогает так, как совсем не подобает двоюродному брату…

Плевать. Потому что едва Хота открывает свою трепливую пасть – и все мои сомнения разбиваются вдребезги.

Он – моя судьба? Вот эта надутая альфа-сволочь?! Какие глупости! Просто у Прядильщика странное чувство юмора. Не мог же он всерьёз связать меня с самовлюблённым эгоистом, неспособным удержать член в штанах? Уж я надеюсь на это. И какая разница, что надежда – аспект совсем другого божества? Никакой. Никакой!

Не ко мне он пришёл, видите ли. Да не очень-то и хотелось! Кому ты нужен вообще, несносный, наглый, самовлюблённый комок меха!

Пренебрежение Хоты, пусть и насквозь нарочитое, задело как ничто другое. Никогда прежде он не обращался со мной так. Это больно ударило по самолюбию; а ещё, что уж там, обозлило изрядно. Да как он смеет являться в мой дом и вести себя так, словно это я испоганила наши отношения, которыми он якобы дорожил?

Как же, как же… дорожил он. С половиной грейморских девиц. С-с-скотина.

На кончиках пальцев то и дело проскакивали искры, а внутри творилось такое, что куда уж тем разломам с их привычкой глотать людей… лично я после встречи с долбаным кузеном была готова сожрать население небольшого приграничного городка. Однако же стоически улыбалась, вместо людишек пожирала пирог с малиной и старательно делала вид, что я самая счастливая киса на свете. А родители, бабушка и даже братья тактично не замечали, как от моего безграничного счастья мигают светильники и дребезжат стёкла.

А он думал, это я перед ним буду извиняться? И за что же – за то, что не стерпела его предательство? За то, что отплатила ему той же монетой? О, ну так не в этой жизни: я слишком себя уважаю!

Жаль только, пять лет назад я не уважала себя как следовало. Иначе не отдала бы свою невинность первому попавшемуся полудурку…

Ну ладно, не первому попавшемуся. Его звали Дерек Кроули, и он буквально преследовал меня целый семестр. Старшекурсник-инквизитор, любимец преподов и предмет влажных мечтаний любой девчонки в Магистерии. Не буду врать, что мне не льстило его назойливое внимание. Может, у нас бы даже что-то и вышло, Кроули был абсолютно мой тип – белобрысая шевелюра, смазливое лицо, уйма наглости и бахвальства, мания величия размером с Тор Гаттар…

«А почему бы и не дать ему шанс?» – думала я всякий раз, когда злость на Хоту, копившаяся месяцами, норовила перевесить любовь к нему же. Мне казалось, что он не заслуживает ни любви, ни верности. Да, Дерек тоже был самодовольным засранцем и вряд ли воспринимал меня всерьёз, но зато не бегал как от прокажённой. И по бабам тоже не бегал. Или же был достаточно умён, чтобы не выставлять это напоказ.

Словом, всего этого с лихвой хватило, чтобы назначить его почётным дефлоратором.

Зря, очень зря. Не потому, что золотой мальчик Дерек Кроули был так уж плох – он честно старался мне угодить и понравиться. Правда, без толку: мой первый раз был совершенно ужасен…

Просто не стоит ни с кем спать из мести. Ещё и по пьяни. Ещё и с таким же пьяным мудаком, который и на трезвую-то голову не желал слышать слова «нет». Потом, правда, он соизволил меня пожалеть и клятвенно заверил, что уж во второй-то раз мне обязательно с ним понравится.

Может и так, но второго раза не случилось по техническим причинам. Ибо следующим утром Дерек уже валялся в реанимации, до полусмерти избитый одним ревнивым подонком. Сцепились они с Хотой так, что до сих пор вспоминать страшно… И стыдно – глупость сотворила я, а расплачиваться пришлось болвану, без всякого умысла затащившему меня в постель.

Однако и в том, что Хота не в состоянии контролировать свой гнев, я тоже не виновата. Мне вообще перед ним каяться не в чем, пусть катится к Хаосу со своими обидами!

– Ну один в один невестка моя покойная, мир её праху, – ворчливо произнесла бабушка Дердра, когда мы уже прощались: мама собиралась на работу и предложила подвезти бабулю до деревни. Видно, чтобы та не надумала погостить с недельку, ага. – Вот уж была не альфа, а девочка-цветочек, глаза б мои не видали. Зато как разобидится на кого, и всё, пиши пропало – у цветочка-то зубищи что у тех страшил, которых мамка твоя бешеная на службе своей гоняет.

– Я всё слышу, – раздалось снаружи саркастичное замечание. – Дражайшая бабуля пешком топать изволит?

– Ты поговори мне ещё там, напасть полосатая! Мужа б своего непутёвого так воспитывала! – фыркнула бабушка. И, чуть понизив голос, продолжила: – Ты, снежинка, здорово на Хоту нашего взъелась – и правильно, этот паскудник заслужил. Да только судьба вам мириться, девочка, не то в Грейморе нам мира не видать.

Ой, ну началось!

– Ба, чего это ты вдруг? – нахмурилась я. – Ещё не хватало, не буду я ни с кем мириться!

Нет уж. Никогда. Ни за что.

Ну… первой так точно даже не подумаю!

О, прекрасно, Реджина. Стоило разок повстречать «паскудника» и оценить все упрятанные под стрёмной рубашкой перспективы – и ты сразу перескочила на стадию торга. Даже не знаю, это слишком мало секса или слишком много дури в неумной голове.

– Не будешь, так придётся.

– Почему это?

– Потому это, – припечатала бабушка. – Прядильщик не для того полотно своё ткёт, чтоб две малолетние бестолочи могли его испохабить. Уж не тебе ли знать-то, ткачиха?

Не дожидаясь ответа (очень, мать его, красочного!), она клюнула меня в щёку сухими тёплыми губами и с довольным видом прошествовала к подъездной дорожке.

– Не спи, чернявая, драндулет сам себя не заведёт!

Что там в ответ съехидничала мама, я уже не слушала – от души хлопнув дверью, едва не бегом пронеслась к себе в комнату, плюхнулась на постель и принялась злобно комкать в пальцах покрывало. Тоже мне… Прядильщик может хоть заткаться, а всё равно я буду делать что хочу и с кем хочу!

Ну, по крайней мере, мне нравится так думать.

Ох, боги… может, мне и впрямь не стоило возвращаться?

Нет, нет и нет. Моэргрин – мой дом, и чтобы выжить меня отсюда, понадобится что-нибудь покруче очередного нахального альфача. Да я сама его выживу, если понадобится. И клан к рукам приберу. А что, я тоже гро Маграт, имею право!

С тем же свирепым настроем я поднялась и зарылась в ближайший из трёх чемоданов.

Итогом десятиминутных раскопок стали маленькое чёрное платье без рукавов (идеально, когда в душе не разумеешь, что бы такое надеть) и любимые серебристые босоножки на тоненькой шпильке. Ну да, когда-то я, может, и стеснялась своего роста, но это время давно прошло. Подумаешь, сто восемьдесят. Зато ноги – целый метр!

Стоило внимательно оглядеть себя в зеркале, настроение тут же поползло вверх. Отлично. Осталось только по-быстрому накраситься (боги, спасибо Сэре за науку, раньше я это считала пыткой), худо-бедно укротить густые непослушные волосы и вдеть в уши любимые изумрудные серьги.

А, ну и Олли разыскать. Не пойду же я без него развлекаться, ну в самом деле?

Мой друг, впрочем, уже стоял за дверью моей комнаты, вполне себе приодетый и причёсанный.

– Да ты издеваешься! – весело всплеснула я руками. – Признай уже, что получал диплом у менталистов!

– Мой КС к ментальной магии – семнадцать процентов, – не стал отпираться Олли. И протянул мне мой же комм. – На самом деле Арти никак не мог до тебя дозвониться, поэтому мы с ним договорились без тебя. Идём, он будет ждать нас в девять у входа в Вечерний квартал.

– Вечерний квартал? – фыркнула я. – Братец-котик решил, что нам дружно надо пойти и снять шлюх? Заманчиво, но у меня не настолько паршивое настроение.

– Из-за Хоты? – Олли приобнял меня за плечи и повёл к выходу. – Он жуткий козёл, наплюй на него. Ты ведь знаешь, что достойна большего.

– Не могу не согласиться, – послышался позади голос папы, и я едва удержалась, чтобы не закатить глаза. Напрасно было думать, что мы смоемся из-под носа у лучшей ищейки Греймора, но может же девушка помечтать. – Куда-то собралась, красотка?

Странно, что сразу не сел на любимого конька: мол, уже поздно (да, в полдевятого-то вечера), а платье непозволительно короткое. Неужели свыкся с мыслью, что я уже давно совершеннолетняя?

– Виновна, папочка, – пробормотала я, обернувшись к нему. – Да, мы немного погуляем. Нет, без стриптизёров и наркоты. Да, вернусь поздно.

– В полночь.

О, ну да, мечтай.

– Пап, мне двадцать два!

– В час? – с надеждой предложил папа. Вроде как и ухмыляясь с подначкой, но я же вижу – он чем-то встревожен и явно не в восторге от моего ухода. И вообще не в духе.

Хота, что ли, какой фигни наговорил? Вот придурок-то, зря я ему ничего не отгрызла.

– Ну пап!

– Ладно, ладно, я понял! – ворчливо отозвался он. – Стриптизёры, наркота, ждать под утро. Хотя бы держи телефон включенным.

– Хаос всесильный, будь я моей мамой – непременно бы с тобой развелась!

Нет конечно. Мой папа – самый лучший мужчина на свете, и любая женщина была бы счастлива иметь такого мужа. Пусть даже иногда он несносный и чересчур опекающий. Ну, как и все альфы.

– Кто б тебе позволил, наивная? – меня обняли и крепко прижали к груди, точно это меня спасёт от мифических стриптизёров и уложит спать в десять вечера. – Я слишком люблю вас обеих, знаешь?

– И я тебя, пап, – со вздохом вернула ему объятие.

– Но взрослая дочка – такой отстой! Надо уломать Изару на ещё одну.

– Ха, удачи. Можно мы пойдём уже?

– Детка, а это платье не коротковато? На улице прохладно…

– Па-ап!

Он довольно рассмеялся и наконец соизволил выпустить меня на свободу.

– Олли, ты за старшего! Приглядывай за моей снежинкой, чтоб никуда не вляпалась.

– Папа, он младше меня на три месяца. И хватит меня позорить!