Цитаты из книг автора «Александра Баркова»

Сначала — культы духов: вредоносных и духов местности (напомним, что слово «берегиня» происходит от обозначения лесистого холма). Затем — почитание Рода и рожаниц; у этого культа национальные черты выражены слабо. После — государственный культ Перуна. Далее — принятие христианства и развитие двоеверия (кстати, как мы видим, «вилы» и «берегини» — это разные божества).

И вот славяне начали ставить трапезу Роду и рожаницам прежде Перуна, бога их. А прежде того совершали ритуалы в честь упырей и берегинь. После святого крещения Перуна отринули, а приняли Христа Господа Бога нашего, но и ныне по окраинам молятся проклятому их богу Перуну, Хорсу, и Мокоши, и вилам, но то совершают тайно.

что «В старину вмѣсто корчь писали коркота (Арханг. Лѣт. 100) и коркотная болѣзнь». Не «лютые крокодилы», а «лютая коркодия», одна из

С. фон Герберштейн, в «Записках о Московии» упоминал о Литве:

Дж. Горсей в своей книге «Записки о России», написанной после путешествия ко двору Ивана Грозного, рассказывал:

культ Ящера был исключительно силен на Новгородчине. Об этом же говорит и легенда, записанная в «Цветнике» 1665 года. В ней упоминается Перынь — место неподалеку от Новгорода, где при языческой реформе Владимира установили идол Перуна (и, вероятно, низвергли идол Ящера), а после принятия христианства возвели церкви. Это название дошло до настоящего времени.

А поскольку костюм в целом символизировал мироздание — от небес с тучами (головной убор) через воздух и струи дождя (цепи-рясны и подвески-колты) к земле (ожерелья на груди), — то эта цепь, длиной почти два метра, спускающаяся значительно ниже пояса, означала преисподнюю.

пересекаются с представлениями о двоедушниках — то есть людях, имеющих две души

«Деды» отмечались как минимум трижды в году: Масленые (в субботу Масленицы), Троицкие (в Духов день, субботу перед Троицей), осенние (в субботу перед днем Кузьмы и Демьяна, 1 ноября);

Или новобрачных у памятников погибшим в Великой Отечественной (обычай, стихийно возникший в народе в первые послевоенные годы как форма участия павших отцов в свадьбах своих детей; это самый поздний всплеск культа мертвых).