Цитаты из книги «Опасные советские вещи. Городские легенды и страхи в СССР»

«Брать лакомства и жвачки у иностранцев не рекомендовалось, потому что мы не нищие» 333 .

Желание советского человека получить импортную вещь — точно так же как и наличие очередей — свидетельствовало о несовершенстве советской экономической системы и тем самым могло дать западному недоброжелателю повод для злорадства. Поэтому такое желание следовало или искоренить, или хотя бы сделать не таким заметным для внешнего взгляда. В идеале гражданин СССР, столкнувшись с иностранной вещью, должен был действовать как лирический герой известного стихотворения Маяковского — то есть демонстрировать полное равнодушие или даже презрение

Перечень объектов, запрещенных для фотосъемки, был весьма обширен. В 1960 году американский турист Роберт Критчнер саркастически заметил, жалуясь симпатичному русскому парню (не зная, что это агент КГБ с оперативным псевдонимом «Карузо») на ограничения, налагаемые на западных туристов: «В СССР туристам ничего нельзя фотографировать, только горы и море» 331 .

Именно поэтому вся послевоенная система иностранного туризма в СССР была организована таким образом, чтобы советская действительность представала перед зарубежными гостями в самом выгодном свете. Одни объекты были рекомендованы (и иногда даже обязательны) к показу: архитектурные достопримечательности, музеи, образцовые колхозы и предприятия; другие, наоборот, не должны были попадать в поле зрения иностранца ни в коем случае 330

Эта агитлегенда боролась с «унижающим даром», то есть желанием советского человека приобрести, выменять, а еще хуже — выпросить у иностранца импортную вещь, которая обладает иллюзорной привлекательностью. Такое желание однозначно осуждалось и, как считалось, было способно нанести стране репутационный ущерб.

Когда какой-то иностранец выкинул уже пожеванную (!) жвачку в урну, половина класса в едином порыве кинулась ее поднимать 326 .

К нам в класс приводили мальчика чуть старше (мы были в первом, он по виду лет 9–10), который рассказывал, что его иностранка в темных очках угостила на улице жвачкой, а его мама-химик проверила эту жвачку в лаборатории, и в ней оказался яд. Мы, конечно, всему этому поверили 323 .

В школе эти слухи подкрепляла одна из учительниц, рассказывая про отравленную жвачку. Еще среди детей ходили слухи про красивую пишущую ручку со взрывным устройством внутри. А вообще строго-настрого запрещали поднимать с земли «все красивое иностранное» 322 .

Наш собеседник вспомнил инструктаж, полученный им в школе в мае 1980 года, в котором прямой запрет не контактировать с иностранцами, потому что подарки отравлены, сопровождался в качестве доказательства агитлегендой, построенной по модели совершенно классической городской легенды об «одной девочке»: .

Учителя и директора школ убеждали родителей вывезти детей из города, используя аргументы об инфекционной опасности, якобы исходящей от иностранцев: «Рекомендовали вывезти детей на время Олимпиады. Объясняли, что боятся, что ввиду прибытия большого количества народу из разных мест возможны разные непривычные инфекции» 317. Подобные «меры» со стороны властей если не запустили слухи на тему «иностранцы распространяют заразу»318 , то точно сделали их циркуляцию более интенсивной.