Глава 5
Andar a monte
Идти горой (пойти по плохой дорожке)

Проснувшись с гудящей от бессонной ночи головой, Ледников тут же отправился на пляж, рассчитывая, что морская вода подействует целительно, и плавал долго, до полного изнеможения. Чашка кофе в баре окончательно привела его в нормальное состояние. Отец с матерью отправились рано поутру на какую-то экскурсию, когда они вернутся, было неясно. Можно предаться блаженному чувству одиночества…

Обедать он решил у себя – в холодильнике были какие-то мороженые штуки, до которых у него еще не доходили руки. И вот теперь можно было ознакомиться с запасами, оставленными еще месяц назад Тимофеем. Зная его вкусы, он мог рассчитывать если уж не на омаров, то на креветки или кальмаров. А на худой конец пиццу с морепродуктами.

Ледников брел под уже всерьез раскалившимся солнцем по пустынной дороге в шлепанцах и драных джинсах, майку нес в руке. Вдруг рядом с ним совершенно по-киношному затормозил белый «мерседес». Дверца распахнулась, из машины высунулся человек в тончайшем белом костюме и белой же шляпе.

– Валентин Константинович! – радостно прокричал он. – Какими судьбами в Испании?.. Какая встреча! Садитесь, подвезу. – У человека был странно маленький ротик, похожий на куриную гузку. И он носил чудную фамилию Келлер.

– Да мне тут недалеко, как-нибудь дотопаю, – стал отнекиваться Ледников.

Ясно было, однако, что разговор с Келлером неизбежен. Как ясно было, что и появился он тут вовсе не случайно. Ледников даже глянул по сторонам – не сопровождает ли Келлера парочка мордоворотов для придания его предложению большей убедительности. Но вроде бы никого поблизости не было.

– Господи, Валентин Константинович, что же мы с вами как неродные? – засмеялся Келлер. – Встретились в каком-то испанском захолустье двое русских и вместо того, чтобы от радости при виде своего человечка пропустить по графинчику доброго испанского вина, начинают препираться!..

– Ну, отчего же не пропустить? Пропустить можно, – не стал спорить Ледников. – Места знаете? А то я тут еще не осмотрелся.

– Знаем, знаем мы тут хорошие места! Уж чего-чего, а это…

– А как там с дресс-кодом?

Ледников с сомнением оглядел свой наряд.

– Нормально там с дресс-кодом, – замахал руками Келлер. – Там такой дресс-код, что скорее меня в моей шляпе не пустят, а вы просто идеально подходите.

– Ну, раз так…

Ледников уселся рядом с Келлером в прохладный салон. Когда тронулись, спросил:

– Так что за местечко-то? Чем кормят?

– Офигительной паэльей. Офигительной! Хозяин готовит ее сам на открытом огне в огромном медном тазу на глазах посетителей. Так что все без обмана – натурпродукт!

Келлер взглянул на свой золотой «Патек» и сообщил:

– Как раз через полчаса начнется раздача готового блюда, так что мы успеваем вовремя.

– Там что все по расписанию?

– Строго. Строго по расписанию. Каждый день. Все как в аптеке. Ни минутой раньше, ни минутой позже.

Аркадий Келлер был адвокатом, но не обычным. Он был адвокатом потомственным и, можно сказать, родовитым. Ледников был не просто знаком с ним. Они вместе учились на юрфаке, правда, не дружили да и компании водили разные. А потом Ледников столкнулся с Келлером во время расследования одного жутковатого дела, которое он, а в то время еще молодой специалист, вел при оперативной поддержке тоже еще молодого опера Сереги Прядко, который теперь вырос до подполковника милиции и, судя по всему, будет расти еще выше.

А тогда несколько дней стояло настоящее бабье лето, и было к тому же воскресение. Непривычно малолюдная и маломашинная по этому случаю Москва купалась в осеннем золоте и отчаянно ясной синеве неба. Хотелось жить, оказаться где-нибудь в лесу с красивой женщиной… А Ледников с Прядко ехал «на труп», потому как ему повезло в такой день дежурить по прокуратуре.

Это была совсем еще молодая девушка. Как следовало из найденных документов, студентка. Звали ее Ануш Богдасарян. Она лежала на кровати в спальне, одежда ее была разодрана в клочья, руки связаны проводом, отрезанным от торшера. На теле ее медэксперт насчитал около двадцати колотых и резаных ран. При этом смертельными, по его мнению, могли быть только две – в области сердца и правого легкого. Характер остальных – длинные, но неглубокие разрезы на спине, животе, горле – свидетельствовал, что девушку долго истязали и пытали.

О том, что у нее хотели выведать, догадаться было несложно – в спальне под широким подоконником был вмурован небольшой сейф с кодовым замком. Дверца его была распахнута, а внутри ничего не было. Судя по следам на замке, сначала его пытались открыть то ли долотом, то ли ломиком, потом все-таки узнали код… В гостиной на столе красовались полупустые бутылки с настоящим армянским коньяком, остатки дорогой еды.

– Ну, командир, рисуй картину, и будем действовать.

Серега Прядко после нескольких удачных совместных дел свято поверил в способность Ледникова сразу, с ходу нарисовать возможную картину преступления и выдвинуть рабочую версию. Такими способностями Ледников действительно обладал, но не злоупотреблял и «рисовал картины», только поднабрав фактов и улик. Но в данном случае можно было рискнуть, настолько очевидной представлялась история… – Так что мы имеем, командир? – нетерпеливо переспросил Серега. Он и сам уже явно догадался если не обо всем, то о многом – нюх у него был хоть куда. Фантазии, правда, маловато. Хотя оперу избыток фантазии и чувствительности, в общем, и ни к чему.

– А имеем мы вот что… – приступил к делу Ледников. – Девушка и двое ее знакомых мирно садятся за стол и начинают выпивать и закусывать. Потом они, эти знакомые, решают заглянуть в содержимое ее сейфа, о котором им то ли уже было известно, то ли хозяйка поведала за столом. Требуют назвать код, она отказывается, тогда они начинают ее пытать. Пытают долго… В конце-концов, она не выдерживает и называет им код. Они выгребают содержимое сейфа, добивают ее и исчезают… Примерно так. Так что надо отрабатывать знакомых, друзей, подруг, искать того, с кем она собиралась приятно провести время за таким богатым столом.

– Да, поляна накрыта хоть куда!

Серега щелкнул ногтем по бутылке из-под коллекционного коньяка.

– Но есть один вопрос… – отвлек его внимание от гастрономического изобилия Ледников.

– Какой?

– Почему она так долго терпела? Почему сразу не назвала код? Судя по всему, ее пытали довольно долго, а она молчала… Почему? Жадная такая была? Бесстрашная? Нечувствительная к боли? Не похоже. Даже внешне. – На большой фотографии, висевшей в гостинице, сразу бросалось в глаза добродушное, беспечное лицо Ануш…

– Может быть, ее напоили до бесчувствия?

– Может. Или чего-то подсыпали…

– Ну, это экспертиза быстро установит.

В гостиную вошел эксперт-криминалист Петя Струминский, возившийся со своими снадобьями уже не один час в спальне. Петя был фанат своего дела. Когда работал он, можно было быть уверенным, что ничего не будет упущено, все следы и отпечатки обнаружены. Если другие эксперты, например, брали с собой на место происшествия набор из трех препаратов и затрачивали на работу по обработке следов максимум час, то Петя не ленился таскать с собой по двадцать препаратов и мог провозиться часов шесть, а то и восемь. Ему было страшно интересно работать, он постоянно выискивал новые методики обработки следов, мог даже купить какой-то новый препарат за свои деньги. Как было с люминесцентными порошками. След, обработанный таким порошком, при свете монохромного или лазерного осветителя становился гораздо контрастней и давал основания сделать гораздо более надежные заключения. Последний раз, когда Ледников работал с Петей, тот с восторгом демонстрировал ему эффект цианакрилатов – особых летучих клеев. Помещаешь в закрытую камеру предмет, на котором вроде бы нет следов, например тот же протертый пистолет, и флакон с клеем. Летучий клей испаряется, предмет покрывается белым налетом, и следы рук становятся рельефными… Петя вообще убеждал Ледникова, что следы остаются всегда, если эксперты их не выявили, значит, неправильно выбрали техническое средство для обнаружения. И если бы все эксперты работали, как Петя…

– Ну? – нетерпеливо спросил Сережа. – Пальчики есть?

– Выше крыши, – успокоил его Петя. – Буду идентифицировать.

– На теле тоже? – поинтересовался Ледников.

– Ну а куда они денутся?

– Слушай, а ты можешь определить, какие оставили до смерти, а какие после? Или спрашивать об этом уже наглость?

– Да нет, почему, – невозмутимо ответил Петя. – На коже живого человека след руки быстро расползается, как бы расплавляется. А вот на трупе остается, как на какой-нибудь кожаной куртке. Поэтому если тела касались через некоторое время после смерти, то следы будут более четкими…

И тут зазвонил телефон. Ледников снял трубку, негромко сказал:

– Да. Кто это?

– Слушай, это ты кто такой! – яростный голос с восточным акцентом, казалось, разносится по всей комнате. – Ануш мне позови! Немедленно!

– Так кто вы все-таки? – терпеливо спросил Ледников.

– Я – отец, понял! Отец Ануш! А ты кто и что там делаешь? Зови Ануш, тебе говорят!

– Я следователь прокуратуры Ледников…

– Какой следователь! Зачем прокуратуры!.. Что у вас там, в Москве, творится?

– Так вы не из Москвы звоните?

– Из Сочи я звоню. Где Ануш?

– Вам придется срочно вылететь в Москву… Ваша дочь убита.

В трубке раздались то ли рыдания, то ли придушенный вопль.

Через несколько дней Ледников и Прядко подводили итоги расследования. Прядко отработал всех возможных знакомых Ануш, друзей и сокурсников, Ледников несколько раз встретился с ее отцом, могучим мужиком, которого горе буквально пригнуло к земле. К тому же стали известны результаты экспертизы, которые подготовил дотошный Петя Струминский. Выяснилось к этому времени, что в крови Ануш оказалась значительная доза сильнодействующего психотропного вещества.

И вот какая картина нарисовалась.

Ануш не была красавицей. Полная, коренастая, с крупным мужским носом, она не привлекала внимания молодых людей. Но при этом была добродушной, искренней и беспечной. Мать ее умерла несколько лет назад, отец, успешный бизнесмен, нашел молодую жену и уехал с ней в Сочи, оставив дочери богатую квартиру и машину. Ануш жила одна в Москве, училась на социолога, у нее было немало подруг, которые знали, что у нее всегда можно занять денег, а потом забыть отдать. А вот мужчины у нее не было. И хотя она делала вид, что ее это нисколько не заботит, на самом деле у нее была страстная и тайная мечта – встретить, наконец, кого-то для серьезных отношений… Видимо, встретила. Потому что на записи видеокамеры, установленной в подъезде дома, видно, что она за несколько часов до смерти заходит в подъезд не одна. Рядом с ней какой-то мужчина. Даже точное время зафиксировано. Но ничего больше запись дать не могла…

– Потому что ставит камеры черт знает кто! – ругался Прядко. – Ну, пригласите специалистов! Нет, у них же конкурс, блин, тендер! Или блатные выигрывают, или те, кто по дешевке предлагает сделать!.. И что мы имеем? Камера стоит так, что в кадре – слепая зона, лиц практически не видно, одни спины. А качество? Вообще ни хрена не видать! Да еще для экономии пускают со скоростью не двадцать четыре кадра, как положено, а четыре или вообще два!.. И получается – вот нога появилась, а на следующем уже только спина маячит…

В общем, опознать человека рядом с Ануш оказалось невозможно, сколько эксперты ни бились над записью.

Судя по рассказам подруг, в последнее время у Ануш проявился знакомый, которого она никому не показывала. Причем сначала подруги даже думали, что она просто все выдумала. Но оказалось – нет. Однако, кто этот ее знакомый, ни одна из девушек не знала. Ничего не знал о нем и отец Ануш, хотя, как он сам говорил, чувствовал, что с дочерью что-то происходит.

Вся надежда была на Петю Струминского. И Петя не подвел. Отпечатки, которые он обрабатывал своими алхимическими средствами, рассказали о многом. Гостей у Ануш действительно было двое. Отпечатки пальцев обоих остались на сейфе, на теле Ануш и на ножах, стоявших в подставке на кухне. На ножах, хотя их и мыли, остались кровь и кусочки кожи Ануш. Более того, отпечатки одного из гостей удалось идентифицировать – они нашлись в картотеке. И принадлежали некоему Павлу Грибанову, проходившему пару лет назад за грабеж и осужденному на небольшой срок ввиду его болезненного состояния – в детстве он переболел гнойным менингитом, отразившемся на его центральной нервной системе. Была проведена судебно-психиатрическая экспертиза, которая заключила, что признать невменяемым его нельзя, однако в состоянии нервного напряжения и особенно под влиянием алкоголя он перестает себя контролировать.

– Ну что – наш клиент! – радостно заключил Сережа Прядко.

Он очень уважал такие удачи, потому что верил: настоящим сыщикам, таким, как они с Ледниковым, всегда везет.

– Я поехал брать?

– Давай, – улыбнулся его охотничьему нетерпению Ледников. – Только не забывай, что у него в голове тараканы.

– Не бойся, у меня не забалуешь.

– И начинай сразу с ним работать. Там был второй. И сдается мне, этот второй был главным. Вряд ли девушка сама привела домой такого типа, как Грибанов… Будет упираться, постарайся вывести его из себя. Раз уж он псих, надо это использовать.

– Сделаем, командир, – лихо пообещал Сережа.

На него можно было положиться, колоть подозреваемых он умел. Да и клиент попался не самый трудный. Сережа расколол его на раз.

Грибанов рассказал, что все дело было организовано его школьным еще приятелем Виктором Тутаевым. Тот встретил его месяц назад и сказал, что можно будет провернуть одно серьезное дело, такое, что они оба упакуются по полной программе. Да и дело простое. Несколько дней назад Тутаев позвонил и сказал, чтобы Грибанов завтра ждал его звонка. Позвонил, как договаривались, назвал адрес. Грибанов приехал, девушка уже была в отключке. Они выпили, закусили и начали собирать ценные вещи в сумку. Потом взялись за сейф. Он никак не поддавался, а поднимать большой шум они боялись. Решили разбудить телку, но она не просыпалась – видимо, Тутаев перебрал с лекарством. Когда они все-таки ее разбудили, – а Грибанов уже стремительно зверел под влиянием выпитого, – она не могла никак вспомнить комбинацию цифр. Называла то одну, то другую, но сейф никак не открывался. Грибанов хлестал Ануш по лицу, рвал волосы, но ничего не выходило. Тогда Тутаев пошел на кухню, принес ножи и включил музыку погромче. Первым полоснул Грибанов, раз-другой, забрызгался кровью, решил выпить еще и пошел в гостиную. Когда вернулся в спальню, увидел Тутаева с окровавленным ножом в руке, склонившимся над Ануш, и какой-то странной улыбкой на лице…

Через некоторое время Ануш назвала правильный код. В сейфе оказались несколько десятков тысяч долларов и евро, бриллиантовые кольца и серьги, золотые цепочки и браслеты. Когда они выгребали все и запихивали в сумку, Ануш вдруг страшно и громко застонала. Тутаев выругался и полоснул ножом ей по шее…

Из дома выходили по одному. Тутаев дал Грибанову немного денег, сказал, что надо залечь на дно, не светиться, а он – реализует драгоценности. Тогда все и поделят.

Тутаева взяли через пару дней. С ним пришлось поработать на совесть. Поначалу он вообще от всего отпирался, но потом стал выдавливать из себя по крохам признания. Да, с Ануш он был знаком – случайно встретились в турагентстве, она выбирала себе круиз подороже, там и разговорились. Стали встречаться. Он был у нее два раза дома, тогда и оставил отпечатки пальцев. Потом он поведал, что рассказал о богатой квартире старому знакомцу Грибанову и тот предложил взять сейф, которым хвасталась легкомысленная девушка. Договорились, что Тутаев подсыплет лекарство, а когда Ануш заснет, подъедет Грибанов и вскроет сейф. Вот и все, чего он хотел. О пытках не мог и помыслить, это все псих Грибанов, а он все время сидел в соседней комнате, заткнув уши, чтобы не слышать стонов Ануш…

Одновременно вдруг изменил свои показания Грибанов – он взял всю вину на себя. Тутаев сидел в соседней комнате и к Ануш не прикасался…

И как раз в этот момент у Тутаева появился новый адвокат. И звали его Аркадий Келлер.

Встреча бывших однокашников, а ныне следователя и адвоката была дружественной, но в меру, хотя тогда они еще были на ты и обходились без отчеств. Келлер выгораживал, как мог, «интеллигентного юношу», который по легкомыслию связался с чудовищем-уголовником, потому что оказался должен крупную сумму людям, которым долги надо отдавать, если хочешь прожить достаточно долго. Ледников слушал, а сам думал о том, что отпечатки пальцев неопровержимо указывают: Тутаев держал в руках те самые ножи, орудия убийства, и касался тела Ануш как до ее смерти, так и после… И было еще одно обстоятельство, о котором ему поведал неугомонный Петя Струминский.

– Слушай, старик, – прервал поток красноречия, который обрушил на него Келлер, утомившийся слушать Ледников, – тут вот какое обстоятельство обнаружилось. Наши эксперты установили, что у твоего «интеллигентного юноши» узор на большом пальце левой руки сложнее, чем на правой…

Келлер замер от неожиданности.

– А при чем здесь это?

– А при том, что должно быть наоборот. Во всяком случае, у нормального человека. А такая особенность преимущественно распространена среди маньяков… Так что у твоего подопечного, вполне возможно, существуют маниакальные отклонения. Потому он девушку и стал пытать сам. И если сейчас ты его отмажешь, он уверится в своей безнаказанности и повторит это увлекательное упражнение. Обязательно.

Келлер пожал плечами:

– Ну, это все предположения, домыслы…

– Которые мы обязаны учитывать.

Потом была еще одна встреча, во время которой Келлер мялся, вздыхал и вообще был на себя не похож. А через пару дней оказалось, что у Тутаева снова сменился адвокат – от Келлера то ли отказались, то ли он сам ушел. Новый защитник, немолодой толстяк в бабочке с зачесанными на лоб вихрастыми бровями, при первой же встрече открытым текстом заявил Ледникову, что если он не станет настаивать на участии Тутаева в пытках и убийстве, то его отблагодарят весьма приличной суммой… Потому как у безутешной матери Тутаева, готовой ради сына на все, оказался брат, занимающийся гостиничным бизнесом, и еще масса родственников, сразу горой ставших за своего.

Ледников опереточного толстяка послал подальше, а про себя подумал, что Келлер все-таки человек с приличиями и профессиональной честью – его, видимо, тоже толкали на подкуп следователя, но он предпочел уйти. Так что Келлеру надо отдать должное, хотя о нем уже тогда ходили самые разные слухи.