Майор достал из тубуса и раскатал обзорный монитор, придавил его коленом к земле, чтобы края не заворачивались. Оператор-один бросил на угол монитора запасной адаптер, оглянулся вокруг, подыскивая еще что-то тяжелое, но майор отмахнулся.

Микропланы шли стереопарой, картинка была четкой, казалось, что в земле прорублено окно, под которым течет буро-зеленая, с желто-красными вкраплениями масса.

Майор провел пальцем по краю монитора, выводя вспомогательный экран в левый верхний угол. Три контрольные станции дали направления, линии пересеклись над полянкой.

Микропланы уменьшили скорость и поднялись чуть выше.

Круглая поляна медленно выползла из-под нижнего края монитора. Остановилась в центре.

Ярко-зеленая трава, тюки, четыре тела. Четыре.

Майор сплюнул. Оператор-один провел перчаткой над монитором, добавляя четкости.

Лицом вниз, вытянувшись, лежит… От курсора возле тела потекла строчка текстового сообщения. Ржевский Вениамин Викторович, тридцати восьми лет, холост. Силуэт на мониторе обведен красным. Мертв. Цифры рядом с телом указывают на время смерти. Только что. С погрешностью плюс-минус пять минут.

Второй покойник – Николай Андреевич Ахтырцев, тридцать лет, холост. И даже сирота. Разница во времени смерти… Фигня. Двадцать – двадцать пять секунд. Можно списать на погрешность измерения.

Красная линия подрагивает, реагируя на то, что кровь растекается. Монитор тоже не всемогущ. Монитор такие вещи запросто может воспринять как признаки жизни.

А тут еще и ветер. Микропланы сносит, приходится корректировать положение, картинка подрагивает, и это злит майора. Он не может рассмотреть четвертого. С третьим – понятно. Третий – Леонид Евсеич Быстров, сорок восемь лет, женат… разведен. Имеет дочь. Какого хрена его понесло на Территорию?

Кто же четвертый? Монитор не опознает.

– Вниз, – приказал майор.

– Заметит, – предупредил оператор-два.

– Вниз, – повторил майор и посмотрел на оператора-один.

Тот кивнул, глянул на экран своего пульта и показал четыре пальца. Группа будет на поляне через четыре минуты, теперь заметит неопознанный микропланы или нет – без разницы. Абсолютно.

Края поляны ушли за пределы монитора, теперь – только Быстров, лежащий на спине, и склонившийся над ним…

Да кто же ты, подумал майор. Откуда ты взялся? Тебя там не должно быть. И не может быть. Периметр уже сутки отслеживает живые объекты от трех килограммов и выше. И не было никого, кроме двух оленей и стаи чужекрыс.

Неизвестный накладывал повязку Быстрову. Старается, не поднимая головы.

– Микрофон, – приказал майор, и оператор-два улыбнулся.

Этот фокус они придумали вдвоем, когда брали мародеров на Северных территориях. Микроплан бесшумно опускается почти к самой голове объекта, потом включается на полную громкость псевдодинамик…

– Как пройти в библиотеку? – спросил майор.

Объект на этот раз не дернулся, не подпрыгнул от неожиданности. Объект, не торопясь, повернул голову, улыбнулся прямо в камеру и помахал рукой.

– Мать твою, – тяжело выдохнул майор, забыв о микрофоне и псевдодинамике.

– Я тебя тоже рад видеть, Котяра, – сказал объект. – Я так полагаю, что твоя группа будет здесь через пару минут? Останови, а то я обижусь.

– Гриф, что ты там делаешь? – спросил майор.

Оператор-один дал группе захвата отбой. Поэтому старший группы, прежде чем выбраться на открытое пространство, негромко кашлянул. Не получив ответа, кашлянул громче, стараясь не смотреть в сторону своих подчиненных.

– Простудился, служивый? – спросил Гриф. – Опасная у вас работа: простуды, комары, поносы от служебного рвения.

Кто-то из бойцов явственно хихикнул.

Старший группы медленно втянул воздух, медленно выдохнул. Еще раз вдохнул.

– Ты бы шел восвояси, – посоветовал Гриф.

Картинка с микропланов шла фоном на лицевой щиток шлема, и старшему группы было хорошо видно, что Гриф вытер руки, достал из кармана флягу, медленно отвинтил крышечку. Отхлебнул.

– Ты меня не понял, – сказал Гриф, глядя перед собой. – Тогда слушай внимательно и официально. Я, свободный агент, позывной «Гриф», номер лицензии три нуля пять, официально заявляю, что нахожусь под защитой пункта три, раздела пятнадцать Закона о Добрососедстве. Попытку приблизиться без моего согласия ко мне или к чему-либо на этой поляне буду рассматривать как прямое нарушение данного закона, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Например, непосредственным обращением в Консультационный Совет при Совете Безопасности Организации Объединенных Наций… Ты вообще знаешь, служивый, кто у меня Гарант? Дай бог тебе не узнать, кто у меня Гарант…

Из-за деревьев внезапно вынырнул вертолет и завис над поляной, со свистом загребая лопастями. Ветер ударил по деревьям и кустарнику, срывая листья. Автоматически включился аудиофильтр на шлеме старшего группы.

– Я выразился недостаточно ясно? – спросил, не повышая голоса, Гриф.

Глаза он прикрыл правой рукой, левой – придерживал повязку на груди раненого.

– Мне нужно с тобой поговорить, – сказал майор в микрофон. – Я…

– Если ты снизишься еще на метр, я буду иметь полное право…

Странный это был разговор – голос майора, усиленный псевдодинамиком, и тихий, усталый голос Грифа.

– Я знаю твои права. И знаю, что Братья тебя… – Майор оглянулся на пилота, сидевшего рядом.

Пилот сделал вид, что ничего не услышал. О Братьях нельзя вот так, резко. О Братьях нужно говорить с чувством благодарности. А государственным служащим можно даже добавлять в свои слова немного гордости за сопричастность. Хорошо еще, что статус операции позволял не вести запись переговоров и не ретранслировать их на оперативный пульт.

– Стервятник… – пробормотал майор, не выключая микрофона. – Сволочь жадная. Убийца.

Пилот не возражал. Тут майор прав. Братья, конечно, Братьями, но зарабатывать себе на жизнь таким вот образом… На своих, на людях… Другое дело они, Патруль… Им приходится копаться в дерьме и крови, но не ради личного обогащения, а ради Родины и всего человечества…

Получилось неплохо, мысленно одобрил себя пилот, почти как у Инструктора. Еще немного – и сам поверишь в то, что говоришь. Противно, конечно, словно навоз языком по нёбу растираешь, но те, кто не научился это делать…

– Я могу, между прочим, применить Пункт о Блокаде. – Майору удалось сделать свой голос почти спокойным. – Или мы поговорим…

– Применяй, – разрешил Гриф. – И не забудь еще применить пункты о дальней, информационной, биологической и гуманитарной блокаде. Тут будет чем заняться всему вашему управлению… Да и смежникам, я думаю… Ты видел, во что тут превратился подлесок? Вот пройдетесь, уничтожая внеэкологическую растительность… Прополочкой давно занимался? Это вы забыли о Санитарном соглашении, а общественность – она помнит. Ее, общественность, не обманешь. Ага? Кстати, в качестве моего добровольного вклада в дело борьбы за родную природу сообщаю, что стая чужекрыс в десять голов погнала двух оленей на юго-восток. И если все у них, чужекрыс, сложится хорошо, то выгонят они оленей прямиком к Речинску. И вполне могут обнаружить, слегка перекусив оленями, что на улицах городка еды куда больше, чем в лесу. И еда эта бегает гораздо медленнее, чем олени.

Майор скрипнул зубами. И не в чужекрысах дело, на них он вчера навел биологический патруль. Дело в том, что Гриф появился не там, не в то время и совершенно, что самое обидное, неуязвимым.

Приткнул где-то на ветке камеру и качает картинку прямо в Сеть, если не в Совет непосредственно. Только тронь свободного агента, Братья даже обидеться не успеют – Инструкторы размажут майора по ковру, чтобы только мог Гриф свободно выполнять свою важную функцию в деле Сближения и Сосуществования.

Стервятник.

– Группе – отход, – скомандовал майор так, чтобы услышал и Гриф.

Вертолет рывком ушел в сторону, ветер разом стих, оставив кружащиеся над поляной листья и один микроплан. Микроплан сделал круг над поляной, зависая над телами и тюками. Подплыл к самому лицу Грифа.

Над несущей мембраной появилась паутинка псевдодинамика, вздрогнула.

– Напрасно ты это, Гриф, – тихо сказал микроплан, почти прошептал голосом майора. – Проблемы могут быть… А если вдруг еще встретимся?

– Напрасно ты это, Котяра, – сказал Гриф. – А если кто глянет в памяти микроплана? Прямая угроза…

– Какого микроплана? – удивился голос майора.

Микроплан качнулся, убирая псевдодинамик, поднялся вверх метров на пятьдесят, а потом стремительно спикировал вниз, к стволу дерева.

Шлепок, брызги зеленоватой жидкости ударили Грифа в лицо. Как плевок. Гриф утерся рукавом. Застонал раненый.

– Что? – спросил Гриф.

– Что? – спросил голос из клубящейся тьмы. – Не дергайся, – сказал голос. – Больно будет. Ты же на стимуляторе…

– На… – прошептал Евсеич, – на стимуляторе.

А это значило, понимал Евсеич, что на обезболивание можно не рассчитывать… И еще много на что рассчитывать не приходится. Организм продолжал работать на пределе. Ускоренный обмен веществ и тому подобное… Евсеич застонал. Тому подобное…

Обостренные чувства, например. Боль… Отчаяние… Бессилие…

Боль огненным цветком полыхнула в груди, роняя семена по всему телу, в каждую клеточку… Быстро прорастающие семена.

– Я попробую дать еще одну дозу, – сказал голос. – Но поможет минут на пять…

– Не… нужно… – выдохнул Евсеич. – Лучше… уж… так…

Это даже хорошо, что он не может видеть этого сердобольного урода. Не может осмотреть в его радужные глаза. В глаза, словно подернутые нефтяной пленкой. Только… Он все никак не может вспомнить, кто из Братьев имеет такие глаза… Глупо… Сразу сообразил, а вспомнить не может…

Боль выгнула его тело, выдавила из груди стон.

– Зачем ты стрелял в своих? – спросил голос.

Без акцента, обычный, человеческий голос…

– Братья… в вас нельзя… сволочи… не отдам… своих… не отдам… Машка… – По щеке потекла слеза, и Евсеич почувствовал, как ее аккуратно вытерли. – Братья…

– С чего ты взял? – спросил голос.

– Глаза… – Евсеич даже не удивился, что один из Братьев интересуется такими вот пустяками. – Гла… за.

– Дурак… – тихо произнес голос. – Дурак…

– Что? – Евсеич вздрогнул.

Перед его широко открытыми глазами плясали огненные шары, как тогда, десять лет назад, под Новороссийском.

…Они бежали к боксам, к технике. Почему-то решили, что нужно выводить технику… Он бежал вместе со всеми, до побеленной стены бокса оставалось всего метров двадцать, когда все вокруг вдруг полыхнуло… все: стены, асфальт, деревья, люди… Его только чудом не задело огненной волной, он даже и не прятался, не пытался Уйти – стоял потрясенно посреди этого ада и что-то кричал, зажав уши… Из дыма выскользнули огненные шары, с десяток, словно у шаровых молний была групповая экскурсия по территории воинской части… Ярко-оранжевые шары с любопытством тыкались во все, что оказывалось у них на пути, зажигая, превращая в клокочущую огненную пену…

– Почему? – спросил Евсеич.

– Я не Брат. – Голос стал звучать тише… или его звук терялся в шорохе, который заполнял все вокруг, заливал мозг Евсеича. – Глаза – это…

– Сволочь, – сказал Евсеич.

Он действительно ошибся. Сволочь. Напрасно подставился… За этого инвалида… За него ничего бы и не было. Обидно.

– Меня зовут Гриф, – сказал голос.

– Стервятник…

– Можно и так. Я тебе должен…

– Сука…

– Я долги отдаю. Какая твоя доля в багаже?

– Треть. – Евсеич попытался улыбнуться.

– У тебя мало времени, – сказал Гриф. – Вы работали на заказчика. Под какой процент? Пять? Три?

– Десять… Каждому… – Говорить становилось все труднее, губы отказывались шевелиться, а слова – выстраиваться в связные фразы.

– И ты не понял, что вас подставили? – спросил Гриф. – Такие проценты могут только пообещать.

– Десять процентов, – упрямо повторил Евсеич.

– Я передам, – сказал Гриф, прошептал откуда-то издалека, с другой стороны жизни. – Кто вас послал? Кто посредник?

– Машке… – Евсеич надеялся, что Гриф все-таки услышит его шепот. – Машке…

– Посредника назови! – Голос стал чуть громче. – Кто?

– Изви…ни… – Евсеич выдохнул слово, напрягшись из последних сил, вдохнул, и сердце замерло, убитое этим последним усилием.

– Умер, – сказал оператор-два, глядя на монитор.

– Сам вижу, – отмахнулся майор. – Мы ничего не пропустили? Он шептал…

Оператор-два указал на диаграммку в левом верхнем углу монитора. Мигала «соточка» – сто процентов дешифровки.

Майор оглянулся на стоящий в стороне вертолет – группа захвата заканчивала грузиться, под маскировочным тентом оставались только майор и оператор-два.

– В машину, – приказал майор.

Оператор свернул монитор, аккуратно положил его в тубус. Оглянулся, словно прикидывая, не забыл ли еще чего.

– В машину, – тихим голосом повторил майор.

Таким тоном он обычно говорил перед вспышкой гнева. Никто из подчиненных давно уже не заблуждался по поводу его интонаций. Оператор-два подхватил свой чемодан, тубус и рысцой побежал к вертолету.

Майор посмотрел на свои наручные часы, нажал на кнопку. Огонек возле «двенадцати» мигнул, пробежался по краю циферблата до шестерки.

Майор отключил питание маскировочного тента, спрятал блок питания в карман. Тент взялся складками и обвис, теряя цвет и фактуру.

Гриф, мысленно пробормотал майор. Откуда ты взялся? Глаза б мои тебя не видели… В который раз сталкивался майор с Грифом и в который раз испытывал жгучую смесь чувств, состоящую главным образом из брезгливости и ненависти. А тут еще и бессильная злость. В ближайшее время наверняка придется снова встречаться с Грифом.

С другой стороны, поправил себя майор уже возле самого люка, не исключено, что следующая встреча станет последней.

– …По глазам видно, – сказал оператор-один старшему группы захвата.

Он хотел сказать еще что-то, но, увидев майора, замолчал. Майор сделал вид, что не понял, о ком речь. Мало ли кого видно по глазам! Когда за ним закрылась дверь пилотской кабины,