И Егоров замолчал, поняв, что к разговорам его коллега сегодня не расположен. Гринчук слыл человеком надежным, но странным. Мог совершить самый неординарный поступок, на который ни один нормальный человек никогда не решился бы. Совершал глупость, но потом оказывалось, что глупость эта приводила к самым неожиданным, но очень эффектным результатам. Чаще всего, выходило все так, как и планировал Гринчук.

И спорить, кстати, в райотделе с Гринчуком уже давно перестали. Точно также как перестали играть с ним в карты и домино. В шахматы Гринчук играть отказывался напрочь, аргументируя тем, что фигуры неудобно прятать в рукав. И подтасовывать тоже неудобно.

«Жигули» проехали мимо блок-поста не останавливаясь, и Егоров счел это хорошей приметой. За последние два дня он вообще поверил в свою удачу и грядущее счастье. Приезд Гринчука был неожиданностью, но к неожиданностям на своей работе Егоров уже привык.

– Тут машину ставить, или дальше ехать? – спросил Егоров.

– Можно и тут, – разрешил Гринчук. – Тормози.

Егоров заглушил мотор.

Гринчук молча массировал шею, закрыв глаза.

– Жарко, – сказал Егоров, чтобы прервать затянувшуюся паузу.

– Ага, – кивнул Гринчук.

– Так чего мы сюда прикатили?

– Встреча у меня здесь с осведомителем. Появился стукачок у меня возле Бороды, – пояснил Гринчук.

– А я тебе зачем? – спросил Егоров.

Встреча с осведомителем всегда была актом, можно сказать, интимным, присутствовать на ней постороннему всегда считалось неприличным. Опера своих стукачей не светили, а уж Гринчук особо славился своей скрытностью. Ходили слухи, что у него осведомителей чуть ли не полторы сотни, но это были только слухи. И еще свежи было воспоминания о том, как Гринчук пинками гнал молодого опера, который попытался шутки ради проследить за ним во время такой вот встречи.

Сейчас же Гринчук привез постороннего сам.

Егоров оглянулся. Никого. Место было пустынным и до этого лета, но после того, как в пруду нашли несколько трупов, люди сюда приезжать перестали. И трупы, кстати, эти попытались навесить именно на Бороду.

Кто-то умудрился заснять на видеопленку, как Борода душил очередную свою жертву. Была у него привычка собственноручно затягивать удавку на шее провинившегося подчиненного или попавшегося врага. Пленка попала в милицию, милиция пришла к Бороде…

– Ты слышал, как залетел Дятлов? – неожиданно спросил Гринчук.

– Жека?

– Жека.

– А что у него?

– В зоопарке муфлон пропал… – лениво протянул Гринчук, – ну и Жеку отправили посмотреть на предмет отказа в возбуждении. На хрена нам еще муфлона искать. Съели его уже, понятно даже и ежу.

– Однозначно, – кивнул Егоров.

– Походил Дятлов с сопровождающим по зоопарку и усмотрел, что пеликаны сидят в открытом вольере. И, что Жеку поразило, не улетают. «А чего это, – говорит Жека, – пеликаны у вас не улетают?» А потому, объясняют ему, что пеликанам крылья подрезаны. Не могут они.

– А он что, не знал? – засмеялся Егоров.

– Обычным умом, – глубокомысленно произнес Гринчук, – осознать все, чего Дятлов не знает – невозможно. Так вот, почесал Жека в репе своей и спрашивает, а у муфлона, мол, крылья были подрезаны?

Егоров от неожиданности прыснул. Гринчук кивнул.

– Да, а вот наивный служитель зоопарка не осознал, с кем имеет дело, посему честно сообщил, что крылья у муфлона подрезаны не были.

– И? – борясь со смехом спросил Егоров.

– Ну, Жека и написал им в отказе, что дело возбуждено не будет, в связи с тем, что у муфлона не были подрезаны крылья. Вчера ребята копию по кабинетам размножили. Тебе не заносили?

– Нет, – помотал головой Егоров. – Ну, Жека…

– Да, он у нас такой, лейтенант Дятлов. Он у нас еще и не такое может. Помнишь, как он протокол составлял о мужике, который на своей жене умер?

Егоров снова захохотал.

– И где твой стукач? – отсмеявшись, спросил он.

– Скоро подойдет, – пообещал Гринчук.

Машина нагрелась под солнечными лучами, Егоров открыл дверцу. Близость пруда не ощущалась совершенно.

– У тебя ствол на постоянном ношении? – спросил Гринчук, лениво прикрыв глаза.

– Да.

– А ну, дай гляну.

– Чего там смотреть…

– Ну не жмись, дай посмотрю, – Гринчук протянул руку.

Егоров достал свой пистолет и положил его на руку капитану.

Гринчук покачал оружие на ладони, словно прикидывая его вес, потом взял пистолет в руку, большим пальцем сдвинул предохранитель:

– Без патрона в стволе?

– А где ты видел идиота, который таскает на себе пистолет с патроном в стволе? – вопросом на вопрос ответил Егоров.

– Я вот, например, – сообщил Гринчук и передернул затвор. – Выходи из машины.

– Шутишь?

Пистолет грохнул над самым ухом Егорова, пуля ударилась в ствол дерева слева от машины. Егоров взвыл от неожиданности.

– Я говорю – из машины, – сказал Гринчук, и Егоров понял – капитан не шутит. – Выходи строиться. И не вздумай бежать.

Егоров облизал разом пересохшие губы. Он помнил, как Гринчук в тире демонстрировал стрельбу в движении. В опера Гринчук пришел из спецназа и навыки свои поддерживал постоянно.

– Аккуратно вылезаем из машины, – сказал Гринчук, сопровождая каждое движение Егорова стволом пистолета, – и садимся на травку спиной к дереву. А мы тем временем…

Капитан извлек из кармана наручники и приказал Егорову защелкнуть их на щиколотке правой ноги.

– Смотрел французский фильм «Продажные»? – спросил Гринчук присаживаясь на водительское сидение «жигулей» напротив Егорова.

Локоть правой руки с пистолетом он положил на руль. Дуло уставилось между глаз Егорова.

– Так смотрел? – переспросил Гринчук.

– Нет, – прошептал Егоров. – Ты с ума сошел?

– Так вот в этом фильме полицейский показал своему молодому напарнику, что с браслетом на ноге далеко не убежишь. Это я так, на всякий случай.

Рядом с ними, возле самых ног Егорова, пробежала серая по причине летнего времени белка.

– Так о чем это я? – Гринчук проводил зверька взглядом и почесал левой рукой кончик носа. – Ах, да, о стукачах. Ты в курсе, что Бороду сегодня утром отпустили?

– Отпустили? – попытался удивиться Егоров.

– На все четыре стороны. Кассетка накрылась. Единственное доказательство его вины пропало из кабинета в райотделе милиции. И у Гены Загоруйко будут очень большие проблемы. Не уберег и так далее. Правда, грустно?

Егоров напрягся.

– Да ты не принимай все это слишком близко к сердцу, Валечка, – улыбнулся одними губами Гринчук. – Тебя это не коснется никак. На тебя никто и не подумает даже.

– А что на меня думать? – выдавил Егоров, лихорадочно пытаясь понять, что именно задумал ненормальный капитан.

– Дай-ка мне свое удостоверение, – попросил Гринчук.

– Зачем?

– Я могу его и сам забрать, потом, но не люблю в карманах покойников копаться. Брезгую, – спокойно пояснил Гринчук.

Очень спокойно. Настолько спокойно, что Егоров сразу поверил ему и торопливо достал из кармана удостоверение и бросил капитану.

– Дурацкая жизнь, – покачал головой Гринчук. – Один капитан милиции целится в голову другому капитану милиции. Как в плохом иностранческом кино. А ведь мы с тобой, Валя, очень похожи. Местами. Я бы сказал, диалектически похожи. Я старше тебя почти на десять лет, но оба мы капитаны. У меня карьера не клеится, у тебя идет успешно, но обоим нам майорами не быть. Обидно?

– Ты с ума сошел, Гринчук, – выкрикнул Егоров.

– Ни в коем случае, – досадливо поморщился Гринчук. – Совершенно нормален.

По трассе, мимо лесопосадки пронеслась машина. Капитан прислушался, поцокал языком.

– Крутая тачка пошла, крутых мужиков повезла, похоже.

* * *

Владимиру Родионычу и в голову бы не пришло называть себя или Полковника крутым мужиком, но в крутой тачке мимо двух капитанов милиции проехали именно они.

Владимир Родионыч лениво смотрел на проносящиеся мимо деревья, и чуть прищурился, когда, отразившись от поверхности небольшого пруда, солнечный луч ударил его по глазам. «Жигули» и двух человек возле них, Владимир Родионыч не заметил.

– И долго вы будете играть со мной в тайны и загадки? – спросил он у Полковника.

– Еще совсем чуть-чуть.

– Никогда не замечал за вами склонности к таинственности и загадкам.

– А что вы за мной замечали? – с улыбкой поинтересовался Полковник.

– Ну… Не всем же быть наблюдательными, как кадровые военные, – развел руками Владимир Родионыч.

– Вот это главное, что меня смущает в последнее время, – сказал Полковник. – В армии я все время ощущал себя глубоко штатским человеком. Я так и не научился толком отдавать приказы и находить удовольствие в беспрекословном подчинении. Финансовая служба – это финансовая служба. Это вам не воздушно-десантные войска. Я с трудом дождался пенсии и с удовольствием на нее вышел. Не поверите, но когда я узнал, что последние лет пять военной карьеры работал на жутко секретный проект, был сильно удивлен. И когда выяснилось, что практически все участники этого проекта либо умерли, либо пропали без вести, я даже не смог толком испугаться. К счастью, секретность проекта заключалась не в его финансировании, а в его тематике и исполнителях, о чем я имел самое отдаленное представление.

Полковник достал из кармана пиджака ручку и задумчиво покрутил ее в руках.

– Но когда я попал на гражданку и был принят в высшее общество вначале на правах обслуживающего персонала, а потом и на правах младшего партнера, тут оказалось, что с точки зрения этого самого общества, я чуть ли не военная косточка. В армии меня все, даже солдаты называли по имени-отчеству, а здесь я сразу и, похоже, навсегда стал Полковником. И теперь мне ужасно не хватает простоты и понятности армейских взаимоотношений.

– Упал – отжался… – подсказал Владимир Родионыч.

– Нет. Это – внешнее. В армии самое главное то, что в любой момент понятно кто и за что отвечает. Пусть с перегибами, пусть иногда глупо. Но – отвечает. Часовой обязан. Часовой не имеет права. Беспрекословно, точно и в срок.

– Вы предлагаете нам ввести звания?

– Вы когда-то сказали, что мы… – Полковник указал пальцем за спину, туда, где остался пикник и все гости, члены высшего общества. – Что мы – новое дворянство.

– Сказал. И продолжаю стоять на этой мысли. Мы именно дворяне. Новое, нарождающееся дворянство.

– Тогда сам бог велел ввести титулы, – улыбнулся Полковник. – Вам бы очень пошел титул герцога. И герцогская корона на двери машины.

– Звание не сделает меня лучше или хуже, – немного надменно произнес Владимир Родионыч. – И, кроме того, я бы мог рассчитывать на князя.

– Могли бы. Кстати, внешние атрибуты соблюдены. Вас уважают, к вашему слову прислушиваются, дворяне рангом поменьше никогда не посмеют противиться вашей воле… До тех пор, пока это не коснется лично их свободы и независимости.

– Да. Они свободны. Они могут…

– Они могут все, что угодно. И если кто-то из них нарушит вашу волю, то вы всегда сможете навести порядок. У вас есть армия. А дружины ваших вассалов вас поддержат. Или не поддержат, если почувствуют, что могут этого не делать. У вас есть доспехи, у вас есть копье и умение всем этим пользоваться, если продолжить историческую аналогию. Но знаете, как больно кусаются блохи?

При чем здесь это? – спросил Владимир Родионыч.

* * *

… – При чем здесь это? – испугано спросил Егоров, когда Гринчук сказал, что детей у Егорова, к счастью, нет.

– Тяжело было бы Марине их в одиночку тащить. И без денег. Ты ж ей не сказал, куда дел бабки от Бороды. Не сказал?

– Какие бабки?

– Надо полагать, большие. За маленькие капитан милиции Егоров не стал бы рисковать, похищая улики. Ты же, кроме кассеты, еще и орудие убийства унес. А это значит, что денег тебе отвалили немеряно.

– Никаких денег… – начал Егоров, но пистолет в руках Гринчука снова выстрелил, и Егоров спиной ощутил, как вздрогнуло дерево, принимая пулю. Сверху посыпалась кора. – Мне же за патроны отчитываться…

– Не-а, – покачал головой Гринчук, – не придется.

Егоров почувствовал, как капли пота потекли по вискам. Во рту пересохло.

– Гринчук, Юра…

– Что?

– Зачем тебе это?

– Что это?

– Убивать меня зачем? – выдавил из себя Егоров.

– А на хрена тебе жить? – спросил Гринчук. – Ты, по сути, отпустил убийцу и заодно искалечил судьбу Загоруйко. Ты после этого хочешь и дальше защищать закон? Ты собрался получать деньги и от министерства, и от Бороды?

– Юрка, не нужно. Я и сам не знаю, какой меня черт дернул эти деньги взять, – плачущим голосом произнес Егоров.

– Жадность тебя дернула, а не черт. Жадность и глупость, – сказал Гринчук. – Но…

– Что?

– Я обещал твоей жене, что ты вернешься домой… – задумчиво протянул Гринчук.

– Да, да, ты обещал, Юра. Ты обещал Марине, что я вернусь домой, – ухватился за соломинку Егоров. – А ты ведь слово держишь…

– Держу, – тяжело вздохнул Гринчук.

Хочешь, я с тобой поделюсь? Адвокат Бороды много бабок дал. Хватит нам обоим… – пробормотал Егоров и испуганно замер, увидев, что выражение лица Гринчука изменилось, а пистолет в его руке дернулся.

– Не нужно, – слабым голосом вскрикнул Егоров.

* * *

… – Не нужно, – согласился Полковник с Владимиром Родионычем. – Не нужно все утрировать, но ведь рыцарь в доспехах действительно совершенно беззащитен перед блохами. Чтобы спастись, ему приходится стаскивать с себя доспехи и просить кого-нибудь помочь этих блох отловить. И, кстати, в этот момент рыцарь совершенно беззащитен.

– И теперь вы скажете, что блохи – это те мелкие проблемы, которые вы сегодня решили высветить передо мной.

– И я скажу, что… – Полковник чуть тронул водителя за плечо. – К большому дому, пожалуйста.

– Эти проблемы в доме? – немного удивленно спросил Владимир Родионыч.

– Да, и мы уже почти приехали, – сказал Полковник.

Машина притормозила перед воротами, створки разъехались в разные стороны, и машина въехала во двор.

– В гараж заезжать не нужно, мы не надолго, – сказал Полковник. – Прогуляемся, Владимир Родионыч?

– Далеко?

– Всего лишь на шестой этаж.

– Этаж обслуги? – возле лифта спросил Владимир Родионыч.

– Общежитие. Вы своего Николая брать с собой не будете?

– В доме? Побойтесь бога, Полковник.

– Так я, почему-то, и подумал, – кивнул Полковник. – Это очень безопасное место.

* * *

… – Это очень безопасное место, – сказал Гринчук. – Недаром Борода сюда привозил свои жертвы. Ты как, Валя, полагаешь, он следующих сюда же будет привозить, или в другое место?

– Юрка, не нужно, – Егоров вытянул перед собой руки, словно собирался остановить ими пулю. – Я ошибся, я…

Пальцы рук дрожали.

– Ты хочешь вернуть пленку и удавку?

– Я не могу… Правда, не могу… Адвокат их спалил при мне.

– Вот видишь, Валя, даже адвокат Бороды тебе не верит. Грустно, – покачал головой Гринчук. – И сказать, что это ты вещдоки умыкнул, тоже нельзя, нету доказательств. Кроме этого, ты же не захочешь на себя давать показания…

– Я могу…

– Пасть закрой, – тихо сказал Гринчук.

– Хорошо, хорошо…

– Повезло тебе, Валя. Я мент. Не могу я убить человека вот просто так. Даже если это не человек, а ты, подонок.

Егоров молча слушал, стараясь, не дай бог, хоть неосторожным выдохом не перебить капитана.

– И я не верю, что ты сможешь сам уйти из органов.

– Я смогу! Я уйду!

– Это ты сейчас говоришь, Валя, а подумаешь, прикинешь и решишь, что Гринчук ничего тебе не сможет сделать. Тем более что у начальства ты на отличном счету, а капитан Гринчук – вовсе даже наоборот. Не пользуется капитан Гринчук любовью начальства.

– Я уйду, честно, уйду… и деньги…

– Деньги можешь засунуть… – посоветовал капитан Гринчук и достал из машины левой рукой свою сумку с бутылками.

Поставил ее на землю.

– Сейчас ты выпьешь за здоровье новорожденного.

– А кто?..

– Ты, Валя, ты сегодня снова родился, считай, – сказал Гринчук и вынул из сумки бутылку водки. – Лови.

Егоров подхватил бутылку и недоуменно взглянул на капитана.

– Чего тут думать? – подбодрил его Гринчук. – Открывай да пей.

Егоров отвинтил пробку, поднес горлышко к губам.

– Давай-давай, – сказал капитан, – у нас выпивки много.

* * *

…Владимир Родионыч остановился на пороге комнаты.

На кровати, на смятой постели лежала молодая девушка. Красивая девушка. Обнаженная девушка. Мертвая девушка. И простыни были не только смяты, но еще и пропитаны кровью.

На полу, в лужице крови лежал нож. Изящный, с длинным изогнутым лезвием, с рукоятью, отделанной слоновой костью. Коллекционная вещь. Дорогая.

– Сюда больше никто не входил? – спросил Полковник у одного из охранников в коридоре.

– Нет. Как вы сказали.

– Вот это и есть те проблемы, о которых я вам говорил, – сказал Полковник, присаживаясь в кресло возле двери.

– Это кто? – спросил Владимир Родионыч.

– Никто, – пожал плечами Полковник, – одна из десятка местных горничных, которых либо вовсе не замечают, либо укладывают, походя, в постель, заметив, или просто от безделья. Или, походя, убивают. Не исключено, что от того же безделья. Эту девочку звали