Эвакуация и Эдгар По

Тем временем немцы уже взяли Смоленск, Киев, Вязьму и приближались к Москве. В конце октября было принято решение к эвакуации.

Семей всех сотрудников папиной организации, а он уже не работал в ГОСПЛАНе, с имуществом начали собирать на каком-то огромном пустом военном складе в ожидании грузовика.

Несколько дней и ночей мы провели на этом складе на куче своих пожиток. Мне попалась книга Эдгара По про дикие вопли кошки, замурованной в стене вместе со своим хозяином. Выйдешь во двор – темно, только лучи прожекторов прорезают небо, где-то ухают зенитки. Снова прочитаешь Эдгара По про то, как огромная секира колеблется, раскачивается от стены к стене и с каждым колебанием снижается, чтобы рассечь заключенного в камере. Выйдешь на двор – темно, на небе наши прожектора «схватили» немецкий самолет. Летит он не очень быстро. Вокруг него разрывы снарядов наших зениток. Странно. Разрядов много, а он летит. Правда, и летчик, несомненно, мало что видит, т. к. ослеплен прожекторами. Так летел и улетел. А тут опять темнота, и тишина, и Эдгар По. Конечно, он основоположник этого типа литературы, а Конан-Дойль с его Шерлоком Холмсом и Агата Кристи и другие – просто его ученики.

Тем временем подали грузовик – безотказную полуторку. В неё загрузили гору пожиток 3–4 семей, да ещё и нас рассадили между этими пожитками и поехали по шоссе на Нижний Новгород (тогда Горький).

По плану все семьи эвакуировали в Среднюю Азию, в Ташкент. Но поскольку путь лежал по Нижегородскому шоссе, мимо маминой родины, она решила остаться в родном доме в деревне Растригино Владимирской области Вязниковского (или Сергиево-Горского) района. Туда нас и завезли.

Несколько дней я провел с мамой и отцом в родовом солидном сельском доме – пятистенке из 6 комнат. Отец матери – мой дед – был священником. К несчастью или к счастью, он умер незадолго до революции. Отец мой, как партийный работник, все время был в «контрах» с моей бабушкой – попадьей, которая его ненавидела и идеологически, и как человека. Не очень оригинальная позиция тещи. Очень мой папа жадным был.

Когда я спросил, а где же церковь, мне показали очертания её фундамента. Церковь пытались разобрать на кирпичи для постройки колхозного склада. Получилась хилая хибарка. Мне объяснили, что кладка оказалась очень прочной. Вместо цемента или глины кирпичи проклеивались смесью чего-то с яйцами. Разбить их оказывалось практически невозможно. Из 10 кирпичей целым оставался один – остальные раскалывались. Во время разбора церкви кто-то все-таки вывесил лозунг: «Идет добыча кирпича по заветам Ильича».

Около дома были 3–4 огромные вековые липы, которые я не мог обхватить двумя руками. Наступала зима 1941 года. Никакого снабжения не было. Все мужчины ушли на фронт. Мы с отцом спилили и затем распилили одно из этих огромных деревьев. Потом накололи дров. Я был удивлен, какая здоровая поленница получилась из одного дерева, кубометров 7-10. Бабушка сказала, что до весны хватит.

Вскоре отец уехал, а я неделю или две ходил в школу в поселке Сергиевы Горки. Большое впечатление на меня произвел бабушкин сад, в котором уже созрели яблоки и груши. Около дома цвели высокие лилии. Мне было 11 лет, и лилии были почти моего роста. С тех пор эти лилии стали моим любимым цветком, хотя относительно меня они стали не такие уж высокие.

Книга детства

Уже в 1938–1940 годах, в возрасте 8-10 лет, возникла любовь к чтению книг. А виноват в этом Некрасов (наш Некрасов), написавший книгу «Приключения капитана Врунгеля». Именно эту книгу и читала нам пионервожатая в жаркие летние дни в 1939–1940 гг. в пионерском лагере.

С тех пор я несколько раз перечитывал эту книгу и считаю, что взрослые, которые её не прочитали, обладают неполноценным мышлением.

Я с глубоким уважением отношусь к Сергею Михалкову-старшему, который добился первого переиздания этой книги моего и его детства в 1983 году, после чего она стала общеизвестной.

Вот и в Растригино в 1941 году в последней темной комнатке-чулане стоял сундук, где бабушка хранила мамины вещи и её любимые книги. Среди этих книг оказались две книги академика Обручева – «Плутония» и «Земля Санникова» с блестящим описанием биологической эволюции. Эти книги, как и «Приключения капитана Врунгеля», а тем более Эдгар По и этногеографический справочник, оказали решающее влияние на формирование моего мышления и стремление к знаниям. К этим книгам добавилась и «Похождения хаджи Насреддина».

Вскоре мама в РОНО получила окончательное направление работать в школе в деревне Гостинино Селивановского района Владимирской области. Деревня эта находится в лесном районе, вдалеке от всех городов и городков – до Селиванова 12 км от железной и других дорог, до Горбатки 15 км, и как раз на полпути между Владимиром и Муромом. В общем, тишь да глушь. Я счастлив, что мы попали в этот русский край, где я познакомился с сохранившейся русской деревней ещё до того, как её разгромил Н.С. Хрущев.

Итак, я продолжил учебу в 5-м классе семилетней сельской школы.

Война в 1941 году

Шел ноябрь, у немцев продолжились нелады с Всевышним. Сначала они не могли быстро ехать – вязли в непролазной грязи из-за проливных дождей. Даже их танки Т-3 и Т-4 с узкими гусеницами вытаскивали с помощью лошадей. Затем в одну прекрасную ночь ударил морозец 5–7 °C. Вся немецкая техника вмерзла в эту грязь. Целую неделю немцы выдирали и выкалывали колеса, особенно пушек. Тягачи, пытавшиеся прямо сдвинуть пушки, срывали их с колес.

Далее вроде бы всё стало для них легче. Легкий морозец 5–7 °C и твердые дороги. И они снова начали наступать. Под Москвою начались жестокие бои. Страна мобилизовала все средства на отпор фашистам. В подмосковных районах были мобилизованы все колхозные лошади.

Из Сибири И. Сталин вызвал две дальневосточные армии, и они спешили к Москве. И тут на немцев свалилось совсем уж непредвиденное для них обстоятельство. В конце ноября ударил мороз -30 °C, а затем, в начале декабря -40 °C. Начались снегопады.

Бог был явно с большевиками и с русским народом. У немцев замерзла смазка у автоматов, и они почти неделю не могли стрелять. Замерзло масло в моторах, особенно в авиационных.

А к Москве подходили наши сибирские армии. Немцы лишились поддержки авиации. У немецких солдат в летней форме и пилоточках начали отмерзать различные органы. Немецкое наступление затормозилось, хотя на западе они взяли Истру и были в 20–25 км от Москвы. На северо-западе их отдельные танки «выскочили на Ленинградское шоссе». Только на юге они не дошли до Оки. Жители Тулы – туляки – расстреляли из пушек ворвавшиеся в город немецкие танки армии Гудериана, уничтожив почти полностью танковую дивизию. Другую – 4-ю танковую – дивизию полностью уничтожила танковая бригада Михаила Катукова, укомплектованная танками Т-34 и КВ.

Две школы курсантов при поддержке Катюш на 2 недели задержали наступление целого немецкого корпуса под Нарофоминском.

В критический момент на Западный фронт под Истру была переброшена эта героическая бригада Катукова – и наступление с запада застопорилось. Позиции немцев под Москвой растянулись. Резервы и снабжение отстали. Этот срок – 5–8 декабря – Г.К. Жуков и определил как оптимальный для общего контрнаступления.

И.В. Сталин к этому времени скопил необходимые резервы и 2 дальневосточные армии на флангах южнее и севернее Москвы. 7 декабря наши войска начали общее и успешное контрнаступление. Бои под Москвой развернулись с новой силой. Гитлер отдал приказ: «Не отступать!» Но немцы откатывались от столицы.

7 декабря японцы внезапно бомбили и потопили часть американского Тихоокеанского флота, базировавшегося на Гаваях в Пирл-Харборе. Однако им не очень повезло. Основная ударная сила Гавайской эскадры – два американских авианосца – накануне ушла в океан на учение и сохранилась как угроза японскому флоту. Америка объявила войну Японии. Германия – Гитлер – как союзник Японии объявила войну Америке, и война стала действительно Всемирной.

Глава 3
Деревня Гостинино

Русская деревня

Деревня Гостинино Владимирской области лежит в лесной части на полпути от Владимира и Коврова до Мурома, в Селивановском районе – т. е. в 12 км от станции Селиваново.

Итак, в декабре 1941 года нас подвезли и поместили в большой деревенский дом – пятистенку, с русской печкой и поленницей дров во дворе.

Дом состоял из двух частей: теплой – 3 комнаты, и через коридор, холодной части из двух комнат. Коридор вел в крытый двор. Это для меня тогда было огромное – по площади в 2 раза больше дома, высокое, примерно в 2 этажа, крытое сооружение из бревен.

В углу этого «ангара» находился «омшаник» – маленький сруб 3×3×2 метра. Это теплое помещение предназначалось для коров зимой, чтобы они не замерзли. Такое маленькое изолированное пространство корова могла подогреть теплом своего тела. Стенки омшаника были старательно проконопачены мхом, так что щелей, откуда могло дуть, не было.

В общем, это был нормальный двор русского крестьянина, тысячелетиями приспособленный для жизни людей и скота (коров, овец, коз) в нашей суровой русской лесной полосе – в зоне так называемого «рискованного земледелия».

В доме из кухни был спуск в шикарный погреб. Впечатление было такое, как будто хозяева только вчера куда-то уехали. Вскоре мы узнали, что это двор раскулаченного крестьянина. Такие же добротные русские дворы я увидел в деревнях в Киргизии вдоль озера Иссык-Куль, где был в командировке в 1985 году. Живут теперь в этих дворах киргизы. В 1917–1918 годах, когда мужики, хозяева этих дворов, русские казаки, ушли на братоубийственную гражданскую войну, с гор спустились конные киргизы. Плетьми они выгнали русских женщин, стариков и детей и загнали их в озеро. Большинство погибло. Только часть ушла в отдаленные русские казачьи поселения. Теперь в этих русских деревнях, в русских дворах вдоль Иссык-Куля живут киргизы.

Избиение русских в Киргизии было началом геноцида русского народа в России. «Руководители» коммунистической России и Красной армии не только не остановили этот геноцид, но по указанию Свердлова и Троцкого полностью поддержали его под лозунгом «Расказачивание казачества» – которое было не согласно с советской властью.

Мне повезло. В Гостинино я встретился с не разрушенной ещё Н.С. Хрущевым РУССКОЙ ДЕРЕВНЕЙ.

Наши предки славяне-русы-вятичи относительно плотно заселили нашу среднюю лесную полосу: Смоленск – Брянск – Москва – Рязань – Владимир – Суздаль, в конце III в. до н. э. – начиная с 220 г. до н. э., т. е. 2200 лет тому назад. В это время – 2200 лет тому назад – поселение Москва превратилось в укрепленный город. Это заселение произошло под давлением разрушительного нашествия степняков – персоязычных САРМАТОВ на древние земли земледельцев РУСОВ-СЕВЕРЯН в лесостепной зоне: Сумы – Харьков – Белгород – Курск – Воронеж. Значительная часть населения СЕВЕРСКИХ земель – непокорившиеся ВЯТШИЕ – ВЯТИЧИ – земледельцы, и отошли – переселились тогда на север – в лесную зону, создав тут княжества СЕВЕР – СЕВЕРЯН – ВЯТИЧЕЙ. Самым большим из них было княжество Рязанское, а также Пронское, Козельское, Смоленское. Москва в то время была небольшим городком.

Переселение с благодатных южных черноземных земель было тяжелым. Русы-северяне-вятичи попали в суровую северную климатическую зону, в зону малоплодородных лесных «подзолистых» глинистых или песчаных почв. Спасали избыток леса и воды – неизбежно возникло коллективное ведение сельского хозяйства.

В этих суровых краях, к тому же полных медведями и волками, невозможно, как на юге или в Польше, жить отдельными хозяйствами – хуторами. Природа способствовала созданию сельских сообществ – русских деревень.

В течение тысячелетий вятичи отрабатывали создание условий для жизни и ведение сельского хозяйства. Используя лес, они создали замечательную ДРЕВЕСНУЮ АРХИТЕКТУРУ как культовых, так и бытовых зданий – изб, что мы и увидели в деревне Гостинино. Остатки древесной архитектуры ещё сохранились в форме огромных церквей или, например, Кижи.

Вятичи создали самое северное в мире земледелие на базе такого целебного злака, как рожь, а также проса и льна, обеспечившего вятичей растительным маслом и тканями. Вятичи стали народом земледельцев самого северного в мире земледелия. Так, со II века до н. э. сформировался современный русский народ – народ самого северного в мире земледелия.

Это удивительно, но русская деревня в лесу – это потрясающе жизнеспособная ОБЩИНА. Так, в 1942–1945 годах я своими глазами увидел ЭТО. Из мужиков в деревне на 70 дворов (ферм) осталось всего 15–20 человек непризывного возраста, т. е. старше 50 лет. Остальных, очевидно, раскулачили. Они и организовывали, и руководили общинным хозяйством колхоза.

Гимн корове, петуху и русскому лесу

Но жизнь держалась и на другом. В каждом дворе было 3–5 детей.

Их жизнь обеспечивалась тем, что в каждом дворе была КОРОВА и росли на мясо телка или бычок. Свиней я не видел. Однако в каждом дворе было по 10–15 овец. В некоторых дворах были козы.

Все население от мала до велика ходило зимой в «модных» полушубках-дубленках из шкур этих овец и носило симпатичные ВАЛЕНКИ из шерсти этих овец.

Двое-трое из старших мужиков сохранили навыки ВАЛЯЛ – и валяли валенки для всей деревни. Шапки, естественно, были из бараньих шкур.

В каждом доме были прялки. В долгие зимние вечера женщины пряли пряжу из овечьей шерсти. Они обрабатывали и ЛЁН. В каждом доме был ткацкий станок.

Деревня обеспечивала себя как зимней – свитеры, так и очень красивой летней одеждой – льняными платьями, сарафанами, мужскими рубашками-сорочками.

Русская печь не только отапливала дом, но и давала широкие возможности для кулинарного искусства: выпечки различных размеров ПОДОВОГО ХЛЕБА, лепешек, блинов, супов или жарений. Конечно, для женщин это был постоянный напряженный, но привычный труд.

Основой жизни были все-таки коровы – они давали молоко, сливки, простоквашу и мясо, и дети росли здоровыми. Конечно, корову надо кормить, и сена она кушает прилично, почти полпуда (8 кг) в день. Это солидная копна сухого корма. На зиму требовалось не менее 100 пудов сена на корову. Вот это без мужиков обеспечить было не просто. Но женщины справлялись и с косами.

Мама преподавала в школе-семилетке, которая находилась в деревне. В эту школу пошел и я – в 4-й класс. Преподавание прерывалось только при морозах свыше 30 °C. А в 1941–1942 гг. морозы достигали -42 °C. К 1943 году, когда немцев отбросили далеко от Москвы, морозы смягчились до -20-25 °C.

Теперь я понимаю, что зима – январь, февраль, март – и весна – март, апрель, май – 1942 г. были просто жуткими для женщин, которые остались с детьми. Всё продовольствие со складов колхозов и лошади в примосковских областях были мобилизованы для фронта.

Есть было практически нечего. Мы получали 400 г ржаного хлеба в день. Этот хлеб я ходил получать в соседнюю деревню, где его выпекали в одной из изб. Так мы и получали 150 г на завтрак, 150 г на обед и 100 г на ужин, соседи продавали нам (на мамину зарплату) по 1 крынке (~2 л) молока. И всё. Что переживала мама, глядя на нас троих, я представляю только теперь и понимаю, что большую часть своей пайки она подкидывала нам. Это и привело к развитию у неё язвы желудка и ранней смерти в 1947 г. в возрасте 44 лет.

Несомненно, все русские женщины с детьми в 1942–1943 годах были ГЕРОЯМИ.

Положение несколько улучшилось в мае – начале июня 1942 года. На полях вырос ЩАВЕЛЬ. Щи из щавеля. Конечно, они очень полезны. В них почти всё, что нужно для жизни, кроме белков: и витамины, и микроэлементы. К тому же по вкусу – кисленькие – они нам, голодным, очень нравились.

Ещё легче стало, когда выросла молодая крапива – щи из крапивы и щавеля! Думаю, сейчас это можно сделать фирменным блюдом для современных ОБОЖРАВШИХСЯ москвичей. Они, как и для нас в 1942 году, могут быть спасением и от ожирения, и от всяких недостаточностей.