– На девятый день, – повторил провидец. – Молодость сына мешает осознать насколько естественен живущий в отце дар провидца. Так неужели я, проведя полжизни в трудах праведных, не могу оставить после себя жить явления, что были дарены мне милостью Божьей в движении звёзд.

Заглянув туда, куда другим дорога заказана, я всегда и во всём старался увидеть главное, а именно, как будет развиваться человечество, сумеет ли найти силы быть благоразумным по отношению к действительности.

Это главное, что ты должен понять, взяв за основу, как заповедь, как учение и, как моё тебе благословение.

Я же наделённый даром пропускать сквозь сознание тысячелетия, заявляю – человечество движется к обновлению. Когда ни будь, дойдя до черты, поймёт – крах неизбежен. Поняв, попытается изменить ход будущности, но будет поздно.

Развитие прогресса опередит развитие взаимоотношений в обществе настолько, что общество станет причиной собственного крушения, как впрочем и всей цивилизации в целом.

Люди научаться постигать миры, слушать вселенную, летать к звёздам и возможно найдут лекарства от всех существующих на Земле болезней.

Развитие науки достигнет уровня, когда машины заменят труд человека.

Людям останется повелевать, что породит не менее страшную болезнь – потеря самого себя.

Чем интенсивнее будет происходить развитие прогресса, тем быстрее люди перестанут нуждаться друг в друге.

Стирание точек соприкосновения бытия и сознания замедлит развитие внутреннего мира настолько, что часть общества превратиться в придаток тех, кто сумеет побороть в себе безразличие к действительности. Обострятся противоречия, ненависть захлестнёт мир и, что особенно страшно, всё это отразится на вере в Бога.

Вздох, клокочущее в груди бульканье заставили провидца, прикрыв глаза, замолчать.

Прошли минуты, прежде чем почувствовав, что жизнь ещё теплиться в растерявшем уверенность организме, Нострадамус, подняв голову глянул в сторону пылающего в камине огня.

– Когда человечество поймёт, что дни сочтены, учёные вспомнят про живущего в прошлом предсказателя, носившего имя Нострадамус.

Вспомнив, будут сожалеть о том, что не возвели предсказания в разряд науки, в то время когда могли бы увидеть то, что видел я. Бедствие настигнет всё живое обитавшее на планете под названием Земля.

– Что за бедствие, отец? – не в силах справиться с обуявшим сознание волнением, воскликнул Цезарь.

– Эра великого потопа. Вода поглотит: города, пустыни, леса, поля. Горы окажутся на дне океана, который отвоевав у человека большую часть пространства, оставит тому лишь ничтожный клочок земли.

Предвестником великого потопа станет падение с неба горящих камней, которые превратят Землю в бездыханное пространство. Впоследствии пространство это будет залито водой.

Воды будет столько, что оставшимся в живых не возможно будет ориентироваться в пространстве, по причине чего, все оставшиеся пойдут ко дну.

Со временем, океан отступит. Земля зацветёт благоухающим садом. Вот только в саду том, не будет людей.

Представив безмерно благоухающее жизнью пространство, в котором нашлось место всему, кроме людей, Цезарь проговорил: – И всё это вы видели в велениях?

– Не один раз. Требовалось время, чтобы сны смогли воссоединиться. До того же информация представлялась в виде отдельных, отличающихся друг от друга, снов.

– И вы сумели их объединить?

– Да. Предсказания описаны в пророчествах с обозначением мест, времён и обстоятельств. Единственное, что оказалось не по силам, время возрождение разума. Сумеет ли жизнь обрести привычные формы, осталось загадкой.

Произнеся, прорицатель попытался сделать вдох. За, отразившимся в глазах страхом, последовало подрагиванье конечностей, после чего обмякнув, Нострадамус уронил голову на грудь.

Цезарь обмер. Глядя на недвижимое тело родителя, юноша не понимал, что происходит.

Опомнившись, Цезарь собрался было криком оповестить домашних о кончине отца, как вдруг на половину умерший – на половину живой Нострадамус, издав похожий на стон звук, устремил взгляд на застывшего в оцепенении сына.

– Испугал?

– Я думал вы умерли, – произнёс Цезарь.

– Как видишь, нет. Смерть блуждает по дому в поисках уставшей от ожидания души. Мне иногда кажется, что я слышу её дыхание. Бродит, открывая одну дверь за другой. Совсем скоро будет здесь. Надо успеть отдать последние указания Шавиньи.

– Хотите, чтобы я ушёл?

– Без слёз и слов сожаления. Сёстрам и братьям скажи, что любил их я не меньше чем тебя, что умирая шептал их имена. Слова придадут им силы, любовь поможет в жизни, как когда-то помогла мне. Бонуа скажи, чтобы поспешил.

Цезарь, припав на колено, пытался подобрать слова.

Возглас: – «Уйди», заставил сжавшегося в комок, юношу подняться.

Покорность даже в столь судьбоносный час не позволяла ослушаться, отчего внутри с большей силой разгорелся пожар самого, что ни на есть, отчаяния.

Расстояние до двери, Цезарь преодолевал бегом. Крик души заставил схватившись за ручку, рвануть ту на себя.

Оказавшись по другую сторону кабинета юноша чуть не столкнулся с Шавиньи.

– Что случилось? – остановил движение Цезаря нотариус.

– Отец умирает. Час назад предсказал смерть. И сейчас…….

– Успокойтесь, – продолжая удерживать юношу за плечи, проговорил Шавиньи. – Нострадамус предсказал кончину не вчера и не сегодня, сие случилось шесть лет назад.

Вынув из кармана часы Бонуа всполошился.

– Простите. Мне надо спешить.

Оставшись один Цезарь, не мог и не желал воспринимать происходящее как реальность. Сознание словно раздвоилось, часть осталось в кабинете, другая – окутанная атмосферой ожидания теплилось надеждой – «Предсказания по поводу смерти есть ничто иное, как плод отцовской фантазии. Всё обойдётся, через час родитель позовёт меня к себе».

Прошло больше половины часа.

Шавиньи оставался в кабинете, откуда не доносилось ни звука.

Цезарь пытался прислушаться, в надежде услышать хоть что-то. Увы! Двери были прикрыты слишком плотно..

Нервозность начинала давить с большей силой.

– Надо начать считать – вспомнил о привычке отца Цезарь, – Складывать,

вычитать. Счёт даёт возможность отвлечься. Раз – два – три…

Шавиньи появился, когда Цезарь готов был произнести – девятнадцать.

Глянув юноше в глаза, доктор права произнёс: – Мужайтесь сын мой. Смерть настигла отца вашего раньше предсказанного срока на двадцать восемь минут.

Договорить Бонуа не дали слёзы отчаяния. Хлынувшие из глаз Цезаря слёзы падали на грудь, которая то вздрагивала, то начинала судорожно трястись.

– Понимаю, – выждав паузу, произнёс Шавиньи. – Потеря близкого

человека утрата невообразимая ни с чем, разве что с потерей самого себя.

Но думаю до этого не дойдёт. Нострадамус обязан был научить сына быть сильным, овладевать духом, когда других одолевает слабость. На то он и Нострадамус.

Ваша задача найти в себе эти силы, сейчас, здесь, в часы когда душа Нострадамуса смотрит на вас с высоты восхождения, желая видеть в сыне мужчину.

Слёзы исчезли быстрее, чем Цезарь успел вникнуть в смысл произнесённых нотариусом слов.

– Отцу вашему был указан путь провидца, что делало его исключением -

заметив, что юноша начал приходить в себя, продолжил наставлять на путь истины, Бонуа. – Предсказатель умер. Умрёт ли то, ради чего предсказатель жил? Вопрос, ответ, на который должны будете дать вы.

– Я?

Отпрянув Цезарь глянул на Шавиньи взглядом полным недоумения.

– Вы. – повторил Бонуа, – Умирая Нострадамус завещал – «Цезарь должен

продолжить дело отца». Слова, которое я, будучи доктором права, узаконил подписью умирающего, своей подписью и личной печатью вашего отца.

– Отец предсказал всё, включая скончание мира? – проговорил Цезарь не понимая, о продолжении какого дела идёт речь

– Скончание через тысячу лет, – ухмылка коснулась губ Шавиньи, – К тому времени про предсказания Нострадамуса не то, что не вспомнят, забудут что такое вообще когда-либо было.

– Хотите сказать предсказывать следует события, произойти которые

могут через год?

– Лучше через месяц, а ещё лучше, через – два. И не обществу, а отдельно взятым личностям. Человек, натура любопытная, вопрос относительно будущего волнует больше, чем наполняемость кошелька, не говоря уже о количестве извилин в черепной коробке.

– Но я.....

Ошарашенный заявлением Шавиньи Цезарь, оказался не готов к разговору о предсказаниях, оттого растерянность имела неудовольствие проявляться не только в мышлении, но и в способности выражать мысли вслух.

Шавиньи же продолжал давить аргументами.

– Нострадамус – имя гарантирующее успех. Надо только правильно им

распорядиться. Сбудутся предсказания или не сбудутся, вопрос третий. Главное, чтобы о Цезаре начали говорить как о человеке продолжившим дело отца.|

– Не сбудутся меня, а затем и отца объявят шарлатанами. Имя – Нострадамус

втопчут в грязь, могилу осквернят, братьев и сестёр превратят в изгоев. Ради чего?

Озарившее лицо Шавиньи улыбка, заставила Цезаря окаменеть

– Что бы дело Нострадамуса обрело новую жизнь. Новая жизнь – новым предсказаниям. Моё вам покровительство в качестве наставника, и, я думаю, у вас всё получится.

– У нас. – поспешил уточнить Цезарь.

– Хорошо. У нас. – произнеся Шавиньи жестом дал понять, пришло время отдать долг покойному.

Цезарь понимающе кивнул.

В кабинете было тихо. Звук потрескивающих дров, игра огня создавали обстановку умиротворения. Следовало ощущать скорбь.

Цезарь же не чувствовал не удушения горем, ни растерянности сознания, будто пришёл обсудить вопрос будущего. И было в этом нечто особенное. Что именно Цезарь не понимал, но чувствовал, имя – Нострадамус будет жить столько, сколько позволит он – Цезарь Нострадамус – младший.

Умирает не человек, умирает память о нём. Он же будучи сыном своего отца сделает всё, чтобы имя – Нострадамус жило столько, сколько будет существовать жизнь.