– Ур-ра! Горит, сволочь!

Пули замолотили по башне и броне укрывшего его погорельца, с такой силой, что Каретников на секунду был уверен, сейчас прошьют его защиту насквозь и доберутся до его тушки.

Из крупняка огрызаются, сволочи! Ну вот как тут боем руководить прикажете?

Снова проснулись «сорокапятки». Батарея, постреляв, замолчала, так же внезапно стих и бой. Не желавшие умирать в грязи в бессмысленной жестокой драке с русскими, немцы отступили под защиту своих пушек и минометов.

Выпрямился. После боя слегка покачивало, но знакомое чувство переизбытка адреналина в крови побуждало к дальнейшим действиям, желание поспать отпустило полностью.

Из воронки неподалеку поднялся немецкий танкист с поднятыми руками. А что? Пленный не помешал бы! Можно из первых уст узнать, какие силы противостоят им…

– Komm zu mir! Die Hände nicht zu senken! Schneller!^[12] – позвал лишенца.

Но в немца ударили сразу из двух пулеметов. Он мешком свалился на дно воронки. Засранцы! Совсем распоясались, пока партизанили! Напрягаясь, стараясь перекричать шум, приказал:

– Отставить стрельбу! Передать по цепи, командирам взводов прибыть на НП.

Каретников в сердцах плюнул на землю, осознал, что в танковой мясорубке пленных не бывает. Подумал об этом равнодушно, видно пошел послебоевой откат. Прошелся. Ощутимо почувствовал запах горелого мяса. У брони других танков лежали обожженные, искромсанные осколками люди, танкисты, мотоциклисты и пехотинцы, как правило, мертвые или умирающие. Некоторые были так обожжены, что комбинезоны вплавились в тело…

Встретивший Каретникова комиссар, наблюдавший за боем с НП, поздравил с победой. Хотел собрать коммунистов и комсомольцев, похвалить всех за храбрость. Но, когда увидал брошенный на него взгляд ротного, тут же сдал назад.

– Товарищ батальонный комиссар, вот сейчас командиры взводов придут, можете сказать им пару ласковых… Все только начинается. Сами же сказали, нам до вечера здесь торчать, а сейчас только начало одиннадцатого.

– Я понимаю.

Повезло. Понятливый попался.

Крикнул на выход:

– Папандопуло!

Куда запропастился?

– Тут я!

– Цезарь, воды принеси, сполоснуться нужно. Да-а! Старшине передай, пусть по поводу котлового озаботится. Чтоб на обед горячее было, не все ж время всухомятку питаться.

– Понял.

Снаружи вопил наблюдатель, предупреждая бойцов об опасности:

– Возду-ух! В укрытия!

Этого только не хватало! Хотя предположить мог, но уж очень быстро немцы оклемались. По зубам получили и решили взяться за них всерьез. Выглянул из землянки, пытаясь хоть что-то разглядеть в ограниченном клочке неба. Разглядел. Тройка Ю-87 пронеслась над позициями, выставив напоказ торчащие конечности шасси, снизу похожие на лапти. Пилоты, убавив газ и выпустив аэродинамические тормоза, перевели машины в крен, в пике, выводя их на штурмовку. По всей линии окопов прошел сброс бомб, словно из швейной машинки пропахали строчки очередей снарядов и пулеметов. Называется, кто не спрятался, я не виноват. А как спрячешься, если лупят точно над тобой, при этом все взрывается и с неба воет голосами взбесившейся стаи волков?

Кто-то недовольный таким положением дел в свою очередь послал ответку.

Ду-ду-ду…

– А-а-а-а!

Сорок с лишним патронов, почти весь диск из «дегтяря», улетели в сторону «гостей». «Штука», самолет чистого неба, эффективный только там, где нет зенитного огня, а вот его-то на позициях как раз и нет.

Первый самолет, получив несколько пуль, не причинивших ему вреда, пронесся мимо. Второй и третий, отвернув, разошлись в стороны.

Музыка Иван, как говорится – в девичестве Сергей Качанов. Рядовой, военная специальность до переноса – снайпер. Характер спокойный, рассудительный, но вовсе не флегма какая. Каретников прозвал его Страдивари. Со своим отделением «закопался» в стороне от основных позиций роты. Когда началась штурмовка, осознал сразу. Место открытое, поэтому снижающиеся и увеличивающиеся в размерах точки в небе заметил как бы ни первым. Вылез из схрона, принял положение лежа на спине. Слегка нервировал вой, но не критично. Посыпавшиеся бомбы и взрывы от них погоду в настроении тоже не поменяли. Когда бомбёр отвернул в сторону артиллеристов, поднял ствол, тут же сделал упреждение, выбирая ход спускового крючка.

Выстрел!

Клацать затвором, выбрасывая гильзу и загоняя новый патрон, большого смысла нет. Либо пан, либо пропал! Целился-то по кабине, расстояние более-менее привычное.

Самолет вдруг завалился на нос, потом на крыло, вошел в штопор и, попытавшись зарыться в землю, взорвался, произведя много шума и сотворив собой огромную воронку. Серега про себя ухмыльнулся. Это он в пилота все же попал. От греха подальше нырнул в схрон…

Первые результаты долбежки с воздуха Каретникова не впечатлили. Потери есть. В подразделениях были и раненые и убитые, но могло быть и хуже. Когда Людмила докладывала о состоянии дел, вот только тогда о ней и вспомнил.

– Значит так. Товарищ сержант, грузите раненых в полуторку и отправляйтесь вместе с ними в Староконстантинов. В городе находите любой госпиталь и сдаете туда людей. Сами там же и оставайтесь. Ясно?

Старший сержант медслужбы Егорова Людмила. Миниатюрная, стройная молодая шатенка. На лицо красавица писаная. Но это – по мнению Михаила. По нынешним временам не является эталоном красоты, сейчас в моде большим успехом пользуются «бабцы в теле», как тут на Украине говорят, «визьмэш в рукы, маеш вэшч!». Идиоты!.. Для Каретникова самое главное ее достоинство – специальность. Людмила практически дипломированный медик. Перед самой войной направили на практику перед защитой диплома. Когда госпиталь на марше под бомбовую раздачу попал, а потом сразу же под танковый клин фашистской передовой части, ей чудом в лес убежать удалось. Прибилась к отступавшей части, думала, все самое плохое позади, оказалось… Жалко, если девку убьют!

– Ясно?

– А как же?..

– Вы приказ поняли?

– Так точно!

– Выполнять!

– Есть!

Когда ушла, комиссар покачал головой.

– Круто ты с ней…

Старый маразматик! «Круто…» Он, в отличие от доброго дяди комиссара, девочке жизнь спасти хочет. Хочет убрать ее подальше от крови, грязи и боли. Что он может?.. Только это. Круто…

В землянку ввалился старлей-десантник, всем видом на черта похож. Грязный, всклокоченный, чумной. Первым делом добравшись до ведра с водой, зачерпнул воду кружкой, большими глотками напился. Громыхая голосом, сообщил:

– Взрывом накрыло! Хрен чего слышу!.. – Помотал головой. – Потери у нас!

Стараясь докричаться до оглохшего офицера, Каретников сам напрягал голос:

– Полуторку с ранеными отправить успели?

– Ага! Понял! Отправили. Толку-то? Еще десяток раненых появилось. Убитые есть. Гавриков твой погиб.

– Как?

– Очередью прошили. Тут, рядом.

Вместе с комиссаром и особистом вышли из землянки. Оклемавшиеся после налета бойцы рассказали, как все было. Богатырь Гавриков и трое бойцов его роты лежали со скрещенными на груди руками. Кровь на жаре свертывается быстро. Голенище сапога погибшего друга было разорвано пулей. Строчка шла дальше, от ноги через живот, к голове. Самолетные снаряды его пощадили, пощадили и сброшенные бомбы, а вот пулемет…

Обычная смерть на войне. Боец из «дегтяря» стрелял по «мессершмитту» и даже мог его сбить. Только надо было укрыться, а не стрелять с открытого места. Жалко его, решил поиграть со смертью. Доигрался! Все не так…

Грустить о потере товарища не дали.

– Воздух!

Что? Снова?

– В укрытия!

Влетели под накат землянки.

– Откуда у немцев столько самолетов? Где же наши соколы? – из своего угла произнес комиссар.

Каретников скрипнул зубами, но промолчал. Где-где, в… том самом месте, на верхней полке! Довели страну до ручки, армию обезглавили, а теперь спрашивают!

Они налетали парами, тройками, девятками. Бомбардировщики Ю-88, со стеклянными мордами, плыли высоко в небе косяками без сопровождения истребителей. Часть из них, отколовшись от стаи, пробомбили позиции батальона и как ни в чем не бывало пристроились к остальным.

…Михаил с более-менее оклемавшимся десантником, оставив местных начальников на НП, пошли по траншеям. Поднимали людей, готовили их к предстоящему бою. Воронок враг «понасверлил» много. С обеих сторон траншеи словно специально кто накопал гигантских ям. Главное, в этом аду кромешном люди все же выжили, не погибла рота.

– Это не война, а черт знает что, – вслух озвучил мысли многих взводный Кожухарь, находясь под жутким впечатлением от бомбежки и обстрела, когда десятки пуль долбили землю и, казалось, проткнут еще и тело.

– А ты какую войну хотел? – насмешливо спросил десантник. – Как в кино. Наши бьют, фашисты удирают. Чушь не мели! На рожон не лезь, но и от костлявой не бегай, тогда, может быть, до победы доживешь. А если нет, то хоть перед потомками не стыдно будет.

Каретников потрепал по плечу младшого.

– Не надо о собственной гибели постоянно думать. Думай, как немцев бить. О родных думай…

Десантник скривился.

– Ротный, ты прямо замполит, отец родной. Учишь, о чем можно думать, о чем нельзя. Им всем, и нам тоже, здесь и сейчас врага останавливать придется. – Глянул на притихших бойцов кожухарьского взвода, изрек: – Парни, выбросьте все из головы, ни о чем не думайте, вредно это. Наше дело такое – бей, убивай, но все с умом. До ночи сдюжим, жить, значит, долго будем.

«Юнкерсы» разбили батарею вдрызг. Четыре человека были убиты, несколько – ранены. Две пушки-сорокапятки валялись по кустам.

До полудня самолеты постоянно пикировали, выли их сирены; использовав бомбовые запасы, они обстреливали позиции из пулеметов. Землю вокруг еще больше изрыли воронками, так, что немецкие танки не имели возможности быстро двигаться, автоматчики вслед за танками стреляли на ходу, шли в полный рост. Батальон снова вступал в поединок, огневая позиция «кастрированной» батареи находилась в боевых порядках роты. Сама рота была островками обороны, вокруг собирались и оборонялись пехотинцы. Казалось, всё – кранты!

– Танки сзади!

Теперь точно всё! И тут же новый возглас заставил воспрять духом.

– Наши!

Каретников присмотрелся, от усталости и легкой контузии не в состоянии сразу определиться в правдивости своего восприятия происходящего. А ведь точно. Бэтэшки, «тридцатьчетверки». Вовремя они подоспели.

Командир танкового подразделения прямо с марша пустил свои танки во встречный бой, раскинул построение «неводом».

– Ур-ра! – орала пехота, чувствуя, что близкая смерть временно откладывается.

Наши танки «перепрыгнули» окопы и сверху понеслись под уклон местности, на ходу стреляя из пушек и пулеметов, принимая удары судьбы на себя. Страшное дело – «разборки» боевых машин. Словно в топку кто дровишек подкинул. Одну бэтэшку на бок опрокинуло, у другого БТ-5 осколком передок вспороло, словно консервную банку, клепки торчат, и броня, как лист бумаги, скручена. «Тридцатьчетверки» по сравнению с ними громадины. Одну разбило прямым попаданием, еще одну крепко встряхнуло, баки сорвало, колеса выломало. Пятясь, в расположение батальона смогли выбраться только три машины, но танковую атаку немцам сорвали. Откатились под самый подлесок, туда, где не так давно «квартировала» артбатарея, встали. Пока затишье, Михаил сходил к новым «соседям».

Капитан в танковом шлеме и комбезе встретил его у попорченной попаданиями «тридцатьчетверки». Как младший по званию, Михаил представился первым, поблагодарил за своевременную поддержку огнем и маневром.

– Спасибо! Выручили! Думал, хана батальону.

– Все что смогли. Дальше от нас помощи, что от козла… разве что из пушек постреляем.

– Что так?

– В баках почти сухо.

– А тылы?

Махнул рукой, бросил под ноги окурок папиросы.

– Фашист обошел город с северо-запада и северо-востока, окружил дивизию. Со стороны Любара немецкая танковая дивизия полукольцом охватила 37-й корпус, заставила передовые части перейти в тыл в районе Казатина. Зыбин приказал отходить на новые рубежи. Город оставлен. Насколько знаю, дивизия должна занять оборону где-то в районе сел Ожаровка, Пышки, Мшанец, перехватить шоссейку Шепетовка – Бердичев.

– А Зыбин это кто?

– Ты, лейтенант, с Луны свалился, что ли? Зыбин – это комкор.

– Ясно. От самой границы, считай, иду. И везде одно и то же. Стоять насмерть. Бои тяжелые.

– Кому сейчас легко?

– Это точно. Вон, немцам тоже несладко.

– Да. Знатно вы их под орех разделали.

– Противотанковых средств мало. Слушай, капитан, так это получается, что нам здесь костьми ложиться никакого резону больше нет? Если в тылу уже противник хозяйничает.

– Выходит так. Только ведь и уйти не получится, немец на марше вас точно угробит.

– Н-да. Придется до ночи терпеть.

Немцы, судя по всему, уже тоже получили известия о том, что другие их части прорвали оборону русских, и в лоб не лезли. Зачем? Можно немного подождать и со стороны востока подойдут части вермахта и ударят в спину защитникам рубежа.

Каретников отправился к комбату, получать ЦУ. Оказалось, батальон жил сам по себе, его организм никем толком не управлялся. Комбат погиб. Погиб весь штаб и комиссар с ротным командиром. Первой ротой рулил старшина. Пора было брать бразды правления на себя, не ждать полного окружения. Михаил потихоньку стал отводить с позиций бойцов, формируя «кулак» и освобождая дорогу, как оказалось, теперь точно не нужную нашему командованию. В лес уносили раненых. Их было много. Танки подорвали, вывели из строя оставшиеся «сорокапятки». В веренице бойцов, тащивших на самодельных носилках людей, не способных самостоятельно передвигаться, заметил знакомую фигурку. Окликнул:

– Старший сержант Егорова! Подойдите ко мне.

Подбежала.

– Слушаю, товарищ лейтенант?

– Кажется, я вас с ранеными отправил в город?

– Так точно. Раненых я на машине отправила в госпиталь…

– А сама нарушила приказ.

Придвинулась к нему, почти к груди прижалась, схватилась за гимнастерку на его предплечье, прошептала, будто тайной делилась:

– Не сердись, Василек! Не хотелось потеряться. Война, могли бы и не увидеться больше.

Твою ж ма-ать! Ну как тут можно такими командовать? Решила она! Его спросила? Он, может быть, только сам по себе. Он одинокий волк. Так проще. Убьют, некому горевать будет. Она решила! Девчонка! Ну, и что делать прикажете?.. Пусть! Сама себе дорогу избрала. Он не с ней, он всего лишь бредет по своему лабиринту.

Сделал строгое лицо, показав тем самым, что телячьи нежности не про него.

– Идите. И постарайтесь на глаза мне не показываться.

Улыбнулась в ответ. Кинула ладонь к пилотке.

– Есть!

Со стороны головы колонны, мельтеша среди деревьев и кустарника, появился десантник. Встал рядом, бросая взгляд на растянувшихся по дистанции людей. Спросил:

– Куда путь держим?

– На восток.

– Х-хы! На восток это ясно. Командир, принимай конкретное решение, ставь задачу разведке.

– Прости, Серега, голова не варит уже. Выбирай маршрут так, чтоб к Житомиру просочиться.

– Понял. Думал про это. Нам нужно севернее забирать, там хоть и болота, а все ж не танки.

– Действуй и постоянную связь держать не забывай. Да-да! Посредством посыльных.

– Есть!

Каретников многое читал, многое помнил из рассказов очевидцев об этой войне, но отступление Красной Армии сорок первого года в киевском направлении было в его памяти чистым листом. Об этом умалчивалось, и даже в архивах отсутствовали бумаги. Он смутно мог только догадываться о событиях, происходивших рядом. Смутно представлял то, что на большом пространстве украинской земли, без связи с командованием и штабами, при нехватке боеприпасов, сражаются соединения 6-й армии. Под удар главных сил танковой группы генерала Клейста попали 19-й механизированный и 7-й стрелковый корпуса. А дивизиям 7-го стрелкового корпуса, прибывавшим по железной дороге из резерва Южного фронта, пришлось прямо «с колес» вступать в бой. В таких условиях собрать силы в один кулак было невозможно, дивизии включались в действие разрозненно, по мере их подхода к месту боя. Как результат – наши войска на этом участке были отброшены противником. Они попытались закрепиться на линии старых укрепрайонов, к югу от Новоград-Волынского, но противник своим стремительным наступлением, имея многократный перевес в силе и средствах, не дал нашим частям времени на организацию обороны.

На участке Новоград-Волынский – Новый Мирополь фронт был прорван, в обороне линии фронта возникла брешь, которая, словно трещина в плотине, вела к разрушению всего нового оборонительного рубежа. Передовые части 11-й танковой дивизии немцев захватили Чуднов, ворвались на улицы Бердичева. Ни в штабе 6-й армии, ни в штабе фронта об этом пока не знали…

Остаткам батальона и присоединившимся к нему другим частям и подразделениям приходилось несладко. Будучи обременены большим количеством раненых, они не могли быть маневренными. Двигались медленно, «занося хвосты». В первые же сутки похода, не получая квалифицированной медицинской помощи и лекарств, большая часть тяжелораненых скончалась, отметив проход подразделений холмиками братских могил. Ко всему прочему людей нужно было кормить… Каретников с большим облегчением передал управление более чем тремя сотнями бойцов в руки старшего по званию и по должности, подполковнику Таманцеву, начальнику штаба полка, так же, как и их батальон, выполнившему роль заградотряда на соседней магистрали.

* * *

По всему фронту шли бои. С беспримерным мужеством и стойкостью бойцы Красной Армии отбивали атаки врага и удерживали свои позиции на старой границе. Нередко встречалось дезертирство, особенно когда людей воевать призвали из западных областей Украины. Но еще не было той отчаянной безысходности тысяч километров постоянного отступления. Кое-кому из молодых страх был неизвестен, иногда они просто не понимали, не успевали бояться, не до этого было в горячем дыму боя, в свисте пуль и снарядов. Это была их работа, только риск здесь несоразмерно больший, чем у рабочего или хлебороба, при сложившейся обстановке было мало шансов остаться живым. Нужно успеть не просто умереть в бою, а попытаться выжить, накопить силы и ударить в нужный час. Отступали. Войска отходили с большими потерями.

На старой государственной границе остановить противника не удалось, мало того, значительную часть техники пришлось уничтожить, так как даже мелкую неисправность нельзя было устранить из-за отсутствия ремонтных средств. В одном только 22-м мехкорпусе подорвали шестьдесят неисправных танков. За двое суток немецкие танковые соединения продвинулись на сто десять километров и одиннадцатого июля приблизились к Киевскому укрепленному району. Только здесь, на оборонительном рубеже, созданном войсками гарнизона и населением столицы Украины, враг наконец-то был остановлен.

Решающим сдерживающим фактором для немецких армий была наша 5-я армия под командованием генерал-майора Потапова Михаила Ивановича, которая в силу своей исключительной отмобилизованности творила чудеса героизма. Уничтожение этой армии стало для Гитлера идеей фикс, приведшей в итоге к ослаблению ударного кулака немчуры на московском направлении и к потере нескольких месяцев накануне зимних холодов. Потапов же в последнем своем бою был тяжело контужен и оказался брошен вместе с другими погибшими солдатами, но… обнаружен живым и попал в плен…