Улыбинский танк прижался к толстым стенам церкви, проутюжив укрепленную позицию немцев. В траншеях шла настоящая рукопашная схватка. Хотелось бы помочь своим, да только, как часто на войне бывает – не срослось. Кто-то из фрицев попытался «сунуть» связку гранат под днище машины, но до конца его смелости не хватило. То ли не добросил, то ли пуля остановила, но факт на лицо – гранаты разорвались в непосредственной близости от «брони», перебив гусеницу и лишив пары катков. Мертвым грузом машина встала, «распряглась» с одной стороны, представляя теперь легкую цель для артиллерии, танков противника, и даже гранатометчика. Давыд хотел выскочить наружу, чтобы убедиться, что можно сделать что-то. Не получилось. Как жив остался?

Очереди немецких автоматчиков загнали его обратно. Фашисты засели на чердаках, на колокольне и оттуда отчаянно обстреливали наступавших. По броне барабанили пули.

–Через донный люк выползаем!..

Танк горит факелом. Огонь врага нарастает. Это подключаются немцы, прибежавшие на помощь с соседних участков. Чиф… чиф… тьиу… – разноголосо высвистывают пули, рикошетом уходят куда придется. Бегут рывками, бросаясь из стороны в сторону. Но это не помогает. Пулеметная очередь прожигает ногу бойцу из батальона, через несколько секунд падает как подкошенный, лицом в пыль, Куцый. Притормозил. Кровь стучит в висках. Перевернул тело, убедился, что стрелок мертв. Ему уже ничем не поможешь. Метнулся прочь из-под огня, впопыхах где-то потерял мехвода. Ох и прижали фашисты, практически от самой церквушки на плечах сидели. Работа немецких снайперов с колокольни, собрала немалую скорбную жатву, потому и окопы у церкви спешно бросить пришлось. Так подпекало, что усидеть в них невозможно было.

Выжившие, буквально просочились на занятые своими позиции. Свалившись в окоп, Давыд тут же высунул голову из него, хотел удостовериться, многие ли спаслись. Глаза залил пот, и донимает вжиканье пуль, потому не сразу сообразил вытереть его, да и руки заняты пулеметом, который он у мертвого Куцего забрал. Оказалось есть, есть те, кому повезло не погибнуть. Бежали согнувшись, сломя голову, что есть мочи, но не всем удалось прорваться…

После отбитой атаки, немец кажется слегка выдохся, тоже поиздержался в потерях личного состава. Изредка, как из бочки, по-видимому из укрытия, дудукал крупнокалиберный пулемет. С легким шелестом над головой проносились мины, и хлопки их разрывов методически, слабым эхом потрясали окрестность, но это был не тот огонь, который Улыбин испытал и вынес на прежней позиции. Пошел по траншее, определялся, кто взял на себя командование. Оказалось, комбат был жив и даже не ранен, находился в землянке и с успехом командовал людьми. Ф-фух! От сердца отлегло.

Здесь, где им предстояло теперь обороняться, позиции отбитые у неприятеля, в инженерном отношении были представлены развитой сетью траншей и ходов сообщений полного профиля. Мало того, их противник заблаговременно начинил автоматическим оружием, никак не рассчитывая, что внутренний укрепрайон попадет в руки русских. Ан, нет! Попал! Теперь уже Ступин, каменные строения приспособил под огневые точки.

Только когда своего танка лишился, да до седьмого пота побегал по улицам Песковского, окончательно осознал, что в западню заманили. Поселок – укрепрайон, с наспех оборудованными траншеями и дотами. В инженерных сооружениях не простые полевые подразделения вермахта воюют – самые настоящие эсэсовцы, с нехилой такой выучкой «работы» в населенном пункте. Абзац! А что делать? Только воевать. Только бы до темноты протянуть, благо он не один в поле воин.

Неожиданно наступило затишье. Чего это противник надумал? Никак в атаку намылился или перегруппировку проводит? Вся оборона, что у них, что у немцев – прослойки сплошные, сразу не понять, кто и откуда огнем причесывает. Пригибаясь, прошелся по траншее, оценивал людской ресурс. Лица у всех бойцов продубленные, обветренные, серые, как следствие бессонной ночи, адского, нечеловеческого напряжения в атаке, последующего боя и теперешнего положения. Горстки красноармейцев огнем огрызаются, но в атаку остаткам, еще совсем недавно двух больших воинских частей, не подняться. Потери большие, а еще имеются раненые и он знает, что им-то точно кранты будут. Не вынести их. Да-а! Перед траншеями проволочные заграждения, местами нашим огнем разрушенные. Уже на своей шкуре проверено то, что в этом клоповнике – Песковском, вплотную к проволоке примыкают минные поля. Да, серьезная преграда. Отсюда Давыду хорошо видно, как две БТэшки и КВ его роты именно в местах закладок подорвались, теперь чадят, мерцая слабым огнем. Кто из экипажей и смог покинуть машины, далеко от танков не уполз. Эсэсманы, мать их через коромысло, погорельцев из пулеметов покрошили. Эх! Был поселок, теперь считай нет. Стояли дома. Теперь вместо улиц пустыри с кучами хлама.

Где-то справа противно рыгал «ишак», так солдаты окрестили немецкий шестиствольный миномет. Скрипучий звук поочередных пусков мин напоминает крик этого животного. Мина разорвалась на их позициях. И началось с новой силой! Пыль. Гарь. Летящий во все стороны щебень. Звенящие осколки. Продохнуть трудно, голову не поднять. Взрыв снаряда и содрогание почвы, заставляет бойцов вжаться в укрытие, отрешиться от мыслей. Мозг воспринимает лишь один посыл: «Выжить!»…

Поселок немец долбил долго, работал по площадям не жалея боеприпасов. Удары огромной силы, сопровождаемые невероятным шумом, который Улыбин даже представить не мог, обрушились на блиндаж. Заскрипели толстые бревна наката, завалилась стена, запахло горелым. Из противоположного угла кто-то стонал, взывая о помощи.

С большим трудом выбрались из полуразрушенного укрытия. Тело будто через молотилку прогнали, саднили порезы и ссадины. Из соседней землянки выполз пехотный комбат, жадно глотая воздух. Одного взгляда достаточно было, чтобы понять, Ступин сейчас не боец, его впору в тыл эвакуировать нужно, и решения в дальнейшем придется принимать именно ему. А еще, Улыбину показалось, что после такого артналета, в самом населенном пункте не может остаться целых домов и живых людей, одни развалины и трупы. Немецкая мышеловка сработала, похоронив внутри себя стрелковый полк, танковый батальон, а вместе с ними и свои подразделения – приманку размещенную в поселке. Теперь в армейской обороне дыра, в несколько десятков километров, и будет ли возможность эту дыру чем либо заткнуть, одному Богу известно.

…Жа-арко-о! Помотал головой, приводя организм хоть в какой-то относительный порядок. Справа и слева шевеления, стоны. Значит живые все же имеются. Услыхал почти рядом:

–Немцы! В атаку пошли!

Высунулся из-за бруствера, скомандовал:

–Занять круговую оборону! К бою! – и уже вскоре, ощущая сухой наждак пыли в горле, хрипло скомандовал. – Огонь!

Ведь лишь слегка приподнялся над траншеей и тотчас: вжик… вжик… вжик… – просвистели над головой пули. Увиденная действительность удручала. «Нейтралка» перед их траншеей вспахана и перепахана снарядами и минами, а по этой нейтралке в их сторону сноровистыми перебежками перетекают солдаты противника, на ходу стреляя из винтовок и автоматов.

Ожили, задрожали, как живые, стосковавшиеся по работе, расставленные по флангам два дегтяревских ручника, снятых с вышедших и строя машин. Бьют длинными очередями, почти в упор. Обозвались трофейные МП, винтовки стрелков. Скошенные очередями, враги тяжело и кучно оседали в пыль, в рыхлую землю, на щебень. И вот, фашисты заметались и начали разбегаться в обе стороны, отползать к своим траншеям. Видно, что добрая половина немцев осталась лежать на нейтральной полоске земли.

–Прекратить огонь! Беречь патроны!

Огонь стих не сразу. Люди разгоряченные, злые. Хорошо знакомый голос прорезался слева по ходу сообщения.

–Ага! Не нравится?

Так ведь это Ерохин! Жив, однако. Громко отдал распоряжение:

–Назначенным отделенным проверить, доложить о потерях и наличии боеприпасов!

Толком посчитаться и доложить не успели…

–Воздух!

Ё-о-о! Этого только не хватало!..

Темнота наступила по-осеннему быстро, заставив немцев несколько остепениться. Стрельба по оставляемым позициям, теперь велась вяло. По горизонту почти беспрерывно, то там, то здесь желтыми факелами взлетают ракеты. Давыд нервничает, часто облизывает сухие губы, – несмотря на холод, очень хочется пить!

Он сейчас жил одним желанием – вывести людей из поселка. Их ведь на удерживаемых позициях почти купировали, осталось приложить небольшое усилие и уничтожить. На помощь советским солдатам пришел хваленый «немецкий орднунг». Порядок, видите ли, они любят! На фрицевские позиции подвезли горячую еду.

Да-а! А запахи съестного беспокоят голодных бойцов.

«Чертова кухня, у всех наверное всю душу вымотала, но нет худа без добра», – в сердцах подумал Давыд.

–Пора, – скомандовал Улыбин. – Первыми позиции покидают подразделения правого фланга, потом по моей команде уходит левый фланг. Отделенные, с собой выносим раненых. Все! Начинаем выдвигаться.

Двинулись медленно, пригнувшись, гуськом друг за другом, подвое перетаскивая и вынося раненых. После недавнего дождя бурьян стал мягким, не трещал, скрадывал шумы и движение. Лишь в некоторых местах щебень под ногами демаскировал переход. Ночь поглощала в себя всех выживших в дневной мясорубке.

Из Песковского, смогли выбраться без особых приключений. Уже на поле, где даже после дождя от подбитых танков батальона ощущался смрад горелого железа и человеческой плоти, к их веренице из темноты прибилось с десяток бойцов, тоже выходивших к своим. Все молча. Какие тут могут быть разговоры и выяснения. Все потом. Спустились в широкую балку, подождали тех, кто последними покидали поселок. В балке совсем тихо. Ни звука. Только отдельные очереди трассирующих пуль рвут темень в стороне, да горят люстрами на парашютиках осветительные ракеты в оставленном за спиной поселке. Давыд хоть и устал, но самостоятельно прошелся по месту привала, почти на ощупь «вглядываясь» в людей. Выживших вместе с ранеными насчитал тридцать восемь человек. Все, что от пехоты и танкистов осталось.

Передохнули малость, но впереди путь не близкий. Пора. Снова скомандовал, предварительно отправив вперед передовой дозор:

–Подъем! Начать движение.

Поднялись, двинулись за Улыбиным. Скоро попали в боковое ответвление балки и из-за темноты и крутизны склона, не шли, а осторожно крались по нему, оскальзываясь и спотыкаясь…

К утру смог вывести окруженцев к своим, в окопы одной из частей Красной Армии. Стрелковый полк полного состава, введенной командованием из резерва ставки дивизии, занял позиции только вечером. Окопался и ждал дальнейших указаний сверху. Звуки далекой канонады со стороны поселка Песковского, закончились только в глубоких сумерках. А когда глубокой ночью в расположение полка вышли измотанные бойцы, выносившие на себе раненых товарищей, командир полка, майор Иванюта, приказал привести для расспроса их командира. Детально расспросив младшего лейтенанта-танкиста, буквально валившегося от усталости с ног, осознал, какую ношу предстоит вынести и его полку в недалеком будущем. Танкиста машиной отправил в штаб дивизии, пускай с ним дальше сами разбираются, все-таки человек в окружении побывал. Вдруг, скрытый враг.