– Но этого просто не может быть! Отец никогда не интересовался… – начал Сандр и осекся.

– Видать плохо знавал ты покойного, – Мара обернулась к нему. – Он вечно был в поиске, все стремился найти, создать ту единственную, уникальную, без изъяна, идеальную. Уделяя внимание лишь красоте физической, вымышленной и мнимой, не считаясь с духовной составляющей… К прискорбию, не замечая тех, что рядом, – грустно закончила она.

– Но эти, с позволения сказать, опыты… – промямлил Сандр, он не находил слов. – Они…они просто противоестественны, они отвратительны!

– Это правда, Мара, – поддержал его Констант. – При всем моем уважении к науке, равно, как и к памяти покойного, как такое могло быть и твориться в тайне! Конечно, ходили нехорошие слухи, но всей правды предположить никто не мог. Нам нужно что-то делать с бедным созданием, со всем этим.

– Так делайте! Вы же теперь главные, князь и советник, воспитанник и воспитатель, делайте! Решайте, вот вам наследие горячо любимого папочки. А я умываю руки, у меня и так предостаточно забот по хозяйству не требующих отлагательств, и они, поверьте, важны куда более всего творящегося здесь безобразия!

От объемистой связки висевшей на поясе она отстегнула тяжелый бронзовый ключ и протянула извечному сопернику.

– Теперь, юный князь, Лада – твоя забота, и, надеюсь, это пойдет тебе на пользу. Не превозноси же себя плохо скрываемыми насмешками над старшими, повидавшими жизнь и вдоволь хлебнувшими лиха. Тебе еще многому предстоит поучиться, так начни прямо сейчас!

И гордо подняв голову, оскорбленная женщина демонстративно направилась к выходу, оставив спутников недоумевать.

Констант озадаченно пожевал бороду.

– Вот уж не ожидал такого от Мары, – смущенно промолвил он.

– Правда, Констант, учитель, что нам надлежит предпринять?

Но тот не успел ответить.

На Сандра внезапно налетел обезумевший эскулап, облаченный в заляпанную пятнами рясу, откинутый назад капюшон открывал обтянутый желтушной кожей череп и пару воспаленных фанатично блестевших глаз.

– Наконец-то, где же вас носило?! – завопил он, буквально тряся оторопевшего юношу за грудки. – У нас серьезные проблемы с некрозом тканей над носовой и лобной костями! Кроме того, наблюдается прогрессирующий парез нижних конечностей, срочно нужны препараты, вот – я подготовил подробный список!

Он потряс зажатым в побелевших пальцах таким же засаленным, как и его одеяния, листом пергамента. Сандр болтался безвольной куклой с выпученными глазами в цепкой хватке, брызгая слюной, взбешенный эскулап продолжал:

– И донорский материал, много, слышишь, много материала! Любого, хотя бы временно, пока процесс не приобрел необратимый характер, а тогда неминуемо придется начинать все опять сначала! Годы работы, опытов, исканий, усилий и треволнений, все, слышишь, все пропадет! Где князь? Почему он не приходит? Слушай сюда, необразованный мальчишка, забирай перечень и немедля отправляйся к Сандру-старшему. Пусть явиться как можно скорее. И больше не появляйся, тебе здесь нечего делать, еще занесешь инфекцию или разобьешь какую-нибудь колбу.

Он с силой оттолкнул юношу в сторону, в это время что-то бухнуло, и помещение начал заполнять едкий запах. Сунув пергамент, эскулап скрылся, оглашая воздух гневными воплями.

Сандр неуверенно сделал пару шагов, затем ноги сами понесли его, и он стрелой вылетел за дверь.

– Закрывай! – только и крикнул он едва поспевающему следом Константу.

Прислонившись спиной к холодному сырому металлу, он устало сполз на корточки. Его бил озноб, в груди вокруг сердца сомкнул ледяные когти холод.

Констант озабоченно склонился над ним, держа открытый стеклянный флакон со снадобьем.

Постепенно Сандр успокоился, в горле пересохло, но холод отступил. С превеликим трудом он сглотнул.

– Дай мне ключ.

Какое-то время Сандр молча вертел ключ в руках. Это было тяжелое, все в причудливых литых завитушках и зубчиках, размером превышающее ладонь взрослого мужчины изделие искусных кузнецов.

Констант неуверенно переминался подле, не зная, что делать, и не решаясь заговорить. Невольный свидетель случившегося позора чувствовал сейчас себя едва ль не хуже самого князя. Наконец, Сандр прервал затянувшееся молчание, и голос его был спокоен и отчетлив.

– Завтра, едва забрезжит рассвет, ремесленники откроят свои мастерские, – нет! это слишком долго, – прямо сию же минуту ты возьмешь этот ключ и отправишься за город, где кинешь его в самый глубокий из незамерзших колодцев. Один, без провожатых. Никто не должен знать. А завтра я скажу Маре, чтобы позвала каменщиков, которые замуруют оконце, вместе с дверью.

– Но помилуй, Сандр, – принялся вяло возражать Констант, – вечереет, без роздыха после утомительной дороги. Испытание чересчур для моих бедных старых костей.

– Немедля, – спокойно, но жестко повторил юноша.

Сандр блаженно нежился в каменной ванне, наполняемой бьющими из подземной расселины термальными водами, имевшими неприятный запах, однако чудесный расслабляющий эффект.

Обиды потонули в бурлящей влаге, и душевные раны затянулись, прикрыв глаза, юноша наяву грезил о воинской славе, перед его мысленным взором реяли штандарты над стройными волнами марширующих ратей, ревели боевые рога. Неизведанные земли, полные тайн, диковинки, удивительные обычаи и находки, и повсюду – народные чествования победоносного князя, героя – освободителя, покровителя мудрости, защитника слабых и угнетенных, а тысячеголосый хор скандировал:

– Славься! Славься!

Незаметно задремав, он едва не захлебнулся, чем вызвал неподдельный переполох прислуживавших банщиц. Все, пора приступать к делам, а то мечты так и останутся невоплощенными несбывшимися амбициями, решил про себя юноша, выбираясь из воды.

Стоя на деревянном настиле широко разведя руки, он позволил растереть себя насухо, затем служанки принялись облачать в чистые одежды: исподнее, состоявшее из простой холщевой рубашки да штанов, поверх – еще одни, отороченные по бокам мехом, стеганый кафтан с серебряным шитьем, подпоясанный железным поясом, на котором литые листья искусно переплетались в кольца, и крепился добротный кинжал в простых ножнах. Русые волосы захватил тонкий золотой обруч, а довершала наряд парадная волчья шапка, изрядно тяжелая и жаркая, чтобы надевать в помещении. Сандр задумчиво постучал ногтем по стеклянному глазу скалящейся морды зверя, вшитой в бурый мех, и, взяв головной убор под мышку, отправился выбирать сапоги.

Расквартированное по теплым баракам без дела войско разлагалось, в лагере царило обычное для тех дней истерическое веселье: в угасающем свете солдаты пьянствовали, играли в азартные игры и орали песни, стуча в такт глиняными кружками по пустым бочкам.

– Что моя жизнь? Иллюзия она! Что ж тогда смерть? Иллюзорна та тоже! – монотонно тянул хор монахов.

– Так смелее гуляй, пей и убивай! – радостно вторил им рев солдатских глоток.

С трудом им удалось собрать офицеров, многие из которых едва держались на ногах, другие явились в сопровождении потаскух и любимчиков. Когда шум улегся, вперед выступил Дмитр. Жрец завернулся в длинную шерстяную накидку цвета шафрана, поверх которой покоился золотой кулон в виде колеса, со стилизованными под спицы закручивающимися вправо руками.

– Мне, как главному жрецу не выдуманного, не явного, но Грезящего Бога при славном князе Урга было видение, – с достоинством начал он, – и причиной тому стал не живущий, но не усопший, сбежавший от смерти и не родившийся к жизни, гнусная противоестественная аномалия, угрожающая основам порядка мироздания. Обращенные и еретики, братья! Сим, здесь и сейчас я объявляю Поход Веры против нечестивого правителя легендарного, но, тем не менее, реально существующего града Мора. Мне известно….

Ему не дали закончить, речь потонула в целом хоре негодующих воплей.

– Долой! Как он смеет приказывать! Убирайся обратно в Ург, безумец! Ишь, что придумал! Мор – всего лишь сказка, бред, он хочет нашей погибели, прочь отсюда!

Дмитр побледнел и стиснул в кулаке свой медальон, но в целом не потерял присутствия духа, желваки резко выступили на впалых щеках. Казалось, наставник неприятно поражен неожиданно дерзкой отповедью, но не сбит, не напуган, и сейчас ринется в атаку. Но тут на сцену выступил пожилой воевода, почтительно, и вместе с тем решительно отодвинув Дмитра. Седой ветеран Рей был облачен в меховую накидку, под которой грозно смотрелся полный доспех из крупных металлических пластин с кругом – гладко отполированным зерцалом на груди.

– Можете не верить жрецу, но верьте мне, – прорезал гам его уверенный бас. – Град тот действительно существует, и уважаемому наставнику доподлинно известна дорога. Грядут игрища священные и необходим материал, и хотя я должен с прискорбием констатировать, что в последние годы в практику вошли постыдные полуразбойничьи набеги на соседей, шакальи укусы и трусливые засады, а то и вовсе используются преступники, делам постыдным сим должен быть положен предел. Мы, прежде всего мужчины и воины, так стоит ли марать честь свою, и честь рода, в котором почивший князь – первый? Поход Веры – это не просто чья-то прихоть, это восход к старинной славе, это очищение, это победа!

Слушатели потрясенно молчали, зачарованные пламенным выступлением старого вояки, некоторые пустили слезу умиления. Наконец голос подал круглолицый богатырь, приземистый и грузный, в летах, но все еще опасный на поле брани как опытный бык – вожак.

– Я полностью согласен с тобой командир, что касательно изнеженности нынешней молодежи и недостатком доблести. Лично я считаю, что Грезящему Богу наплевать, даже если все мы помочимся на его алтарь, так любезно установленный приезжим жрецом в центре лагеря. Да, нам нравиться хорошая еда и игра, добрая сеча, да пышная девка, хотя, кому-то и юноши, – он покосился в сторону, вызвав смешки присутствующих, равно как недовольные возгласы, – но добровольно соваться места, проклятые и забытые еще с Эпохи Становления Богов – кол тебе в тощий зад, уважаемый господин жрец!

Раздался одобрительный гул, соратники хлопали по плечу оратора и смеялись над его шуткой. Однако Дмитр не повел и бровью.

– Что ж, по-солдатски не затейливо и грубо, но справедливо! – выкрикнул он. – Все же я взываю и к вашей алчности! Кто же не слышал о неисчислимых сокровищах, что копили давно обратившиеся в прах короли Мора, пока чума не истребила нечестивый их род? Кто не мечтал вскрыть священный могильник, где некогда тысячи служителей поклонялись божественному трупу, куда из завоевательных походов стекались бесценные богатства и диковинки? Оставить все стервятникам и гнили, или вы боитесь того, что оказалось под силу жалким мародерам, угнездившимся на древних развалинах?

– Ни за что! Ложь! Бред! Вперед!– мнения разделились, все пытались говорить разом и перекричать друг друга.

Отступив к князю, Дмитр удовлетворенно наблюдал за гвалтом, рискующим перейти в потасовку, так как некоторые из горячих голов уже хватали друг дружку за шкирки.

– Погодите, уважаемый Рей, пусть немного выпустят пар, – Дмитр успокаивающе накрыл ладонью мозолистый кулак воеводе готовый метнуться к сабле.

– А ловко вы там у себя на севере научились сеять смуту, взывая к низменным чувствам, – глухо проворчал воевода. – За вами глаз да глаз нужен.

– Непосвященный разум падок до суетных чувств, – притворно вздохнул жрец. – Правда, же в том, что стираются границы и громоздятся небылицы, но истинный путь начертан кровеносными сосудами в жилах Грезящего Бога, и он ведом жрецам Его. Да, он пролегает по местам великих трупосожжений той расточительной эпохи, и может лучше не бывать там, но в убежище Веты, хранителя заветов последних императоров Мора каждого ждет награда.

– Настоятель моего дядюшки лукавит, как же тогда догмат веры о том, что бытие лишь иллюзия, почему внушает тягу к презренной трухе сокровищ, а не говорит о просветлении? – в пол голоса заметил Сандр.

Дмитр с интересом посмотрел на него.

– Но ведь и ваши еретические верования чем-то схожи, чистая философия и хромое блуждание, все, так или иначе, вертится вокруг земли, этой плоти дряхлого демиурга, который так стар, что умрет, если вдруг проснется, а мы с вами, да и вся реальность – не более чем огоньки в его затухающем сознании. Но разве эта прекрасная навеянная иллюзия не стоит того, чтобы за нее бороться, за возможность мыслить и освобождаться, осязать, любить и быть любимыми?

– Верь мне, – продолжал уговаривать жрец, склоняясь к юноше, – я пекусь не только о пробуждении души, но и о твоем, князь, процветании. Этим походом ты заложишь основу великого государства, навяжешь кабалу развращенным народам, и кто знает, может, в конечном итоге, станешь в один ряд с императорами прошедших эпох, восстановив рухнувшие границы от скованного льдом океана на севере, до кипящего на юге. Наследником тех эпох, когда чума еще не пришла в столицу ойкумены, превратив ее в призрачный град Мора.

Сандр глубоко вздохнул и прикрыл глаза. В царящем гвалте ему вновь послышалась отдаленная поступь марширующих легионов, рокот барабанов и звон оружия, струящаяся река позолоченных шлемов вливалась в пишущуюся историю. Как близок он сейчас к исполнению заветных мечтаний. Но что это, неужели эти ослы леностью своей и скудоумием похоронят проблеснувшее будущее?! Все пойдет прахом? Деградация да запустение, и презрительный взгляд обожаемых карих глаз, ранящий, но бесконечно милый. Кровь тяжело пульсировала в ушах, заглушая все звуки.

– Довольно! – закричал он. – Прекратите вы все! Возможно, не всем присутствующим известно, что ранним сиротством я обязан «нерожденному». Несчастливая случайность, что поделать, один шанс из тысячи, пренебрежительно отмахнетесь вы. А для меня именно месть круто изменила жизнь, стала самоцелью, я видел окружающий меня мир черно-белым и плохо различал оттенки. Едва окрепнув, будучи еще, в сущности, мальчишкой, каждое новолуние я бродил по рощам и разыскивал коконы «нерожденных», эти вскакивающие гнойники на божественном челе. А с каким непередаваемым наслаждением увесистый булыжник пробивал их вязкую скорлупу, превращал в кашу гнусные зародыши! Я съедал их органы сырыми, впитывая силу и туша клокочущую ненависть, – Сандр перевел дух, слова, изрекаемые холодным, дрожащим от едва сдерживаемой ненависти голосом тяжело падали, как звенящие металлом бруски, погребая возражения, подчиняя. – Однажды наставник отвел меня в лес, чтобы показать такой кокон, появившийся в неурочное время. Сидя на пеньке, он говорил, что ненависть моя бессмысленна, что отсюда может одинаково появиться как преданный друг, который в будущем, возможно, не раз спасет мою жизнь, так и заклятый враг, который непременно ее отнимет, и что человек сам скульптор реальности. Затем он ушел, оставив размышлять над сутью бытия. Что ж, может, я воспринял его слова чуточку буквально, только в усадьбу я вернулся с окровавленным кинжалом. Так вот, подумайте, если я не пощадил потенциального спасителя, то что я сделаю с вами, ленивыми скотами, если вам вздумается стяжать предначертанную мне с рождения славу!

Сандр кипел от гнева, казалось, вот-вот он наброситься на любого дерзнувшего возразить. Суровые вояки хмуро смотрели исподлобья.

– Вы должны меня слушаться, я же теперь ваш господин, заклинаю… – голос Сандра внезапно охрип и начал предательски дрожать. Но тут, когда настроение собрания весело буквально на волоске, Дмитр, не дав секундной слабости испортить положение, пламенно воскликнул:

– Да, возлюбленные чада безумия и разврата, мы идем войной на Вету, покровителя и укрывателя уродов, нас ждет всех прекрасное развлечение и добыча!

– Хвала князю! Кровь и честь! – поддержал воевода.

– Слава! Слава!

– Мы сожжем казармы и усадьбу, подпалим, уходя, так, чтобы освещало гать до самого Мора, – промолвил Сандр в след удаляющимся спинам, когда шатер опустел. – Мы вернемся домой с почетом и славой, богатые как императоры, либо возвращаться нам будет некуда.

– Ты напомнил мне покойного господина, – подал голос воевода. – Не было такой гнусности, такой мерзости которую он бы не сотворил, тщась привлечь внимание божества даже ценой собственной жизни и жизней многих. Пресытившись, князь пустился в другую крайность – стал аскетом и щедрым благодетелем, но только все напрасно, равнодушный, если, конечно, он действительно существует, так и остался равнодушным. В конце концов, он просто махнул на все. Но в одном ты действительно прав – этот сброд, что гордо именуется войском, крайне нуждается в хорошей встряске, цели. Но не стоит доверять жрецу сладкоречивому.

Сандр едва удержался, чтоб не отвесить зазнавшемуся воеводе пощечину.

– Не смей недооценивать меня, солдафон! Мне суждено стать величайшим правителем, я верю, и я им стану, чего бы этого мне не стоило!

Почувствовав намеренье юноши, воевода дернулся, затем побледнел.

– Возможно, я говорил чересчур прямолинейно, и прошу меня простить. Возможно, нам предстоит узнать друг друга лучше. Но сейчас, вспоминая историю Падшего Бога, имею честь сказать только одно: разрешите удалиться готовиться к походу.

– Разрешаю. К первому.

Падший Бог. Еще несколько лет назад он обитал в отдаленной местности на границе порченых земель.

– Что это за патологическая тяга ко всему ветхому, разрушенному, заброшенному? Копаться в прахе, реанимируя своим присутствием отзвучавшие голоса, находя замурованных в покосившихся стенах мертвецов и воспоминания? – брюзжал Констант, когда Сандр спешивался, чтобы с интересом осмотреть остатки жилищ изобилующих в том без сомнения некогда богатом краю. – Определенно, быть беде!

– Молчи, старый, – смеялся юноша, вновь забираясь в седло.

И вновь – дорога, заиндевевшие камни, пушистый ковер морошки, да пронзительная синева неба. Малочисленные невежественные обитатели разбросанных тут и там среди равнины селений влачили нищенское полуживотное существование, и не могли оказать достойный прием, даже если бы очень захотели, боязливо прячась в вонючих землянках. Лишь грязные, голые дети с воплями носились, никого не опасаясь, невинные и убогие, подбегая к спутникам, они дергали за стремена и хвосты скакунов, распевая:

Стук в ночи!

Кто стучит?

Крик в ночи!

Кто кричит?

Это я стучу, это я иду,

Твоей крови хочу, тебя съесть хочу!

Затем они, дразнясь и хохоча, скрывались в кустах, чтобы вновь появиться чуть позже. Без толку поохотившись в бесплодном лесу – то скорее было испытание на выносливость, – они вернулись на место стоянки. Слуги, тягловые животные, поклажа да утварь – все исчезло!

– Образумься! – кричал семенивший следом Констант, но Сандр упорно следовал по гигантским следам, избороздившим черную почву. – Я ведь предупреждал. Нужно вернуться за подмогой, если тебе так дороги эти безделицы, да только все одно уже поздно!

Но Сандру нужны были не верные слуги, ни выносливые буйволояки, ни дорогие удобные вещи – всего этого предостаточно имелось в усадьбе приемного родителя, нет – осторожный прагматичный наставник не понимал взыгравшей гордости да застарелой ненависти. А посему, он в отчаянье повернул назад, заранее оплакивая гибель безрассудного юнца.

Он был как трое рослых мужчин поставленных друг другу на плечи, плотного телосложения, длиннорук, обрюзгший и заросший. Из берлоги смердело, повсюду разбросанные объедки, гниющее награбленное добро, кучи помета. Тут же рядком лежали выпотрошенные тела слуг и животных. Зажав в пудовом кулаке еще кровоточащее тело, Падший Бог воткнул несчастному в зад вертел и вдавливал, пока острие не вылезло из ключицы.