– Вообрази себе, что среди будущих развалин еще не построенного городища найдена корона, глупый символ власти, возлагаемый на голову. Украсивший ей чело свое обречен, безумный смех, скрытый в короне завладеет им, и отверзет его уста, и будет гнездиться в разумах окружающих. Он призовет загадочных зверей из других реальностей, и хоть сила его уменьшена потерей главного камня в обрамлении, много еще случится, прежде чем дух, заключенный в короне умилостивлен будет. Вот, что я придумал и попытаюсь воплотить когда-нибудь в жизнь.

А Ксор спал. Одеяло наползло на его разметавшееся во сне тело, испытывая наслаждение от дарения уюта, а узоры на нем все продолжали разыгрывать одни и те же запечатленные сцены.

3

Далеко-далеко над бурой поверхностью земли – два летящих конуса. Выпустив тонкий отросток, один извлекает из себя сферу, другой – куб, куда и помещается сфера.

Теперь он, кружась, висит в воздухе, легкое дыхание проникает сквозь поры в розовой поверхности. Меж тем растение под ним в ходе сложного эволюционного процесса становится хищником и тупо заглатывает потенциальную добычу.

Постепенно оно обзавелось воздушными корнями и выпученными глазами на стебельках. В поисках пищи оно неспешно кочует по бескрайним просторам, пока цикл не заканчивается и оно не оседает на богатой, тучной почве. Разрастаясь, оно исполняется прекрасной формы, но тут средняя часть его ствола лопается, чтобы выпустить на свободу так и не переваренный куб. Сейчас он имеет хрупкие паучьи лапки, превосходящие в высоту само растение. Пошатываясь, куб уходит прочь, а растение погибает, напоследок выпустив облачко спор, которым не суждено прорасти.

Куб выворачивается наизнанку, становясь бледно-розовым кристаллическим существом на четырех ногах. Природа нарекает ее Ланью, хрупкой, тем самым, давая импульс появлению отличительных половых признаков. С любопытством и присущей новорожденному наивностью она пытается постичь окружающий мир.

В закопченной мастерской Бертхера стучат молотки, вращаются сверла и подмастерья раздувают меха, поддерживая пламя в горне. Огонь приручен, забыл строптивость и трудится вместе со всеми. На наковальне зарождается чья-то судьба.

Глубоко в космосе живет смерть Утренней Звезды; «топ-топ» – слышится за пределами мира мягкое касание подушечек лап.

4

Они вновь наступали.

Серо-коричневые шеренги, одетые в шкуры, толкали перед собой сбитые из досок массивные щиты на колесах. По пояс в атакующих вышагивали кряжистые, защищенные хитиновыми панцирями самопалы. Стрелы отскакивали от них, вытянутые морды изрыгали направленные струи едкого фиолетового пламени, заставляющего стекать расплавленными ручейками бойницы Замка. Животные выглядели куда более сплоченными и организованными, наступление сопровождалось размеренным рокотом барабанов, задающих темп. Вследствие дальнейшего развития военной мысли вожди руководили теперь битвой издали. Ксор так же заметил хорошо вооруженные элитные части, ожидающие своего часа на дальних рубежах.

Машины Бертхера теперь бесполезны. Самопалы, выдвинувшись вперед, поливают стены смертоносной кислотой, вынуждая не желающих сгореть заживо защитников искать спасение во внутренних помещениях Замка. Сопротивления нет, лишь жалкие попытки, и вот уже враг на внешних стенах.

Стражи познают панику, позор либо смерть. В главных покоях у трона мольбы, но нет им ответа, ни жеста, лишь мысль пронзает Замок, заставляя вибрировать каждый камешек, сотрясается почва, словно под землей пробудившись от спячки, ворочается хтонический зверь.

Когда все вокруг начало рушиться, Ксор и еще группа защитников внезапно провалилась в образовавшуюся сдвигом почвы каверну. Грохот сотряс чрево Замка, и земля, восстав, попыталась скинуть все нагроможденное над ней, кругом оползни, обвалы, погубившие одних и заточившие других в каменном мешке в глубине новообразовавшейся горы. Попавшие в ловушку со смешанным чувством отчаянья и ужаса прислушивались к затихающему дыханию пород. Неизвестно сколько провели они времени, ощупывая стены и лица друг друга, они определили размеры каменного мешка и количество выживших, как вдруг потревоженные катаклизмом из какой-то щели начали выбираться странные фосфоресцирующие твари.

Плесень и влага и смрад нечистот конденсировались в размазанные ватные фигуры, чьим домом стали земляные норы, чей язык не слышен уху, чьи пути никогда не пересекутся с обитателями поверхности, ибо свет губителен для них. Они легко проходили сквозь толкающихся в панике пленников подземелья, но даже после того как они втянулись в едва заметное отверстие, кожа продолжала сохранять ощущение холода и гадливости.

Решимость, вызванная безысходностью и граничащая с истерией, раздвинула осыпающиеся породы, создала лаз, ведущий неведомо куда, ибо все-таки не было единства в выборе направления. Расширяя проход, им удалось выкопаться на склоне горы. Изнеможенные, израненные и грязные они стояли плотной группой, созерцая открывшуюся картину разрушений. Чадящий, местами разрушенный, местами осевший, но по-прежнему не покоренный Замок, теперь возвышался высоко на острие горного пика, там, где в ослепительном, после вынужденного заточения, красном сиянии зарождались белые туманные сгустки, не имеющие пока названия. У его подножья среди бьющих гейзеров бродили деморализованные толпы нападавших, разыскивая раненых и подбирая утерянное оружие.

– Вот он, шанс! – сказал Ксор.

– Да, – подхватил Бертхер. – Пока им не до нас нужно поднялся к Великой Матери, нет предела ее мощи!

– Идите, – отвечал Ксор. – Я остаюсь, так я решил, мне многое необходимо осмыслить, дабы обрести покой.

– Что ты такое говоришь?! – воскликнули все. – Подумай о последствиях, что ежели раз покинув благословенные своды Замка, ты не сможешь больше никогда вернуться под гостеприимный кров?

– Пускай. Как бы то ни было, мы и так его покинули, мы первые, хоть и невольно сделавшие это, еще неизвестно примет ли обратно Душа Замка. Лучше раз решиться, чем вечность мучаться сомнениями.

– Мне не понятен сам характер твоих сомнений, – тихо промолвил Бертхер.

– Отважиться ль кто еще, променять клочок огороженного пространства на целый мир за его пределами?

– Этот путь бессмыслен, ибо направлен вопреки воле, привнесшей тебя в этот мир! Я скорее буду биться с тобой, как с опасным агрессивным животным, чем позволю уйти, нет предать Великую Мать! – вскричал один из стражей, выхватывая из перевязи пару длинных алмазных кинжала.

– О! Кто же из нас более низок, а Ца Хош, или правильнее будет сказать Поднявший Руку На Себе Подобного?

Стражи смутились и стояли в молчании. Ксор круто развернулся. Наконец Генеш сказал:

– Я пойду с тобой…

Они начали удаляться под мрачными взглядами остальных, когда вслед раздалось:

– Погодите!

Ксор оглянулся. Бертхер смущенно протягивал сделанный из серебра и хрусталя предмет:

– Вот возьмите, я назвал это самострельным жалом, там, куда вы идете, не будет Великой Матери и вам придется полагаться только на самих себя и …может отчасти на это. Это все, что я могу сделать, ибо отговорить не в силах. Жало поможет вам, когда придет пора умирать.

– Я не спешу умирать, – ответил Ксор. Взяв предмет, он передал его спутнику и широкими шагами направился вниз по склону, перепрыгивая через лужи застывающей магмы, Генеш, которому мешали неповоротливые доспехи, едва успевал следом, в душе он уже раскаялся о содеянном.

Но выбор был уже сделан.

Пепел, рассыпаясь, хрустел у них под ногами, микроскопические гранулы пытались осмыслить акт творения. Сам того, не зная, Бертхер допустил страшную ошибку, жало зажатое в руке уходящего было живое. Испытывая глубокое разочарование и обиду на отвергшего, как ему казалось, хозяина, затаило злобу.

5

Флюктуационный всплеск, и вот уже некие новые структуры вплелись в эфир. Поначалу инертные, они отдались на волю окружающей среды. Передвигаясь, рано или поздно, они оказались там, где с шумом циркулировали воздушные потоки внутри водно-белкового конгломерата, отличного от тех, в котором они росли. Уже оформившись, она делала робкие попытки осознать мир, постичь свое место в нем. Втянутая вместе с воздухом внутрь, она наблюдала скопление ячеек – клеточек, перекликаясь, они обменивались, играя в унисон, и восторженно включилась в их игру. Они приняли ее ласково. Играя с ними, она поняла, что белый есть хорошо освещенный черный. Затем она решила обучить новых знакомых своей игре, и с охотой взялась за дело, радуясь успехами их. Игра та называлась распад, а имя новорожденной структуры было Чума.

Деревья стояли правильным кругом, но не это привлекло внимание Ланьи. Устремленные ввысь корни пускали слабые зеленые ростки, а стелящиеся по грунту ветви, большей частью отмершие, пытались проткнуть почву в последнем усилии добраться до питательных слоев. Природа комбинировала, ища оптимальные пути развития. Так же, как сгибающиеся под собственной тяжестью, горы, вершинами склоненные вниз, и ползающие на сотнях ножках камни, не решившие, какой образ жизни им более подходит.

Сидя на голубой траве, Лань с улыбкой наблюдала алоэ, растущее в глиняном горшке, имеющем крестообразно расположенные щупальца по аллегории со сторонами света. Доползя до зенита, ущербное солнце остановилось, неуверенно качнулось из стороны в сторону, словно не разобравшись еще в своих намереньях, застыло неподвижно и вдруг, сорвавшись, стремительно понеслось обратно.

– Как прекрасно! – вздохнула Лана.

Алоэ притягивает к себе фиалку, нежно целует и съедает, Лань поднимается, чтоб идти дальше.

– Внимание, дикие, в сторону! – оглянувшись, воскликнул Генеш, увлекая спутника в придорожные заросли.

Затаившись, они переждали медленно тащившийся прочь от Замка отряд: колону всадников на скорпионах, у которых были удалены клешни, а жала теперь служили отважным наездникам пиками, неровными рядами пробрела потрепанная пехота, грузный самопал охранял тыл. Броня зверя раскалилась от внутреннего жара и слегка дымилась. Пока они проходили, шаркая и поднимая пыль, Генеш с Ксором вынуждены были выслушивать бесконечные разглагольствования болтливого куста, о коврике, в который вплетены галактики и на каждую ворсинку нанизаны гирлянды сообщающихся миров. Каждый раз, возвращаясь в свою каморку в жилище знатного господина, слабоумный хромой привратник вытирает ноги о вселенные, вызывая в них катастрофы и пертурбации. В волнении куст раскачивал всеми органами чувств, произраставших на кончиках гибких стеблей.

С несказанным облегчением они покинули временное пристанище и, перейдя вброд хилый ручеек, пошли через рощу.

– Не понимаю, что могло заинтересовать тебя? – сказал Генеш, крутя по сторонам головой. – Пусто и скучно, ни дружеской поддержки, ни материнской опеке, ни ты никому не нужен. Тебе не кажется, что все эта твоя прихоть была большой ошибкой?

– Уже начинает казаться, – слегка разочаровано протянул Ксор. – Но вон, смотри! Кажется, я вижу опушку, а на ней поселение этих, как они себя называют, людей.

Высаженный по периметру кустарник скрывал все подробности жизни и быта селян. Настороженно они подкрались ближе и натолкнулись прямо на сигнальное дерево. К корявому толстому стволу был прибит один из диких штырями, торчавшими у него изо лба и паха. По-видимому, он провисел так довольно давно, ибо сросся с деревом и стал частью общего организма. Зоркие глаза обшаривали подступы к жилищам, а, завидев чужаков, существо разразилось пронзительным воплем.

Из караульной башне высыпало десятка полтора легковооруженных солдат. От неожиданной встречи стороны опешили, таращась друг на дружку, никто не выказывал агрессивных намерений, однако в каждую секунду мог произойти взрыв. Только животное дерево голосило и плевалось, указывая конечностями на нежданных визитеров, пока какой-то воин в коническом шлеме и кольчуге, видимо старшой, ударом тупой стороной копья под дых не заставил того заткнуться.

– Благодарю, – сказал Ксор.

Генеш потихоньку начал пятиться, прикидывая, сколько еще потенциальных врагов может скрываться за оградой.

– Я, конечно, допускаю наличие зачатков разума у этих животных, может даже каких-то там примитивных средств общения, но ты ведь серьезно не собираешься вступать с ними в беседу? Это ведь только животные, высокоорганизованные животные, – прошипел он, косясь на Ксора.

– Однажды я уже общался с одним из них, и он не показался мне уступающим в развитие, скорее наоборот, жаль, что беседа в тот раз была прервана ненавистью.

– Ты?! – Генеш просто задохнулся от изумления.

– Мы пришли с миром, – обратился Ксор к смущенно перетаптывающейся группе. – Мы хотим знать, мы не хотим убивать.

Какое-то время царило напряженное молчание, что Ксор уже было, подумал, что переоценил коммуникативные способности диких, затем старшой, оглядев своих людей, разразился гневной тирадой, выпаленной с таким жаром, что Ксор растерялся.

– Мир? Кто бы говорил о мире, вы, не знающие чести, убивающие доблесть на расстояние, вы, не знающие жалости, заставляющие других страдать, проклятые Хранители Источника Жизни! Но и этого мало, теперь вы вторглись на нашу территорию, какие еще жертвы должны мы принести в угоду прожорливым демонам?!

– Я не понял ни слова из этого блеянья, – сказал Генеш. – Земля едина и необъятна, никто не звал вас под стены Замка, уходите!

Глаза человека сузились, дрожащим от злобы голосом он медленно произнес:

– А попробовал бы ты пожить, неся сосущую пустоту в груди, мерзкий демон, купающийся в благодати. Ничто не сможет остановить нас, принесших твердую решимость в голове и океанскую влагу на ногах своих.

Он дернул плечом, и только теперь Ксор разглядел, что у каждого воина на левом плече восседала крохотная зверушка, летучая мышь, вполне настоящая и живая, а не деталь витиеватого панциря, запоздало он ощутил угрозу, и в тот же миг, их атаковала стая. Они крутились, рычали и отмахивались от мельтешащей жалящей своры, пару зверьков нашли погибель от когтей и хвостов стражей, а потом… потом Ксор ощутил внезапную слабость и головокружение, все поплыло перед глазами и стало небом, которое, закружившись, погасло.

В ушах раздавался грохот, с каким сердце натужно перекачивало кровь. Желудок подступал к горлу, пошатываясь, Ксор поднялся, держась за стенку, сделал неуверенный шаг и тут же упал на спину, ибо что-то с силой его дернуло назад за шею. Он ощупал себя, но так ничего и не понял. Когда, наконец, зрение вернулось, он обнаружил себя прикованным железной цепью к массивному браслету, заклепанному вокруг горла, другой конец цепи оканчивался вмурованным в стену кольцом. Рядом на грязной вонючей соломе скорчился Генеш, чадили факелы, они находились внутри ограды.

– Ну, что, добился своего? – прохрипел Генеш и застонал.

– Смотри-ка, ожили, яд не подействовал на них.

Ксор с усилием поднял голову. Остановившиеся на расстоянии люди, предстали неясными качающимися тенями.

– Но что, мой вождь, нам теперь делать с ними? Почему нам не добить этих тварей сразу, пока они не наслали скверну?

– Потому что! Да не уподобимся гнусным демонам, мы, цивилизованные люди, и будем судить пленников по преступлениям их и вынесем справедливый приговор. Шлите же гонцов братьям и союзникам, грядет великий день, день торжества, который изменит все, что было до сегодняшнего.

Голоса отдалились и растворились в шуме ночи.

– Сколько новых слов, понятий…

Какое-то время они собирались с силами, тихонько переговариваясь, пока огонек не высветил приближающийся лик, и дрожащий шепот не достиг их ушей.

– Эй, демоны! Вы ведь взаправду демоны?

– Чего тебе надобно, человече? – процедил Генеш со всем возможным презрением.

– Я брошу вам ключ. Дальше действуйте сами. Но вы должны пообещать, поклясться мне на крови, демоны ведь связан узами кровной клятвы, не так ли? Мы заключим сделку. В обмен на свободу, восстаньте и отомстите за мою поруганную честь, а после навсегда покиньте поселок. Вы ведь исполните уговор?

Трудно было не уловить страх в голосе, и Ксор, не совсем понимая, чем он вызван, поспешил успокоить говорившего.

– Мы согласны. А как же стража?

– Капитан спит, утомленный вином и моими ласками, а дальше…дальше разбирайтесь сами, на то вы и демоны.

– Как это?

– Ты что, будешь расспрашивать меня до рассвета? Вот держи!

Огонек задрожал и через мгновение погас. Ксор услышал слова, которые не понял.

– Великая нечистая тьма! Куда же подевалось огниво?

– Так вон же оно, лежит у самых твоих ног! Ты что, не видишь?

– А ты видишь?

– Конечно.

– Хочешь сказать, что ночь для тебя не помеха, тебе без разницы?

– Я вижу ночь, и я вижу день, – холодно заметил Генеш, решив не вдаваться в подробности. – Почему ты жаждешь так помочь нам, после того, как твои соплеменники вероломно захватили нас?

Человек молчал.

– Вождь, – наконец сказал он. – Я принесла ему свою любовь, всю себя, и что? Что я получила взамен? Каково ощущать себя отвергнутой и осмеянной?

– Я не понимаю…

– Конечно! Ты же – чудовище! Скажи, тебе когда-нибудь отказывала женщина?

– Что есть женщина?