На берегу нас никто не встречал, это было странно: никогда такого не было. Охотник имел лучшее зрение и когда увидел развешанные тряпки над домами, завыл зверем, выкидывая подарки для детей за борт. В посёлке была болезнь, она съела всех людей, не считаясь с возрастом. Охотник в детстве перенес это, его лицо было, как решето мельника, всё в дырочках. Его я и отправил на разведку. Охотник выскочил на берег, пробежал по первым домам и подал сигнал, запрет на высадку. Никому не нужны были подарки и некому было радоваться нашему прибытию. Всё поселение было мертво, охотник остался похоронить данов по закону, предав огню, вместе с жильём. Когда мы отплывали от берега, разгорались первые жилища. На соседнем острове было тайное жильё, где мы прятали женщин и детей во время набегов. Оно находилось в таком месте, где сама природа скрывала людей. Люди, подчинявшиеся мне на корабле, после высадки были свободны, но все ждали моего слова и при выборе конунга они записали моё имя, и не смотря, на то, что я был моложе многих викингов, они выбрали меня главой клана. Было много мужчин, но мало женщин, вода уже начала схватываться льдом. Я собрал викингов и направил в набег за женщинами, тайно переговорив с главой похода, назначенным мной. Надо было расширять поселение, иначе нам не выжить, нужны были люди, нас было очень мало, для того, чтобы противостоять набегам соседей, те тоже не прочь были поделиться нашим добром. Особо досаждали норвеги, они считали себя главным народом, любимцами богов, а мы – мусор, плавающий на воде. Я просил одного: применять все возможные способы в уговорах людей, но не применять силу; из раба не получится воин, он тебя предаст и перейдёт в услужение более сильному и удачному господину. Я не хотел ударов в спину, боялся потерять то, что есть. В поселении, кроме меня с детьми, осталось пара старых викингов, которым былые раны не дали отправиться в поход. Отряд викингов, как стая голодных волков, шёл по льду, в сторону материковой земли. Этот раз не повезло балтам, отряд направлялся к ним, туда, где были самые красивые женщины побережья. Тала пришла ко мне ночью, мы стали с ней жить, как муж и жена. Прошли годы, пока я научился понимать её и узнал, что с ней случилось в детстве. Тала была из балтов, она не помнила, кто напал на их селение, мать успела спрятать её под лавку и попросила, чтобы она, что не случилось – молчала. На глазах девочки убили всю семью, что-то отключилось в голове, Тала молчит до сих пор. Она не помнит, как оказалась в лесу, она мало помнит из того, что было. Нас было мало, детей ещё меньше. Но тренировки с оружием не заканчивались, каждый день, до полудня дети отрабатывали удары под присмотром печника и кормчего, такие клички были у стариков. Им не было ещё 50 лет, но боевых ран и отметин на теле было гораздо больше. Сплошные шрамы. Потом все разбегались по своим делам – Кормчий брал сети и шёл к морю, он умудрялся даже в единственном ручье, уходящем в пещеры маленькими водопадами, собирать живых ракушек и ловить речную рыбу. У него была специальная пещера, где печник выложил коптильню. На этом острове была соль, которую нужно было варить, чтобы убрать лишнюю грязь и горечь. Плохо, что остров был маленький, на нём не было, почти, растительности, был труднодоступен с моря из-за мелей и множества скал и камней, торчащих из толщи воды. Он не привлекал внимание проходящих кораблей, и был надёжной защитой для викингов. Печнику досталась неблагоприятная работа: он собирал яйца морских птиц, и очень боялся не упасть со скал, а за свои глаза. Птицы нападали на него стаями и гнали до самого дома. Любель помогала Тале в приготовлении пищи. Я обычно работал в кузне, два раза ходил по льду, на старое жильё, вместе с Динко. Мы перенесли весь кузнечный инструмент, меха, и часть металла. Охотника нигде не было, он спалил все дома и засыпал колодец. Охотник пришёл к нам на третью зиму с женой, с новой женой. Она была чёрная, как смоль и кожа её отдавала смуглотой, и блестела на солнце, как намазанная сажей. Женщина была беременна, и если бы не этот случай, то охотник бы не пошёл к нам. Он совсем не разбирался в бабских делах, а в лесу помочь в родах некому. Я налил охотнику эля из корабельных запасов. Охотник рассказал, как после смерти отца, соплеменники обвинили мать девушки в колдовстве, и выгнали из поселения. Они нашли место в лесу, в долине четырёх ручьёв, с этого места начиналась река, наша река, на которой я был рождён. Охотник шел умирать, никто не знает, сколько он был в беспамятстве, Зухра нашла его и притащила в дом. Старая мать выходила викинга, но сама прожила не много. Мы похоронили её по обычаю её предков, наложив камней на могилу, она была из страны скифов. Зухра хорошо разбиралась в травах, нам нужен был лекарь, только я попросил охотника никому не рассказывать, что жена из племени волхвов и сменить ей имя, на более привычное. Я не хочу, чтобы в племени начались распри, в которых обвинят твою жену и детей. Охотник понял и согласился. Народ его жену назвал Ольгой, это было датское имя. Прошло около трёх лет, мы уже мысленно похоронили свой отряд, ушедший в поход. Когда в один из летних дней Динко увидел много челнов, направляющихся к нашему острову. Они умело проходили естественные препятствия и в прикрытии прибрежных скал, причалили в той стороне острова, куда мы редко ходили. Это было абсолютно голое, скальное место. Я отправил женщин в дальнюю пещеру, сами с оружием встали на выходе. Девчонка с луком и стрелами была между нами. Печник наблюдал за высадкой, прибывших было более 80 человек, говорили на непонятном языке: датские слова мешались с инородными, ничего не понять было. Печник рассказывал, что они надолго прибыли, он слышал плач детей, они разгружают вещи. Лодки отчалили, а люди остались. К вечеру к пещерам подходило три человека, они демонстративно оставили оружие в 100 метрах от нашего присутствия и подняв руки, показывая, что в них ничего нет, стали приближаться к нашему убежищу, называя меня по имени: – Конунг Герд, конунг Герд. Я узнал их. – Да никак нашлась наша пропажа! Печник первым выскочил навстречу своему сыну. Мы обнялись. В наш дом пришел праздник. Челны привезли ещё народ и утварь. Род вырос до 150 человек. На подходе был отряд прикрытия, 100 человек мужчин и женщин. Лодки отправились за ними. В старом поселении было около 2000 человек, 12 диер, и это в лучшие времена. В каждом походе терялись и люди, и корабли. Я, с дедами и охотником, смогли переправить пять диер в надводные пещеры острова, остальные, что не помещались, пришлось затопить. Народ разместили в пещерах, как смогли. Теперь можно было не прятаться, людей было достаточно, чтобы дать отпор.

Гельмут, сын печника, рассказал о злоключениях отряда. На их пути встречалось много пустых поселений, а если и были люди, они пропадали, прятались, опережая разведку отряда. Гельмут говорил, что заставали накрытые столы, с горячей пищей, а людей не было. Мы не знали, что перед нами прошли тевтоны, а у балтов с ними отношения такие, как у нас с норвегами. Всю жизнь живут по соседству, всю жизнь воюют и не любят друг друга. Нам не везло с самого начала похода, несколько раз отряд обстреливали в лесу, викинги получали неприятные раны. Не могли найти проводника, плутали в болотах. Чем больше уходили вглубь территории, тем больше было сопротивление. Наконец нам повезло. Поселение было пусто, но в домах были подвалы с крепким ягодным хмельным напитком, копчённые окорочка, подвешены к потолку и хлеб, настоящий скандинавский хлеб. Местные жители, убегая, не успели захватить ничего. В хлеву орала голодная скотина, по дворам ходили полудикие гуси, с обрезанными крыльями. Они – то и дали настоящий отпор нашему войску. В подвалах было полно солёных грибов и сушенных ягод, стояли кадки с клюквенным морсом, с мёдом. Селение было из богатых, не тронутое набегами вояк. Какой викинг не любит выпить и вкусно поесть. На третьи сутки мы проснулись под землёй, в железных клетях и кандалах. Голова не болела, видно вино не было отравлено, но было обидно, так глупо попались, весь отряд. Мы были прикованы к подземной скале, нас никто не охранял. А, зачем? Время от времени, раз в день, бросали объеденные кости и как животным выливали помои в чан. Самое обидное было потом, когда мы узнали, что попали в плен племени, где были одни женщины. Мужчин забрали на войну, и они не вернулись. Нас хотели сразу убить, но отговорила королева, мы не были похожи на тевтонов. Нас решили использовать в качестве рабов. Потом дети пошли. Племя называло себя этлы, но язык был прост, легко поддавался изучению, через год мы начали забывать свою речь. У балтов свой обмен информации, они все друг другу родня. К королеве ночью прискакал конник и сообщил, что тевтоны на эстов войной пошли, а это через наши земли. Целую ночь мы прятали добро, а под утро ушли с этой земли, с надеждой переждать лихое время, и может быть – вернуться назад. За нами увязался отряд тевтонов, пришлось дать бой. Извини, но тевтонов я агитировать не стал, а тех, кто с нами увязался, привёл. Их шатёр на берегу, я не стал их вести в тайное место. В основном, это дети и женщины. Я попросил его о встрече с королевой. Нам было о чём поговорить.

Глава 2. Лабиринты Хроноса

Всё лопнуло. Последний раз заплатил за квартиру. Денег не было. Осталось всё продать, что можно, ещё пол месяца, перейти на хлеб и кефир. А потом… Обидно. Двадцать четыре года…Водка кончилась, хотелось есть, а дома даже макароны сухой не было. Я с размаху запустил пустую бутылку в шкаф – автомат продажи пиццы. Заревела сигнализация, я успел захватить несколько брикетов и побежал за мусорные баки, там отодвигалась доска в заборе. Я родился и вырос на этом краю. На этот раз я немного просчитался, доску загораживал мелкий, лет 12. Голос такой противный, писклявый, хорошо, что не мой брат, убил бы. Я постарался его отодвинуть, знал, что приедет полиция, мне то с ней встречаться не хотелось. Мелкий вытащил что-то из кармана, дальше были бенгальские огни. Я ничего не помню. Очнулся в чужой квартире, передо мной стоял взрослый в свитере и пацан. Пацан открывал джин тоник лимонный, мой любимый и подавал мне, банка за банкой, пока пузыри из носа не стали лезть, и я начал немного соображать. Вроде кроме головы, ничего не болело. Значит не аварии, не контузии. Что этим дебилам от меня нужно, у меня ничего нет, я даже за джин тоник, кроме спасибо, ничего не могу заплатить. Взрослый стоял, как овощ, перебираясь с ноги, на ногу. Инициатива принадлежала ребёнку. Он быстрее уловил, что я пришёл в себя. – Дэн, я рад, что ты вернулся в наш мир. Его слова проплыли мимо моих ушей, в кулаке ещё был кусок пиццы, я потянул её в рот, с грязью, с мусором. – Ой, я совсем забыл! Взрослый очнулся и подал мне кастрюлю, наполненную шашлыком, а малой достал из морозильной камеры две, запотевшей от инея, «Балтики». Семёрка. Я подумал, что попал в сказку, после которой будет приговор и палач, с эшафотом. Я знал, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке и готов уже был биться до последнего. Жизнь уже почти вернулась в русло. Я доедал последний шашлык на будущее, он не хотел лезть в мой желудок, а я стеснялся его засунуть в карман. Наконец я его проглотил и начал икать, это с детства у меня так, как переем, ничто не помогает. Малый назвался Владом, а старик, наверное, Хоттабыч. Влад решил меня огорошить так, что у меня икота пропала, он предложил мне работу. Я спросил: – Сколько? Малой ответил: – обижен не будешь. – А, делать то, что надо? Вмешался старший, его Алексеем звать: – Ничего. Раз в неделю информацию снимать будем. Влад на бумаге написал цифру с пятью нулями, я решил поторговаться, цифра сразу уменьшилась на ноль, я понял, что не я играю, меня играют, и если не хочу, потерять больше, то лучше не выкаблучиваться. 80000 деревянных была не плохим заработком для наших мест. Осталось изучить документы и подписать контракт. Мне выдали пакет документов, аванс, в счёт благотворительности и назначили встречу, через три дня. Я пошутил: – А, если не приду? – Придёшь, – ответил малой, – прибежишь. Он был прав, с работой был полный швах, а кредиторы не вечны, да их не осталось, ещё со школы. Меня с армии даже родная мать не дождалась, оставила ключ соседке и письмо на столе, что я взрослый и самостоятельный мальчик. За квартиру было уплачено вперёд на три года, а дальше крутись, как сам знаешь. Прав Владик – прибегу. Домой я доехал на такси, бросил документы в угол и завалился спать. Я провалялся целый день, и абсолютно забыл про эту встречу, если бы не наткнулся глазами на пачку документов. Чтобы их осмыслить, нужен был допинг. Странно, я впервые не чувствовал голода. В ближайшем супермаркете я купил пива и чипсов, на кухне включил холодильник. Документы читались легко, я чувствовал, что меня обувают, только не понимал где. Если честно, я заранее был согласен, если бы не эта работа, то хоть в петлю лезь.

***

Алексей Петрович преподавал на кафедре промышленной электроники. Он был кандидатом физика – математических наук, но пригодилось увлечение детства, и он пошёл на свободную вакансию, даже пробовал создать типа кружка или клуба по интересам, увлечь молодёжь своими идеями. Но видно, он объяснять не мог, кружок рассосался, в течении пары недель, а клуб так и не создался, ходило по началу пара девиц, и то – ради зачётов. Зато институтские лаборатории были в его распоряжении. Никто никогда не спрашивал за перерасход средств на заказы оборудования и электроэнергию. Сторожа привыкли, что Петрович не вылезает из лаборатории. Он торчал у доски и писал и зачёркивал формулы. – Голова! – думали проходящие на цыпочках сторожа. – Голова! – соглашался с ними директор, и время от времени старался подкинуть премию не женатому преподавателю. Они вместе работали 15 лет, и Петрович мог выручить на любой кафедре. Этот раз у Алексея всё вышло, он три раза проверил математическое обоснование своей теории времени, его распространении, влиянии и обнулении. Он, наспех, написал программу и решил проверить на компьютере, исправив пару, допущенных им же ошибок, он понял, что сделал открытие. Машину времени в том фантастическом виде, что писатели подают человеку, создать нельзя, но есть другой путь. Лёша взялся за техническое исполнение своего грандиозного проекта. Его прибор походил на частотомер, с бегающей группой цифр, но это был передатчик импульсов времени, вернее даже трансивер, передатчик с приёмником. Два года, он тайком от всех, настраивал своё детище, ничего не получалось, он шёл по городу и разговаривал, спорил сам с собой, бил себя по щекам, как сумасшедший. Прохожие с опаской косились на седого дядьку. – Нужно, чтобы в прошлом были свои передатчики. Не может быть, чтобы до человека не было других разумных форм жизни. Я не верю, что до меня никто не делал математический анализ времени. Вся моя работа чушь! Времени не существует, нам кажется, что мы живём. Петрович стал понимать, что такая категоричность к добру не приведёт. Ему пришлось создать индикатор, для определения устройств, откликающихся, на его трансивер. Ведь если в прошлом кто-то создал систему связи с будущим, то эти устройства обязаны быть и в настоящем. Это даже для Алексея казалось настолько запутанным и неправдоподобным, что даже несмотря на все математические исчисления и подтверждение компьютером правильности его теории, ему не верилось на положительный результат испытания индикаторов. Летом Петрович взял отпуск, за много лет, впервые, на все студенческие каникулы. Трансивер получился компактным, не более видеомагнитофона, а индикатор вышел похожим на шариковую ручку, всё оборудование поместилось в дорожную сумку. Когда недалеко от Пятигорска, Петрович нашел первый приёмопередатчик, откликнувшийся на его сигнал, Петрович прыгал, как молодой баран. Он оказался прав. Только то что было в прошлом выглядело иначе, чем представлял себе учёный. Это была пластина, выполненная из непонятного сплава, и рядом лежал шар из горного хрусталя. Когда от электронного передатчика поступает сигнал, шар подымается и меняет цвет, в зависимости от импульсов. Таких устройств за лето ученый нашёл пять. Он все их оставил на своих местах, они были мастерски спрятаны. Алексей решил поискать поближе к городу, чтобы разобраться, как оно работает. Главное, его теория была верна. Понадобилось ещё пять лет, чтобы Петрович разгадал принцип работы и взаимодействие двух трансиверов: электронного и чужеземного. Пришлось рассчитывать и добавлять ещё одну шкалу, калибровать которую придётся в момент эксперимента. Нужен был донор. Петрович уговорил сапожника соседа, за пару пузырей помочь ему с экспериментом, через месяц донор впал в Кому, пришлось скорую вызывать. В этот период и появился Влад. Петрович проверял, этот парень был из детского дома, из неблагополучных, постоянно сбегал. Получилось так, он стал донором в нашем времени, им управляли из будущего. Послали его ко мне, чтобы я не наделал ошибок. Влад вывел из комы соседа, закодировал его на всю оставшуюся жизнь. Сапожник здороваться перестал и оббегал меня десятой дорогой. Потом Влад поменял половину моего приёмопередатчика, вставив детали, о назначении которых я не догадывался, откалибровал прибор, только не в годах, а в дюймах, так было в будущем принято. Для меня оставил таблицу перевода летоисчисления в дюймы. Просил минусами не увлекаться, там не люди, просто вы не поймёте друг друга и внесёте недоразумение в эту жизнь. Он объяснил, как работает эта система. Приемопередатчиком является донор, он посредством трансиверов выходит на донора в прошлом. Здесь донора находишь ты, чтобы не путаться он один, в прошлом в каждом времени свой донор, один дюйм соответствует физической жизни человека, с маленькой поправкой – не более 30 лет. То, что случилось с твоим донором (соседом сапожником) – видимо его напарник погиб, а разум находился в теле донора прошлого. Влад научил меня выводить людей из комы. Он подсказал, кто будет следующим донором. Предупредил, что менять прошлое можно, только очень осторожно, чтобы не изменить ход истории. Иначе вы очутитесь в другом мире, как у вас говорят, в параллельной вселенной. Мы будем следить за вами, в последний момент можем вмешаться. И ещё, пока вы находитесь на стадии экспериментов, не афишируйте своё изобретение. Пока люди ещё не готовы принять его.

***