Мы хотели спрятаться, но подчинились дьявольскому приказу существа, которое вылезло из нашей пещеры, мы сами, против своей воли, шаг за шагом приближались к этому монстру. Таких существ не бывает в природе, вернее не должно было быть. У нашей пещеры нас встречал столб чёрного дыма и пламени, с явно обозначенным туловищем и руками, у монстра была голова, а ног не было видно за дымом, он висел в воздухе, наслаждаясь своим могуществом. Мы перед ним были мелкими, как муравьи. – Мы не вызывали тебя, Джинн. Лия узнала страшилище. А я, голову на отсечение отдаю, что прежде подобного монстра не встречал. – Не узнаёшь меня, Дэн? – Я не Дэн. Я не знаю, кто я. Джинн усмехнулся: – Я, сам и стёр вашу память. Еле нашёл вас на этой планете. Но, некогда, за мной погоня. Я вам оставлю самое дорогое, что у меня есть. Лия принесла мобильники, они были давно разряжены и отдала Джинну, эти мыльницы, были последним, что нас связывало с прошлыми жизнями, по их следу Джинн и нашёл нас. Монстр на наших глазах сжёг мобильники в руке, разбросав пепел по ветру. – Мне некогда объяснять. И Джинн стрелой взвился в небо, оставляя после себя чёрный ракетный след. Мы ничего не поняли, ещё меньше понял охотник с женой, выглядывающий тайком из-за камня. Охотник подошёл: – Кто это был? Лия ответила. – А, что хотел? Мы пожали плечами, и не уходили в пещеру, пока не рассосался дым от следа полёта этого Джинна. В пещере всё было на месте, только пахло сильно серой и дымом. Лия стала проветривать жильё. Я никогда не ожидал, что через трубу горящего камина, кто-то может проникнуть в наш дом. И вот! Это непонятное приключение оставило больше вопросов, чем ответов, а действительно, чего хотел этот Джинн. Я спросил жену, откуда она знает эту нечисть? Но Лия или действительно не знала, или мастерски скрывала своё знакомство. Тогда я окончательно убедился, что моя жена из ведьм. Эта ночь не дала развить мои фантазии, эта ночь была самой кошмарной за последний осмысленный промежуток жизни. Среди ночи мы проснулись от детского плача, ребёнок горел в камине и заходился в агонии. Я, едва успел его выдернуть из огня, получив ожог. Лия наложила компресс. Ребёнок заулыбался. Мы разобрались – это было дитя джинна, не знаю, кто его мать, но он очень был похож на детей охотника, только со всеми свойствами Джинна. Он совсем не боялся огня, огонь был его стихией. На том месте кровати, куда положила Лия ребёнка, выгорела шкура, заменяющая нам простыню. Лию это дитё монстра не обожгло, ему нравилось пугать меня, он смеялся и радовался каждой своей победе. Честно, я поначалу, возненавидел этого пришельца. Всё образовалось потом, когда я смеялся, а он старался убежать. А вначале всё было мрачно, Лие, наоборот, нравилось появление ребёнка, у нас не было детей, жизнь казалась пустой не содержательной, бессмысленной что ли. Она даже воспрянула и грудью защищала малыша. Сначала пришла в гости Сига, меня нагнали и началось чисто женское совещание. Горд появился позже, я похвалился полученным ночью ожогом, и пополнением в семействе при довольно странных обстоятельствах. Щенки появились на третий день, но поначалу боялись подходить к ребёнку, больше крутились на улице, под нашими ногами. Охотник, из глины, вылепил колыбель для малого, похожую больше на корыто. За время взросления, колыбель стала фаянсовой, от температуры, создаваемой малышом. Камин в пещере уже не был нужен, ребёнок согревал её своим телом. Щенков он не обижал, наоборот любил с ними играть, они поняли это и передвинули свои лёжки, поближе к колыбели. На вид ребёнку было полгода, Лия нащупала у него первые два зуба. Мне пришлось копать резиновые корни, они не были горькие, в отличии от тех сухих кустарников, из которых они вырастают. Только Джинн их съедал с аппетитом, он был всеяден, ел всё, и чем старше становился, тем его рацион был разнообразнее и больше. Мы с охотником кормили его до 5 лет, а дальше джинн стал охотиться сам. Но хотелось бы подробнее остановиться на этапе формирования этого ребёнка, именно до 5 лет, когда он открывал для себя что-то новое в способностях собственного организма, период адаптации к окружающему миру и к его жителям, что он был не из нашей вселенной, это и дураку понятно, вопрос стоял в другом – сможет ли он выжить в нашем мире, найти друзей, какие-то взаимные интересы. Это как раз и было на периоде становления – именно, до 5 лет. Для нас, он всю жизнь оставался неожиданной находкой, Лия его считала сыном и до последнего, боялась, что придёт Джинн и заберёт своего наследника. Так, для нас, на всю жизнь осталось тайной – зачем приходил Джинн, и что случилось в его мире, что ему пришлось обратиться к нам. Лия назвала малыша – загадка, на эорийском это красивей звучит, Тэо. Тэо был общительным мальчиком, он старался не причинять боль своим друзьям, а в друзьях у него, кроме детей охотника, была вся округа. Его постоянно кто-то окружал, щенки и выросли у его колыбели, вымастились, стали симпатичными и совсем не злыми. Мы не знаем, кто был отцом у этой пары игрушек для Тэо, но что породой они пошли не в мать – это точно, они были более домашними, что ли, не было в них той свирепости и дикости. Может это нам только казалось? Они выросли на наших глазах. Стараниями наших женщин и Тэо рос не агрессивным, иногда, как и каждого ребёнка, его заносило, он мог набезобразничать, покапризничать. За мелкие проделки его Лия ставила в угол, а за более крупные пакости он получал розги, Лие даже больше доставалось. Она защищала ребёнка, говорила – перерастёт. Свежие розги каждую неделю вырезал охотник из ветвей дерева, пьющего воду из реки. Ещё Тэо боялся мягкой травы, дающей оранжевый сок, и вообще, он воды боялся. Когда Тэо уже был достаточно взрослым, чтобы покинуть наш дом и создать свою семью, я невольно возвращался в своих воспоминаниях, к тому времени, когда он учился ползать, делать первые шаги и выговаривать первые слова.

Первым вернулся Птиц, я даже не знаю сколько времени прошло. Проснулся от того, что кто-то во дворе стучит, и стоял такой галдёж, что – мама не горюй! Во дворе никого не было, а стучали на высоком дереве, оно одно было в нашей округе, птиц пристраивал три гнезда, сплетая их из глины и травы. Меня он не замечал, некогда было вниз посмотреть за работой. Рядом с ним галдели и пытались помочь три взрослых птенца, они больше мешали отцу, задевая и роняя, уже готовые фрагменты гнезда. Птиц терпеливо продолжал работу, обучая подрастающее поколение. Самку я не видел. Птиц был немым, мы бы и так не догадались о его семейной трагедии, но к потомству он относился очень бережно. Лия, ещё затемно, пошла собирать лекарственные травы, птиц полетел её встречать к оврагу, ему с высока видно было, как Лия возвращается. Жена мне потом рассказала: – Сколько радости было! Все наши животные любили Лию, собаки её сопровождали во всех походах. На меня это пернатое даже не обратило внимания и старалось не спускаться в нашу пещеру, охотник говорил, что он и к ним не ходок. Зато голосистые птенцы перезнакомились со всеми соседями, таскали собак за уши, устраивали перегонки; птиц гордо наблюдал за детьми с верха, но их никто не обижал и вмешательства старших не требовалось. Тэо уже начал ходить, и я частенько видел, как он переговаривался с птенцами, создавалось такое впечатление, что маленький джинн знает язык птиц. На нашей планете создался свой диалект эорийского языка, который мы применяли в межплеменном общении, в нашем ареале. На нем мы разговаривали с семьёй охотника, при необходимости, могли общаться с дикарями, и летающие обезьяны понимали нас, птицы тоже понимали нас, а мы их нет. Тэо только начинал осваивать наш язык, птичий он освоил быстрее. Птенцы были его ближайшие друзья, как и собаки. Дети охотника были старше, но они быстро оценили дружбу с Тэо, и привлекали его для участия в любых проделках. Тэо не было ещё пяти лет, когда старшие сагитировали его кататься на летучих обезьянах. Они тайком забирались в лагерь, прятались на тропе перед пропастью, и хватали перепуганных приматов за лапы. Кто был постарше и потяжелей, так сразу двух. Они умудрялись на обезьянах спланировать почти в наш лагерь, а завтра начиналась новая охота. Этот природный фуникулёр, чуть не привёл к международному скандалу, крылатые обезьяны уже были готовы покинуть место своего обитания из –за этого хамства, пока вожак племени не рискнул встретиться с охотником. Охотник наказал своих, чтобы отвадить от полётов, лететь конечно было хорошо, но розги их быстро приземлили, они перестали досаждать обезьянам. Вожак жаловался на маленького Тэо, охотник предупредил Лию, но она промолчала: ей всё казалось, что кто-то наговаривает на малыша, обижает ребёнка. Её «вырастет – перерастёт» было железным правилом в воспитательном процессе. Зная мой крутой нрав, охотник ничего мне не сказал, а вожаку летучих обезьян выдал тайну джина, что он очень боится воды. Теперь обезьяны перед полётом мыли ноги. Двух попыток покататься для Тэо хватило, вода на маленького Джина, действовала, как на нас огонь. Я наблюдал за ребёнком, с его организмом происходила постоянная трансформация, он рождённый органическим существом, всё больше и больше набирал свойств отца. К пяти годам органической дичи уже не хватало для поддержания организма, он научился подпитываться от солнца. Молодой организм рос небывалыми темпами, к пяти годам, Тэо выглядел, как десятилетний ребёнок. Он совсем перестал употреблять жидкость, мясо ел сухим или копчёным. Горд несколько раз его видел в расщелине, откуда, временами, льётся магма. Горы были молодыми, и нас частенько трусило. В слабых местах появлялись трещины, которые наполнялись раскалёнными соками земли. Но не это удивило охотника, его удивило то, что Тэо купался в магме, нырял и плавал, и получал неописуемое наслаждение. Потом отряхивался, остывал, и вновь превращался в пятилетнего мальчугана. К пяти годам трансформация почти закончилась. До совершеннолетия Тэо набирал силу, только кто знает, когда это совершеннолетие у Джиннов. С каждым годом у него явно проступали свойства, не присущие нам, мы не боялись, мы привыкли, он рос – менялся, а для нас с Лией он всегда оставался маленьким.