На обратном пути к дому он заехал на почту. Посылка оказалась недешевой. К тому же рабочий день уже подходил к концу, и ему пришлось добавить наличных сверху, чтобы умаслить служащего почтовой службы отдать ему посылку именно сегодня. Ждать до завтра он не собирался. Дураку ясно, что Рэм попал в тот же самый переплет. И, наверное, нашел выход. Но тени добрались до него раньше, чем он подготовился к бою. Распаковывать посылку на улице или в машине казалось не лучшим вариантом. Руди поскорее поехал домой. Опускался вечер. В окнах, мелькающих вдоль дороги домов, горел свет. Фонарные столбы хорошо освящали родной и хорошо знакомый путь.

– Я дома! Привет, миз Болонз! – несмотря на кошмарный день, Руди не мог не улыбнуться. – Привет, мэм.

«Мэм» он произносил неразборчиво: то ли «мам», то ли «мом». Это была вольность, которую Кроу себе позволял в отношении секретарши-экономки, единственной женщины, которую он хотел хотя бы в шутку назвать «мам». Родную мать Руди почти не помнил. Она умерла, когда Кроу едва исполнилось пять, от какой-то редкой болезни. Отец погиб в авиакатастрофе за месяц до того, как молодой историк поступил в университет. Оба его родителя были похоронены в Германии, в фамильном склепе, в котором Рудольф никогда не был. Если бы не дядя Эрик и миз Болонз, которую он нанял, чтобы самому не возиться с племянничком… Кроу даже думать не хотел, что бы с ним тогда стало. В общем, Ребекка прислуживала при нём уже очень давно. Она его вырастила и заменила ему мать, так что своеволие по поводу «мэм», он считал вполне себе уместным.

– С возвращением, мистер Руди, – улыбнулась женщина в ответ, выглядывая из кухни. Ее блестящие черные локоны, пружинками падавшие на плечи, смешно вздрогнули.

– Ммм, что-то новенькое. Вы просто очаровательны, – Кроу видел эту завивку впервые и не имел права ее не похвалить. К тому же прическа действительно шла миз Болонз… как и все остальные ее прически. Ребекка была немолода, но мужчины до сих пор, будто тридцать лет назад, тонули в ее антрацитовых глазах, сверкавших с медно-кобальтового лица, словно черные алмазы в глазницах золотой статуи. К Руди, конечно, это не относилось. Но и он не мог не оценить красоты своей чересчур молодой «мамы».

– Вы поздно, – заметила женщина, возвращаясь на кухню, и уже оттуда добавила, – и с багажом, я смотрю…

– Да, – отмахнулся Рудольф. – Купил одну вещичку из суеверия.

– Ммм, это что-то новенькое, – скопировала его тон миз Болонз. – С каких это пор вы стали суеверным?

– О, совсем недавно, – ответил он и поскорее бросился на второй этаж, в свой кабинет.

– На ужин бифштекс и картофельный салат! – прозвучало ему вслед.

***

Казалось, он идет уже вечность. «Чёртов сквер, верно, убегает от меня…» Солнце палило, как папский костёр, который расторопные служки запалили для ведьмы. Рубашка, и так измазанная грязью и глиной, сейчас к тому же стала намокать. Должно быть, и пах Рудольф теперь соответственно. «Я попал в ад», – подумал он, почти без надежды глядя на близкий вход в сквер. Пот заливал глаза. Тяжело сопя, Руди добрался до первой же скамейки под сенью деревьев. Тенек принес минутное облегчение, но не помог избавиться от одышки и слабости. Отчаянно хотелось броситься в объятия Морфея.

***

Кроу не знал, что он найдет в коробке. Книжку «Как прогнать демонов»? Арбалет с серебряными болтами? Удавку и мыло?

Восседая в своём кожаном кресле, за большим рабочим столом из чёрного дерева в слабом свете настольной лампы, он размышлял. Коробку открывать он не торопился. Кроу прекрасно понимал, что тянуть с такими вещами не стоит, но всё же его забавляла сама возможность поразмышлять. Что же там такого могло быть?

Он ожидал чего угодно. Или думал, что ожидал, пока не снял-таки с коробки крышку, узрев под ней небольшой – сантиметров двадцать длиной – предмет. Осторожно наклонил коробку, разглядывая ее содержимое в свете лампы: на одном из концов металлический стержень сужался, и проверять остроту кола Кроу не хотелось. Другой конец – очевидно, верхний – ветвился на гребенку из пяти щупалец-отростков. Каждое венчала оскаленная голова собаки, напоминающей стаффордширского терьера. Пожалуй, кол даже можно с относительным удобством взять в руку. Что Рудольф и сделал. Металл казался неожиданно теплым.

И еще… Руди застыл на секунду, прислушиваясь к своим ощущениям. Артефакт, амулет, талисман – как бишь его назвать… он вибрировал. После того, что уже произошло, подрагивающий предмет должен был казаться сущей мелочью, но Кроу на всякий случай положил вещь на стол. Между прочим пришла в голову и мыслишка о том, не дрожат ли и у него попросту руки. Но нет, дрожали не руки. И даже не кол. Напряженно вибрировал сам воздух. Словно где-то играла на глубоких, почти неслышимых басах тяжелая музыка.

Где-то?

***

По дорожке вдоль края сквера идет девушка. Довольно симпатичная, насколько можно разглядеть. Русые волосы плещутся по ветру. Рудольф не рассматривал ее, просто скользнул взглядом – все равно сидя на скамейке надо куда-нибудь смотреть. Однако она этот взгляд поймала. Чуть замедлила шаг, разглядывая Рудольфа. За секунду на лице сменились непонимание, напряжение, страх… и девушка рванулась прочь, словно от прокаженного.

Кроу мрачно хмыкнул. Прохожие косились на него уже довольно давно – повезло еще, что Руди не попался на глаза полисмену. Тот точно остановил бы человека, напоминающего завсегдатая ближайшей помойки. И все-таки этот испуг задел Кроу за живое. Впрочем, едва ли он может что-то сделать. Ближайший переход снова превратит его в нелепость, ходячую на двух ногах.

***

Мужчина рванулся к двери. Побежал по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. В таком темпе можно запросто оступиться и загреметь вниз кувырком, попутно что-нибудь сломав (ногу там или шею), но Руди было плевать. Сквозь собственный топот он слышал, как на кухне гремит посуда. Миз Болонз возится с ужином. Воздух дрожал. Количество странных ощущений увеличивалось. Укол в солнечное сплетение – как будто его ударили тонким длинным стилетом или спицей. Кроу едва не полетел с лестницы – пришлось спешно вцепиться в перила и на секунду замешкаться, выравнивая дыхание. Посуда на кухне перестала бренчать. Повеяло холодом… или это его прошиб холодный пот? Рудольф сбежал с лестницы, разрывая плотную, словно паутина, тишину. Та загудела рассеченными нитями, и в этом гуле он услышал правду. Морх, мир демонов, мир без людей. Но если он сюда попал, то не может ли…? Руди с разгона влетел в кухню. Миз Болонз была здесь. Она застыла спиной к двери, опустив руки по швам, в полной неподвижности и молчании.

– Ребекка! – позвал Кроу, послав в самую бездну Морха все сложившиеся между ними традиции, и потянулся, чтобы схватить ее за руку. Он должен вытащить миз Болонз любой ценой. Даже если не имеет понятия, как. Руди обязан спасти свою «мам».

Он не успел коснуться руки. Миз Болонз медленно повернулась ему навстречу, глядя совершенно стеклянными, бессмысленными глазами. Из уголка ее рта стекало что-то темное, расцветавшее на снежно-белой блузке ослепительной краснотой. Рудольф непроизвольно отшатнулся, хотя женщина могла быть еще жива. Словно в подтверждение этого ее взгляд сфокусировался. Но в глазах осталось что-то неправильное. По телу Руди прошла дрожь, сердце забилось со скоростью антилопы, убегающей от гепарда и понимающей всю нелепость поступка. Это не Ребекка смотрела на него – кто-то другой смотрел ее глазами. «Амулет…» – мелькнуло в голове, и Кроу чуть не разразился хохотом. Он оставил его в комнате! Единственную вещь, от которой мог быть толк! Осёл!!!

***

Рудольф двинулся вглубь сквера, но едва успел пройти его до половины, когда пришлось снова замедлить шаг и остановиться у скамейки, опираясь на ее прохладную, металлическую спинку. Благо скамеек по всему скверу стояло порядочно. Они располагались через каждые пять метров или около того, что выглядело довольно странно, ведь даже в самые погожие выходные деньки они не заполнялись и наполовину.

Мужчина протёр глаза тыльной стороной ладони. Он не в форме. Сколько он не спал? Сколько раз успел побывать в Морхе? Если так и дальше продолжится, то…

***

Руди сделал шаг назад. Лицо миз Болонз чуть заметно дрогнуло, взгляд перестал быть пугающим. Зато за ее спиной прямо в воздухе сгустился темный силуэт. В первый миг почти невидимый, он стремительно обретал плотность, втягивая в себя случайные тени, обрастая частицами мрака… Поверх головы миз Болонз существо смотрело на Рудольфа. Нет, глаз у существа не было, и формально смотреть оно на Кроу не могло, но он ощущал взгляд на себе – и застыл под этим взглядом.

Его спасла Ребекка. Она внезапно согнулась, опираясь на кухонный стол, и закашлялась.

– Рудольф, что… – начала миз Болонз.

Ее некогда красивый голос хрипел и булькал в горле. Мужчина, не раздумывая, рванулся к ней и чуть влево. Позже он вспомнил, что в тот миг точно представлял свои действия: подрубить ее руку, опирающуюся на стол, свалить Ребекку на пол и постараться оттолкнуть. Быть может, она сообразит отползти вправо и забиться под второй стол. Быть может, фигура о ней забудет.

Должно быть, этот рывок, эта нелепая попытка его и спасла. В ушах загудел воздух, перекрывая уже ставший привычным гул Морха. Лица коснулось еле уловимое дуновение. За спиной Рудольфа затрещало дерево, и он не сразу сообразил, что это разлетается в щепки дверной косяк.

Еще один отвратительный, хлюпающий звук раскатился по кухне от какого-то источника впереди него. От какого – Руди не видел: глаза залепило непонятно откуда взявшимися красными брызгами. Он отшатнулся, рефлекторно стараясь протереть глаза рукавом и размазывая по лицу что-то липкое.

Когда он открыл глаза, кухня сверкала красным. Потеки на стенах, на полу и потолке, на его собственной одежде. Боже, если бы только потеки… К горлу подкатила тошнота, перед глазами, как в замедленной съемке, вставали одни и те же фрагменты. На полу – ушко с все еще вдетой в него элегантной золотой сережкой. Два пальца прилипшие к стене и наманикюренные ногти, поражающие своей неуместностью. Часть ступни, всё ещё обутой в сандалии, выглядывающая из раковины. Кроу поднял глаза и не понял, что за коричневые плети свисают с его люстры. По ним тоже стекали капельки крови. Рот непроизвольно открылся для крика, и Кроу ощутил на губах соль. Привкус крови своей «мам».

Наверное, он тут же и рухнул бы в обморок на радость твари, но у той не хватило терпения дождаться. Краем глаза уловив движение, Рудольф непроизвольно метнулся в сторону. Не успел – его отбросило через полкомнаты и впечатало в холодильник. Следом метнулись два или три толстых щупальца. От удара из груди на миг вышибло воздух, в глазах потемнело. Кроу сполз на пол. Он не успел бы встать, но, к счастью, хватило ума не вставать. Он катнулся прямо по полу, уже не обращая внимания на то, что собирает на себя кровь, несколько минут назад бегавшую по жилам Ребекки. Тварь рванулась следом и нависла над Рудольфом, перегораживая путь к отступлению.

Она стала по-настоящему большой: одно из щупалец скребло холодильник, противоположное плясало по столу в трех метрах левее. Должно быть, демон сам не мог рассчитать силы или сгорал от нетерпения: легким движением он чуть не проломил прочный дубовый стол, стоявший у стены в метре от входа в кухню.

Графин с водой, непонятно как продержавшийся до этого момента, заплясал с веселым звоном и полетел на пол, где и нашел свою смерть в виде десятка осколков. Вокруг блестящей лужицей разлилась вода. Рудольф, наверное, не обратил бы внимания на эту маленькую хрустальную трагедию, но тварь внезапно отпрянула от лужи, словно перед ней был бесёнок в розовом платье, предлагающий косметику со скидкой.

Между тварью и столом образовался зазор. Кроу ввинтился в него, одним прыжком преодолев полтора метра, прокатился по полу к двери… Тварь оказалась не столь уж деморализована явлением воды – увидев, что жертва убегает, она ударила щупальцем со всего маха, сметая на своём пути стол, стулья, шкаф… и мойку. В тот момент, когда Рудольф вылетел из кухни, спасаясь от настигающего его щупальца, вода бешеной змеёй выпрыгнула из сорванной трубы и ударила тварь прямиком в… пусть это будет мордой. Из всех необходимых признаков морды у существа был только рот или пасть. Впрочем, Рудольф так и не понял, изо рта ли вырвался чудовищный крик – леденящий, бьющий по ушам, почти переходящий (а может, и переходящий) на ультразвук.

Застыв по другую сторону двери, он наблюдал, как под струей воды плоть твари тает и обращается в пар, пока на полу не осталась лишь небольшая чёрная лужица.

Кроу поднялся, придерживаясь за стену: ноги дрожали. В глазах мутилось от влаги, но и руки, и рукава стали слишком грязными, чтобы можно было хоть чем-то утереть слезы, неукротимым потоком, бежавшие по его лицу.

Толком не соображая, он подошел к фонтану, все еще бившему из сорванной водопроводной трубы, и подставил воде ладони. «Боггарт. В книге они звались Боггартами».

Следов твари больше не было, даже пар развеялся. Воздух в кухне стал прозрачным. Гул в ушах тоже пропал – зато стало слышно, как в доме не то напротив, не то по соседству самозабвенно и жутко воет собака. Он был не в Морхе, а в собственном доме, даже если тот стал логовом кошмара.

Рудольф ошалело оглянулся, не зная, что делать в этой чудовищной разрухе. Мазнул взглядом по люстре и внезапно понял, что за плети свисают с загнутых бежевых рожков. Можно было и не мыть руки: через секунду он стоял посреди кухни на четвереньках. Пустой желудок безрезультатно выворачивало желтоватой слизью. А в голове возникла идиотская по своей неуместности мысль, вычитанная где-то в приключенческой литературе: самое страшное в этом случае – запах пробитых кишок. Повезло, что он не успел распространиться.

***

По скамейке полз большой черный жук. Рудольф снова поежился. Похоже, снимать плащ было рановато. Небо, что ли, заволокло тучами? Он поднял глаза и не узнал местности. Деревьев словно стало в два раза больше. Зелень окружала его уже со всех сторон, над дорожками остались только тонкие просветы. Рудольф поднял глаза к небу, чтобы проверить тучи, но серое окошко над головой также зарастало зеленью. В ушах запульсировал знакомый гул. Морх? Днем? Листья шуршали, заполняя последние проходы. Кроу оглянулся. Выхода больше не было.

Глава вторая.

День обещал быть адским. Собственно, это вменялось ему в обязанность как любому понедельнику. Однако природа вовсе не собиралась учесть сей факт и проявить милосердие. Рассветная дымка растаяла, будто ее и не было. Солнце поднималось по безупречно чистому небу и уже начинало греть. Совершенно ясно, что уже к полудню оно раскалит коробки домов, растопит асфальт там, где на него не падает случайная тень, и станет настоящим проклятием для всех, кто волей случая не проводит день у бассейна со стаканом лимонада в руке. Прохожие снимали пиджаки и куртки, предчувствуя скорый конец относительной утренней свежести.

И во всей этой суете только два человека – мужчина и женщина – проявляли к обещаниям солнца поразительную снисходительность. Проще говоря, обращали на них не больше внимания, чем на метания какого-нибудь муравья по ближайшему дереву. Хотя как раз им, казалось бы, стоило побеспокоиться: оба затянуты в черные штаны и куртки из плотной ткани. Покрой наводил на мысль о военной форме, однако никаких знаков отличия на одежде не наблюдалось. Неизвестные обосновались на той же скамейке, где совсем недавно завтракал Рудольф Кроу. Но прохожие, сновавшие мимо, проявляли к странной парочке такое же пренебрежение, как они сами – к поведению солнца. Впрочем, досадному невниманию тех и других было объяснение. Двое сидели, невидимые для прохожих, под низким, плотным, серым небом Морха, через которое солнце пробивается слишком редко, чтобы грозить жарой. Поэтому их также не беспокоили голоса прохожих, шум транспорта и лай собак. Правда, непохоже было и на то, чтобы им доставлял неудобства гул Морха.

– Эх, шоколада бы сейчас, – мечтательно промурлыкала девушка. – Места у нас в первом ряду…

      Она развалилась на скамейке, закинув ногу на ногу и откинувшись на спинку, так что даже в грубоватой псевдоармейской форме выглядела весьма… весьма.

Второй человек оглянулся на нее – как раз вовремя, чтобы поймать заводную, почти по-детски радостную улыбку, блеснувшую быстро и ярко, словно солнце из-за туч. Серые суровые глаза мужчины внимательно впились в молодое лицо, ища причину веселья. Девушка смотрела в сторону библиотеки. Правда, здесь, в Морхе, окрестности выглядели немного иначе.

– Ну так сходи и возьми, – проворчал мужчина, впрочем, довольно благодушно.

Похоже было, что белозубая улыбка собеседницы подняла ему настроение. Хотя сам он едва ли мог улыбаться: эффект был бы более пугающим, чем веселым. Ряд шрамов по щеке, недалеко от уголка рта (словно три когтя процарапали плоть), шрам на заостренном подбородке, шрам под глазом – такой набор неизбежно коверкает мимику, превращая лицо в затвердевающую маску. А ведь при ближайшем рассмотрении можно было заметить и другие отметины – помельче, побледнее… Должно быть, о получении каждой из них мужчина мог бы рассказать захватывающую историю. Но не рассказывал. Он годился девушке в отцы и лучше знал, о каких вещах следует помалкивать.

– Не пойду. Хочу посмотреть. По-моему, он хорошо держится.

Девушка улыбнулась снова, не менее блистательно. Небрежным движением поправила волосы – скорее по привычке: в безветренном Морхе длинные черные кудри лежали послушной волной, даже не пытаясь помешать хозяйке. Напарник, словно зачарованный ее грациозным движением, тоже потянулся к своей голове, провел рукой по черному солдатскому «ежику».

– Не понимаю, чем он мог заинтересовать Хаори, – проворчал мужчина теперь уже без тени благодушия. Его брови слегка сдвинулись к переносице, отчего на лбу отчетливо показалась белая полоска еще одного шрама.

– Ты слишком жесток к нему Грэм, – пропела девушка почти нежно. – Уверена, он справится. Большинство из нас были такими же.

– Не все, – коротко отрезал Грэм. Похоже, разговор становился для него утомительным, словно мужчина не привык вести долгих бесед.

– О да, все знают о твоих деяниях в Морхе в первый же день, – кажется, девушка слегка подначивала старого вояку и находила это забавным. А он то ли не имел сил злиться на обладательницу чудной улыбки, то ли просто считал себя выше ее полудетских шуток. Правда, хмуриться он не перестал.

– А ты, Хелен? Скольких убила в первый день? Шестерых? – спросил Грэм голосом человека, который прекрасно знает ответ.

– Шестерых демонов, – ответила девушка, почти неуловимо подчеркнув слово «демонов», и улыбка исчезла с ее лица. Смуглая кожа Хелен, кажется, стала немного бледнее.

Мужчина помолчал, словно подбирая слова.

– Все еще винишь себя в гибели тех людей? – спросил он наконец.

– Неважно, – она тряхнула головой и снова поправила волосы. – А этот парень сумел одолеть двух Боггартов. Заметь, без какой-либо подготовки.

– Всего-то, – судя по голосу, Грэм хотел пренебрежительно поморщиться. Но то ли сдержался, то ли шрамы помешали точно выразить эмоцию. – И за это мы должны пасти его вторые сутки…

– Грэ-э-эм, – певуче протянула девушка, возвращая себе толику беззаботности. Правда, улыбки на ее лице не появилось, только уголок губ как-то нервно дернулся.

– Знаю, Хаори отдал приказ. Смотрим и ждем. Но этот парень – всего лишь человек.

– В том-то и дело, что человек, а не куст ежевики, – огрызнулась девушка.

– А какая разница? – кажется, Грэм наконец усмехнулся. Нельзя сказать, что его это украсило.

– То есть? – Хелен слегка нахмурилась, но посмотрела на собеседника скорее с любопытством, будто ребенок на взрослого, который вот-вот покажет фокус.

– Все тянется к солнцу. Расцветает, когда оно появляется. Увядает, когда оно гаснет или уходит, – неторопливо начал объяснять Грэм. – Только для всех растений солнце одно, а для каждого человека существует своё, персональное.

– Ого! – глаза девушки раскрылись шире, но почти сразу же на губах возникла лукавая улыбка. – А я и не знала, что старый Грэм у нас романтик. – Хелен дразнила ветерана и нисколько не опасалась последствий.

– Это не романтика. Это реальность. Солнце – наше единственное спасение, – проворчал Грэм. Похоже, он уже сам был не рад, что произнес такую избыточно длинную речь перед легкомысленной напарницей.