– Марина, небо темное стало, – заметила Саша. Она на мгновенье остановилась, сняла со спины рюкзак и, отцепив от него плюшевого ослика, надела рюкзак обратно.

– Бедный, ты тоже замерз, – тихо сказала она, прижимая игрушку к груди.

– Идем, Сашок, – позвала Марина.

– А мы успеем? Вдруг мы опоздаем и наши новые мама с папой уедут? – вдруг спросила Саша, и Марина почувствовала, как глубоко внутри что-то неуклюже перевернулось.

– Все будет хорошо, – твердо сказала она.

– Да, – кивнула Саша, приободрившись. – И мой папа, дядя Боря, купит мне еще одного ослика. Чтобы Тиму было не скучно, когда меня нет рядом.

Порывисто-хлесткий ветер заунывно выл, заставляя девочек опускать головы и жмуриться, спасая глаза от колючей снежной пыли. Сестры продолжали удаляться от развилки, не подозревая, что свернули с маршрута автобуса.

Небо стремительно темнело.

* * *

Сапог змеей метнулся к Керосину и, преодолевая брезгливость, затряс его, словно тот был тряпичной куклой. Прокисшей от зеленой плесени, смердящей куклой с липкими паклями волос.

– Что ты знаешь, утырок? – сквозь зубы проговорил уголовник. Его глаза полыхали огнем, ноздри раздувались, словно у разъяренного зверя.

– Поможешь решить вопрос с Чингизом… скажу, – проскрежетал Керосин. Его голова вяло болталась из стороны в сторону, шапка слетела, обнажая облезлую проплешину на черепе с незаживающей язвой.

– Что. Ты. Знаешь. Говори, гнида! – взъярился Сапог.

Вместо ответа потрескавшиеся губы наркомана разъехались в стороны, показывая сморщенный язык в грязно-желтом налете.

– Ты мне… ничего не сделаешь. Потому что я кх!.. все про тебя знаю, – хрипло прошептал Керосин.

Он хотел добавить что-то еще, но в следующее мгновенье массивный кулак Сапога с силой впечатался ему в лицо. Хрустнули зубы, из расплющенных губ хлынула кровь. Удар отшвырнул наркомана в сторону, словно влажную тряпку. Раздался глухой стук – при падении Керосин приложился затылком об цементный пол и застыл, распластав в стороны руки, как если бы хотел заключить в объятия своих друзей.

– Е-мое, – испуганно пробормотал Леха, склоняясь над лежащим. – Сапог, по ходу, он скопытился…

Уголовник озабоченно разглядывал кулак – на костяшках краснела ссадина.

– Туда ему и дорога, – бросил он, наклоняясь над Керосином. Ткнул носком казака в ребра. – Дышит. Оклемается.

Сапог взял с телевизора старую газету, вытер руки.

– Значит, так, Леха. Пока ты еще не нарезался, садись в свой «Майбах» и поезжай за телками.

– Как за телками? – растерялся Леха. Он перевел взгляд на Керосина, словно тот должен был открыть глаза и подсказать, где именно можно было найти подходящих телок.

– Вот так, – невозмутимо ответил Сапог. – Я хочу сегодня оторваться, и я оторвусь. Мне нужна любая дырка.

– Хех, была бы пятница или выходные, можно в Согру поехать, там в ДК дискотека, – запротестовал Леха. – А щас что? Вон, уже темно! И ветрюга какая, дальше хера не видно! Где я тебе баб найду?

– Тебе придется напрячься. Прояви смекалку, наконец. Хочу сегодня вечером загнать красный «кадиллак» в лохматый гараж. Давай, дуй.

У Лехи было такое выражение лица, словно от него требовалось слетать на луну, отколоть от нее пару кусочков в качестве доказательства и вернуться до наступления ночи.

– Леня, мне все это не нравится, – мрачно заговорил Данилыч. – Все это… – Он сделал резкий жест в воздухе.

– Ну?

Старик выпустил воздух сквозь сжатые зубы:

– Это все неправильно. Не по-людски.

Сапог метнул взор на Леху, который нерешительно переминался с ноги на ногу:

– Ты еще здесь? А мне послышалось, что хлопнула дверь и «Нива» уже попердывает…

Глубоко вздохнув, Леха вышел из хибары. Спустя мгновенье лязгнули ворота гаража.

– Надо вызвать «Скорую», – хмурясь, сказал Данилыч. Он указал корявым пальцем на бесчувственного Керосина. – Ты же не хочешь снова оказаться на нарах?

Сапог желчно рассмеялся:

– Какая «Скорая», батя? Очнись. Никто сюда не поедет, а если Керосина и заберут, то выкинут на ближайшей помойке, как дырявый гандон.

– Не надо было его вообще сюда впускать.

Данилыч подошел к наркоману и, присев на корточки, стал рассматривать тряпку на его костлявом запястье.

Приподнялся, поискал глазами и, взяв с настенной полки длинную отвертку, вновь склонился над молодым человеком. Осторожно отодвинул край тряпки и едва не отпрянул, изменившись в лице:

– Бога в душу мать, – вырвалось у него, когда перед глазами мелькнула голая кость. Вонь стала сильнее, она будто сочилась ядовитыми газами, как зловонные испарения над гиблым болотом.

Сапог равнодушно глянул на жуткую рану наркомана и сплюнул:

– Ему и так недолго осталось.

– Леня, о чем он это говорил? – негромко поинтересовался Данилыч, расправляя тряпку отверткой, так чтобы прикрыть гниющую дыру. – Что он знает про тебя? Что за подвал?

Сапог метнул в отца пронзительный взгляд.

– Самому интересно, – нехотя обронил он. – Ничего. Придет в себя, я с ним тет-а-тет побеседую.

Несколько минут никто ничего не говорил, разговор между сыном и отцом явно не клеился. Наконец Сапог налил себе еще, выпил и, не закусывая, вышел в гараж, закрыв за собой дверь.

Уставился на громадную дверь, ведущую в подвал. Когда-то там внизу была обычная смотровая яма, но в свое время Сапог предложил приятелям расширить пространство, а вместо обычного деревянного настила установить массивную дверь. Причем с навесным замком.

Уголовник коснулся носком стоптанного казака проржавевшей дужки замка. Затем присел, медленно провел пальцами по неровным щелям. Оттуда веяло ледяным холодом.

– Что ты про меня знаешь, гаденыш? – очень тихо промолвил он. – Я очень хочу получить ответ на свой вопрос. Очень.

Сапог посмотрел на ряд жестяных банок, стоявших в ряд на заляпанной машинным маслом полке. Болты, гайки, шайбы, солидол, застывший как воск, остатки краски…

Ключ оказался там, где лежал и всегда, в мятой исцарапанной темно-зеленой банке из-под конфет.

* * *

Погода стремительно ухудшалась. Разъяренный ветер неистовствовал, едва не сбивая с ног, и Саша спряталась за спину сестры. С трудом вынимая из сугробов замерзшие ноги, девочки брели вперед, с тщетной надеждой всматриваясь в ледяную пургу.

– Когда же мы придем? – захныкала Саша. Ее ресницы, покрытые тончайшей пленочкой льда, напоминали серебряные иголочки.

Марина остановилась, оглядываясь по сторонам.

«Переезд. Тут должна была проходить железная дорога, – вспомнила она. – Или мы все-таки заблудились?!»

За их спинами, рассекая мглу светом фар, неторопливо ползла какая-то машина. Марина вяло подняла руку, но автомобиль, буксуя колесами в снежной каше, равнодушно пропыхтел мимо.

– Почему никто не останавливается? – дрожащим голосом спросила Саша, прижимая к себе припорошенного снегом Тима. – Они же нас видят!

«Потому что никому нет до нас дела, Сашок, – грустно подумала Марина. Ей хотелось кричать от досады и бессилия, кричать и ругаться нехорошими словами, которые так часто используют мальчишки в школе и дядя Паша и тетя Маша, у которых они живут, и лишь присутствие младшей сестры заставляло девочку сдерживать свои эмоции.

«И надо же такому случиться в тот день, когда нас приехали забирать в новую семью!»

– Сашок, не переживай. Мы еще им всем покажем! – пытаясь перекричать ветер, громко сказала она, обняв сестру. Шарф, закрывающий лицо Саши, от ее дыхания заледенел, превратившись в задубевшую корку. На Марину с надеждой смотрели громадные блестящие глаза сестренки.

– Еще немного. И мы придем, – пообещала Марина, стараясь вложить в свой голос уверенность.