Глава V

Майское солнце, скрывшееся на минуту за редкими облаками, снова выкатилось, как апельсин, на голубую скатерть неба. Милицейский «уазик», игриво скрипнув тормозными колодками, остановился возле подъезда серой, ничем не примечательной пятиэтажки. Рядом стояли два «жигуленка» из отдела и карета «Скорой помощи». Возле подъезда уже начали скапливаться любопытные.

Старший оперуполномоченный майор Дудуев вышел из машины. Он знал, что задержался, но именно поэтому делал вид, что никуда не торопится.

Майор был одет в цивильное: зелено-черные турецкие «Ливайсы», купленные на базаре за семь сотен рублей, серо-зеленый джемпер, натянутый поверх джинсовой рубахи, и довольно дорогие светло-коричневые ботинки. Ботинками майор гордился. У них были тонкие кожаные подошвы и наборный каблук средней величины. Ботинки слегка натирали майору ноги, так как носил он их всего несколько дней, но он старался этого не показывать. Он поставил их длинные квадратные носы на асфальт, поправил задравшийся джемпер и только потом забрал с сиденья зеленую папку с бумагами.

– Владимир Петрович? – От подъезда отлип участковый, тоже одетый в гражданское. – Сюда. – Он показал в сторону подъезда.

– Как зовут, звание? – зыркнул на него майор, не трогаясь с места.

– Старший лейтенант Кривошеин, Виктор Викторович, – отрапортовал участковый, подходя вплотную к майору.

Лейтенанту было лет двадцать пять. Он был худощав, в отличие от майора, в котором было не менее восьмидесяти килограммов живого веса. Его быстрые черные глаза лихорадочно бегали, словно он только что обворовал своего начальника.

– Чего там у вас? – Майор продолжал стоять на месте.

Он выудил из кармана штанов пачку «Мальборо» и прикурил от дешевенькой «Зиппо» в «золотом» корпусе.

– Сами увидите, товарищ майор, – скороговоркой пробормотал старлей. – Я и заходить туда больше не хочу.

– Чего так? – Майор окинул старлея презрительным взглядом бывалого оперативника.

– Какой-то форшмак натуральный, – проговорил старший лейтенант и глубоко вздохнул.

– Форшмак, Кривошеин, – майор блеснул своими познаниями в кулинарии, – это блюдо из рыбы.

– Вот-вот, – согласился старлей, – выпотрошил ее как рыбу.

– Ну-ну. – Майор, много повидавший на своем тридцатисемилетнем веку и считавший, что ничего необычного он уже увидеть не может, снова бросил на старлея короткий отеческий взгляд.

Докурив сигарету до половины, он изящным щелчком пульнул окурок на газон и направился к подъезду.

– Давай показывай, – со вздохом приказал он старлею.

Тот бросился вперед и предупредительно открыл перед майором дверь. Поднявшись на третий этаж, Владимир Петрович увидел открытую металлическую дверь.

– Здесь, что ли? – Он обернулся к лейтенанту, следовавшему сзади.

– Сюда, – подтвердил Виктор Викторович.

Майор подтянул отвислый животик и шагнул в квартиру. Желтый свет лампы, смягченный бежево-коричневым абажуром, высветил обои «под кирпич», шкаф-стенку с верхней одеждой, полку для обуви, подставку под телефон и кашпо с папоротником, который свесил вниз свои разлапистые листья. В зеркале, висевшем на противоположной от двери стене, майор увидел свое отражение. «Немного толстоват, – мелькнуло у него в голове, – щеки разъел, а так – ничего». Удовлетворившись внешним осмотром своей собственной персоны, он двинулся в гостиную.

Там уже было несколько человек. Майор узнал фотографа из своего отдела, патологоанатома и двух криминалистов. Одного из них он знал хорошо, видел не раз в деле. Николай Иванович – небольшого роста плотный человек предпенсионного возраста, с большим мясистым носом и маленькими внимательными глазами. Второй был его помощник, который работал совсем недавно.

– Привет. – Майор приподнял свободную руку и осмотрелся.

Мягкий диван, телевизор «Сони», музыкальный центр, вдоль длинной стены – уставленная хрусталем стенка, пара кресел, журнальный столик. Возле топчана, обтянутого желтой кожей, он заметил зеленый пластиковый тазик с водой, рядом с которым лежали какие-то прутья.

Труп лежал на столе. Майор сперва даже не понял, что это труп. Все выглядело так, будто хозяйка ожидает гостей. На скатерти, кроме основного «блюда», были расставлены тарелки и фужеры, лежали вилки, ножи и салфетки, которым была придана форма розочек. Когда же до него дошел смысл сервировки, вернее, даже не смысл, а сама ее суть, майор тут же отвернулся.

– Господи! – Он поморщился и поглядел на Николая Ивановича, криминалиста с двадцатилетним стажем. – Что это?

– Не видишь, что ли? – Николай Иванович поставил на стол фужер, который он только что обработал мягкой кисточкой.

Владимир Петрович сделал над собой усилие и снова посмотрел на стол, покрытый белой скатертью. Там лежала молодая женщина. Совершенно голая. Без головы. Окинув тело профессиональным взглядом, майор подумал, что ей не больше двадцати – двадцати трех лет.

– Как тебе сервировочка? – Николай Иванович поднял глаза на майора.

Тот снова отвернулся, прикрыв рот ладонью, но тут же опять уставился на стол. Это могло бы выглядеть даже красиво, если бы не было настолько ужасно.

Девушка лежала на спине с сомкнутыми ногами; руки – вдоль тела. Вся ее кожа была исполосована тонкими кровавыми рубцами. Кровь на ранах уже запеклась и была черно-коричневой, поэтому создавалось впечатление, что тело девушки разукрасил какой-то специалист по боди-арту. Полосы были почти параллельными, что только усиливало эффект. В правой нижней стороне живота майор увидел надрез, края которого были аккуратно зашиты. По обеим сторонам тела были расставлены шесть тарелок, на которых лежало что-то вроде свежего заветрившегося мяса, только более черного. Видимо, труп еще не начал разлагаться, потому что запаха в гостиной почти не было. Кожа на трупе стала сине-лиловой.

Все остальное выглядело так, будто на столе покоилось какое-то дьявольское блюдо. Странным было то, что скатерть под трупом была ослепительно белой. Ни одной капли крови на нее не попало. Возле тарелок лежали ножи – по правую сторону от каждой и вилки – по левую.

Кроме приборов на столе высилась бутылка белого вина и два фарфоровых соусника – по одному с каждой стороны стола. Дудуев заглянул в один из них.

– Что там?

– Судя по запаху и консистенции – грибной соус.

– Идиотизм какой-то. А это что? – Майор показал на тарелочки, расставленные на столе.

– Он вырезал у нее печень, разрезал на ломтики и разложил по тарелкам, – пояснил Николай Иванович.

Майор за время службы насмотрелся всякого. Он видел трупы после удара кухонным ножом, топором, сковородой, бутылкой, с рассеченным горлом, перерезанными венами, выколотыми глазами, но такое ему приходилось разглядывать впервые.

– Полосы откуда? – Он показал на тело.

– Вон, видишь, – Криминалист показал на прутья, валявшиеся рядом с тазиком. – Это розги. Перед тем как взять у нее печень, он высек ее, словно провинившегося ребенка.

– Ребенка вроде секут по заднему месту… – неуверенно проговорил майор.

– Он избил ее всю: от шеи до коленей, спереди и сзади. Ни одного живого места. Представляю, что она испытала!

– А почему «он», есть какие-то следы?

– Пока – никаких.

– Аркадий Семенович. – Майор шагнул к патологоанатому, только что вышедшему из кухни с пластиковым пакетом в руках. – А где голова?

– Вот. – Ресницкий поднял пакет на уровень груди. – Нашел в мусорном ведре.

Из прозрачного пакета на майора глядели пустые мутные глаза, в которых застыли неописуемый страх и страдание. Подбородок и вся нижняя часть до носа были перепачканы в крови. В блондинистых когда-то волосах тоже застыли капли крови. Если тело блондинки хоть и было изуродовано, но все же приведено в какой-то хоть и дикий, но порядок, то голова выглядела так, будто ее отрезали и выбросили за ненадобностью. Перемазанные кровью волосы прилипли ко лбу и щекам; из шеи, когда Ресницкий слегка повернул пакет, вылез отросток шейного позвонка…

– Черт. – Майор помотал головой. – Что за дерьмо? Похоже на какой-то обряд…

– Может, и обряд, – вздохнул Ресницкий, – только довольно странный. Еще ни разу не видел такого обряда.

– Честно говоря, я тоже, – признался майор. – Когда это случилось?

– Сутки назад, плюс-минус пару часов, судя по трупному окоченению. Сейчас точнее сказать не могу. – Ресницкий положил пакет с головой на стол рядом с обезглавленным трупом.

– Понятно, – кивнул майор и прошел к Николаю Ивановичу. – Есть какие-нибудь следы?

– Кое-что имеется, – с сомнением ответил криминалист, – но, похоже, только хозяйки. Все ручки протерты, тарелки, фужеры. Может, удастся что-нибудь найти на полированных поверхностях. Хотя я очень сомневаюсь: видимо, работал профессионал.

– Кто она такая? – майор кивнул на стол.

– А черт ее знает. Это не мое дело.

– Участковый! – рявкнул майор.

Кривошеин, продолжавший стоять в дверях, неуверенно шагнул в гостиную.

– Я здесь, товарищ майор, – стараясь не глядеть на стол, отрапортовал он.

– Кто такая? – Майор показал себе за спину большим пальцем.

– Хозяйка, – доложил старлей, – Самахова Галина Станиславовна. Год рождения – одна тысяча восьмидесятый.

– Двадцать два, – пробормотал майор. – Вот блядство.

– Не понял? – переспросил участковый.

– Дальше, – махнул рукой майор. – Род занятий? Проститутка?

– Да нет, товарищ майор, – старлей покачал головой, – вроде в магазине работала, продавцом. В супермаркете, – уточнил он. – Жила одна, родители в деревне.

– Парень у нее был, знакомые? – раздраженно спросил майор.

– Кажется, был один, азербайджанец. Потом вроде никого не было.

– Что ты заладил: «вроде, вроде»?! Ты наверняка что-нибудь знаешь? Что за азербайджанец? Кавказской национальности?

Майор достал сигарету и закурил.

– Да, кавказской, он давно уже у нее не был, сейчас поссорились вроде.

– Опять «вроде»? – цыкнул на него майор. – Что за азербайджанец, описать можешь?

– Такой небольшой, худощавый, но откуда – я не спрашивал. Он обычно вечером приходил, а утром они вместе уезжали. Бывал у нее раза два в неделю.

– Ладно, – остановил его майор, – напишешь все, что о них знаешь. Бумага есть?

– Есть, – глуповато улыбнулся старлей.

– Тогда действуй. Да… – Он остановил участкового. – Закончишь – начинай опрос соседей: может, кто-то что-нибудь слышал или видел. Я тебе потом дам пару человек в помощь. Иди.

Дудуев поднялся и снова подошел к патологоанатому.

– Аркадий Семеныч. – Он тронул Ресницкого за рукав. – А чем он все это сделал? – Майор показал на нарезанную ломтиками печень убитой, кровь из которой вытекла и застыла на тарелках блестящей коричневой корочкой.

– Ножом, чем же еще, – пожал плечами Ресницкий. – Только ничего похожего в квартире не обнаружено. Убийца орудовал остро заточенным ножом и, скорее всего, не одним, а на кухне оказались совсем тупые.

– Значит, он принес инструменты с собой?

– Получается, что так, – подтвердил Ресницкий.

– Приготовил, как будто собирался ее съесть, – не глядя на патологоанатома, произнес Дудуев. – Только не понятно, для чего он ее розгами-то бил? Кстати. – Он вдруг встрепенулся, что-то вспомнив. – Ты же был недели две назад, когда какой-то урод вывалял в апельсине женские титьки?

– Был, – согласился Аркадий Семенович. – Хорошо, что ты вспомнил. Там мы тоже не нашли ножей, которыми тот урод отрезал ей груди.

– Думаешь, это тот самый?

– Сразу сказать не могу. – Ресницкий покачал головой. – Только когда исследую срез.

– Когда?

– Через пару дней, не раньше, – недовольно ответил Ресницкий. – Завтра у меня выходной. Меня и сегодня от семьи оторвали.

– Ладно, – согласился Дудуев и как-то странно огляделся вокруг. – Не понимаю, – задумчиво произнес он.

– Чего? – не понял Ресницкий.

– Он ее хлестал прутьями, вырезал печень, голову оттяпал, а кругом никаких следов крови…

– Это не ко мне, – отвернулся Ресницкий и принялся вновь осматривать тело, лежавшее на столе.

– Иваныч, – майор обернулся к криминалисту, – почему так чисто?

– Вымыто все, вот и чисто, – не задумываясь ответил тот.

– Что значит «вымыто»?

– Ты что, Петрович, совсем очумел, что ли? – беззлобно отозвался криминалист. – Говорю тебе: все следы тщательно уничтожены. И отпечатки пальцев, и обуви, и крови. Разделал ее, убрался, вымыл полы и ушел.

– Думаешь, это мужик? – спросил Дудуев, хотя сам в этом почему-то не сомневался.

– Мужик, – кивнул Николай Иванович. – Судя по всему, среднего роста, но силы не выдающейся.

– Может, объяснишь? – с сомнением посмотрел на него майор.

– А чего здесь объяснять, – вздохнул криминалист. – Смотри. – Он шагнул к топчану. – Стегал он ее здесь, еще живую, как мы видим по выступившей крови. – Он повернулся к столу. – Дальний край раны, оставленной прутьями, глубже, чем ближний, но не намного. Если бы он был ниже среднего роста, то оба конца были бы примерно одной глубины.

– А может, он пригибался? – предположил Дудуев.

– Немного пригибался, конечно, для удобства, – согласился Николай Иванович, – но я это учел.

– А потом, что он сделал потом?

Николай Иванович тихонько свистнул и провел пальцем себе по горлу.

– А после?

– После вытащил из нее печень, по-моему, но этот вопрос вообще-то к Ресницкому.

– Да, – кивнул патологоанатом, – аккуратно вырезал печень, так, что не повредил никаких других органов, зашил место разреза нитками телесного цвета, чтобы разрез был не слишком заметен, потом порезал печень и разложил на тарелки. Как в ресторане.

– Бр-ррр, – помотал головой майор. – Что за мозги должны быть у человека, а, Иваныч?

– Мозги можно будет посмотреть на срезе, – мрачно заметил Ресницкий, – когда вы его поймаете и посадите в тюрьму. Потом он умрет. Если его тело никто не востребует, мы вскроем ему череп и посмотрим, что у него за мозги.

В это время в дверях гостиной появился полковник Голованов – начальник отдела, в котором работал Дудуев. Голованов посещал место преступления только в исключительных случаях. Сейчас, видимо, случай был именно такой. Его грузная фигура замерла на пороге. Нижние пуговицы едва не отрывались от форменного кителя, растягиваемого внушительным брюхом. Он заметил Дудуева и вперил в него раздраженный взгляд.

– Ну что, блин, здесь у вас? – хриплым низким голосом спросил он.

– Пал Григорич? – резко обернулся Дудуев, вздрогнув от неожиданности. – Товарищ полковник, – поправился он.

– Докладывай, майор. – Полковник шагнул в гостиную, все еще не замечая стола с разложенным на нем «блюдом», которое заслонял Дудуев.

– Да вот, какой-то псих изощряется, товарищ полковник, – начал пояснять майор. – Исхлестал девушку розгами, отрезал голову, вырезал печень… – Он шагнул в сторону, открывая полковнику вид на стол.

Полковник посмотрел на стол сперва быстрым нервическим взглядом, потом более внимательным. Он не сразу понял, что на столе лежит обезглавленный труп. Затем, встретившись взглядом с глазами на отсеченной голове, лежавшей тут же – ее оставил на столе Ресницкий, – Павел Григорьевич на минуту застыл как вкопанный. По его тяжелому телу прошло несколько мелких волн дрожи. Волны все увеличивались, глаза Голованова, которые и различить-то на лице было непросто, начали округляться. Наконец, полковник содрогнулся всем телом, едва не выплеснув содержимое своего желудка на стол. Но он ловко поднял к лицу короткопалую руку и зажал себе рот. Щеки его распухли, как у Луи Армстронга, выдувающего верхнее ля. Продолжая держать руку у рта, полковник жалобно посмотрел по сторонам, решая, видимо, куда ему извергнуть только что съеденный обед из трех блюд.

– Сюда. – Майор кинулся вперед, словно Матросов на амбразуру. Обогнув начальника, он вылетел из гостиной, открыл дверь в санузел и поманил к себе полковника.

Павел Григорьевич рванул в указанном направлении. Влетев в комнатушку, в которой размещались ванная и туалет, он, как истый мусульманин, едва не пропустивший час вечерней молитвы, грохнулся на колени и припал к унитазу. Наблюдая, как содрогается его мощное тело, майор брезгливо поморщился и прикрыл дверь.

Он уже собирался вернуться в комнату, когда, распахнув входную дверь в прихожую, влетел старлей. Торопливо закрыв за собой дверь, он запер ее на замок.

– Там это, журналисты! – шепотом произнес он.

– Только журналистов нам не хватало. – Майор направился в гостиную. – Откуда они узнали?

– Я никому ничего… – Участковый скользнул следом.

– Откуда тогда они знают, а, Виктор? – Майор обернулся и пристально посмотрел на старлея.

– Они чего-то про Интернет говорят, – пояснил Кривошеин. – Какой-то сайт кулинарный.

– Чего ты несешь, какой сайт?

– Откуда я знаю? – Старлей пожал плечами. – Я в компутерах не разбираюсь. Нам уже три года обещают поставить…

– Захотел, – язвительно усмехнулся майор. – У нас-то и то компьютеров раз, два – и обчелся. Причем один у начальника – он на нем в стрелялки играет.

– Что за дела? – Полковник, вытирая лицо полотенцем, вывалился из туалетной комнаты.

– Там журналисты какие-то. – Майор кивнул в сторону прихожей. – Откуда-то узнали про убийство.

– Нужно от них избавиться. – Полковник, морда которого стала похожа на спелый помидор, повесил полотенце на вешалку в прихожей.

– Это можно, – согласился майор, – только что потом про нас в газетах напишут? Что зажимаем свободную прессу?

– Да… – Полковник задумался. – Но пускать их нельзя. Узнают в столице – возьмут это дело на контроль… Кстати, что там еще с сиськами у нас было?

– Было, товарищ полковник, – кивнул майор. – Есть подозрение, что действует один и тот же человек.

– Маньяк? – Полковник поднял тяжелый взгляд на Дудуева. Случайно он снова заметил стол, и по его телу опять прошел короткий спазм. – Серийный убийца? Этого нам не хватало! Ладно, иди разведай, что там эти журналюги знают, а я свяжусь с кем надо, пусть пришлют человечка по связям с общественностью.

Дудуев вышел в прихожую. Что он может узнать? Каким-то образом к журналистам просочилась информация об убийстве? Но не сам же преступник им ее сообщил!

– Кстати, Виктор. – Он вернулся и поманил к себе участкового. – Кто сообщил об этом нам? – Он бросил короткий, но красноречивый взгляд на стол.

– Соседка, – сглотнув слюну, ответил старлей. – Ее до сих пор откачивают. Она как все это увидела, так в обморок грохнулась. Очухалась, кое-как до дверей доползла и – к себе. Позвонила ноль-два, они мне переадресовали.

– Как же она в квартиру вошла?

– Говорит, что дверь была не заперта. Она к Самаховой за спичками зашла. Позвонила, а та не открывает. Ну, она ручку и дернула…

– Больше она никому не могла об этом сообщить?

– Да она и со мной-то еле разговаривала, – с сомнением произнес старлей. – До сих пор трясется.

– О’кей. – Майор развернулся и пошел на выход.