Она услышала, как Евгений снова издал хлюпающий звук.

Гравийка закончилась, и теперь мотоцикл медленно катился по бетонным плитам. Из-за неровных стыков байк постоянно подскакивал, и Шанита убрала нож. Рука могла дрогнуть на ухабах, а в ее планы не входило ранение хирурга в шею – оно могло бы оказаться фатальным.

– Да. Такие дела, дядя Женя, – с печалью промолвила она. – Я знаю о тебе все. Сегодня вечером тебе был нужен биоматериал для извращенской вечеринки. Но твоя подруга сошла с дистанции, и взамен ее появилась я. Ты быстро сообразил, что вместо Нади вполне могу подойти и я. Действительно, какая разница, кому высверливать влагалище, твоей подружке или мне?

– Пожалуйста…

– Сегодня вечером ты сдохнешь в мучениях, – оборвала его Шанита. – Помнишь, как сказали в каком-то ужастике? «И о твоих муках даже в аду будут слагать легенды…»

Свет от каплеобразной фары «Индиана» ярко-желтым ланцетом рассекал пелену сгущавшихся сумерек. Впереди снова замаячил лес, ощетинившийся громадными елями, – черный, молчаливо-угрюмый, от которого даже за сотни метров сквозило холодом и тревогой.

Вскоре бетонные плиты закончились, и теперь мотоцикл мягко катил по лесной дороге.

– Шанита, – жалобно пискнул Золотарев, тут же почувствовав, как лезвие царапнуло беззащитную шею.

– Тссс, дядя Женя. Просто смотри вперед, – сказала она и безжизненно улыбнулась.

* * *

В то время как «Индиан» все дальше и дальше углублялся в лесные дебри, кутеж в придорожном кафе, из которого уже почти три часа не вылазила троица, продолжался.

– … и это… там, в общем, две мокрощелки было, Тани-Мани всякие, я их погонял уже и не помню… Потом прикандыбал Митрич с двумя коробками шмали, и мы еще раскумарились в придачу…

Голос Паши напоминал густую липкую патоку, она лениво сочилась и растекалась в пространстве, заполняя каждый квадратный сантиметр душного бара, и толстяк вымученно скрипнул зубами.

Когда история бывшего уголовника, обильно сдобренная «вощем-та», «это самое» и «типа», а также жаргонными словечками закончилась, блондин по имени Сева громко заржал, запрокинув голову.

Сергей зажмурился. Сиплое дыхание со свистом вырывалось изо рта, как воздух из продырявленной шины.

– Серж, ты че-то совсем скис, – озабоченно произнес Павел. Он вытащил сигарету из помятой пачки, привычным движением сунув ее в пустую дырку, там, где когда-то был зуб.

– Нормуль, – выдавил Сергей. Он вытер блестящий от пота лоб и заторможенно посмотрел на приятелей, словно видел их впервые в жизни: – Жарко здесь, пацаны. Прямо, мля, как в парилке.

Павел обменялся с блондином удивленными взглядами. Никто из них не ощущал духоты, так как окна заведения были открыты и температура внутри бара была вполне комфортная.

– Пошли проветримся, – предложил Паша, вертя в руках зажигалку, но толстяк пьяно замотал головой:

– Не. Мутит меня. Я лучше посижу, и все пройдет.

Бывший зэк пожал плечами.

– Ну, как знаешь, – не стал настаивать он.

Сергей хрипло вздохнул. Спина взмокла настолько, что футболку можно было выжимать, под мышками образовались громадные полукружья пота.

Ему становилось все хуже и хуже. Шею, казалось, сдавливала невидимая петля, намертво вгрызаясь в кожу, и с каждой минутой она затягивалась только туже. Сердце учащенно колотилось, словно игла в швейной машинке, и Сергею чудилось, что с каждым стуком этот трепыхающийся гребаный мешочек с трубочками внутри его распылял по его измученному телу серную кислоту, которая заживо разъедала его изнутри.

Моргая, он посмотрел на свои пухлые руки. Ему показалось, что вены вспучились, медленно извиваясь, как толстые ленивые черви. Кисти горели, как если бы под кожу напихали тлеющих углей.

«Еперный театр, – подумал он, ловя языком едкую каплю пота, шлепнувшуюся с носа. – Там внутри не кровь, а ядреная срань, как в вулкане…»

Липкая духота нависала со всех сторон ноздревато-гадостной пеной, сводя с ума. Хотелось сорвать с себя одежду и остаться совершенно голым, но краем воспаленного сознания Сергей понимал, что и это не спасет.

«Впиться в кожу ногтями… содрать ее до мяса, добраться до чертового зуда…»

Толстяк испугался своих мыслей и туманно посмотрел на мизинец. Там, где краснела едва заметная ссадина. Багровая точка внезапно расцвела ярко-алой розой.

Сергей потрясенно разинул рот. На его глазах распускающая лепестки роза постепенно преображалась в тусклый гноящийся глаз. И этот глаз подмигнул остолбеневшему парню, роняя на пол вязкие кляксы гноя. От гадостного клейстера курились струйки тошнотворной вони.

– Твою мать! – заорал он, вскакивая с места. – Б… дь!!!

Сергей остервенело стиснул пальцы в кулаки. Он тяжело дышал, с присвистом, пытаясь привести свои мысли в порядок. Но какой там, в задницу, порядок, когда из собственного мизинца на тебя таращится чей-то выпученный глаз, слезящийся липкой дрянью?!

Левой рукой молодой человек случайно задел кружку с остатками выдохшегося пива, и та, совершив неуклюжий кульбит, полетела на пол. Послышался звон стекла.

– Серега? Серега, ты чего?!

Он поднял трясущуюся голову. Приятели с тревогой смотрели на него, Паша даже вынул сигарету из щербатого рта. Немногочисленные посетители бара тоже удивленно повернули головы в его сторону.

– Херово мне, пацаны, – прохрипел Сергей. Он медленно опустил глаза и, глубоко вздохнув, разжал пальцы.

Никаких роз и чертовых глаз. На ладонях – белые вмятины-полумесяцы от толстых ногтей. И маленькая ранка на мизинце.

Обычная ссадина, вернее даже не ссадина, а малюсенькая точечка, как от иголки, размером даже меньше спичечной головки.

«Что за хрень? – в ужасе подумал толстяк. – У меня глюки?!»

– Я… в сортир, – едва ворочая языком, промычал он, и друзья молча закивали. Казалось, они даже были рады, что тот их покинет на какое-то время.

С трудом подволакивая ватные ноги и спотыкаясь на каждом шагу, Сергей двинулся к кабинке, над которой поблескивала латунью табличка «WC» с изображенным под ней силуэтом писающего мальчика.

Распахнув дверь, он шагнул вперед, без сил остановившись у раковины.

– Я… сейчас сполосну… морду, – медленно прокряхтел толстяк. – И все… все будет зашибись.

Он не узнавал свой голос, булькающий, лишенный смысла и совершенно бесцветный – слова выплескивались из его рта, словно жидкая слякоть. Непослушными пальцами Сергей с трудом открыл кран с холодной водой и сунул лицо под тугую струю.

На мгновение ему стало лучше, и это немного успокоило.

«Я просто сожрал что-то не то, – твердил он сам себе. – Сейчас… сейчас все пройдет».

Мысль о том, что его приятели Паша с Севой заказывали себе точно такую же закуску, но они, в отличие от него, в полном порядке, в то время как с ним происходила совершеннейшая дичь, он гнал прочь.

«Это все от дырочки на мизинце, – внезапно шепнул чужой голос. – Тот странный мужик на байке… Он оцарапал тебя».

Сергей испуганно вздрогнул.

Поднял внезапно потяжелевшую голову, со страхом глядя на собственное отражение. От увиденного ему стало дурно, а по ногам побежала горячая струйка мочи.

Из зеркала на него пялилось чье-то чужое распухшее лицо, без волос, бровей и ресниц. Глаза и рот существа были намертво сшиты толстыми нитками, из швов торопливо чертили узенькие тропинки кровяные дорожки.

Сергей закрыл лицо руками и истошно завопил, пятясь назад. Из орущего рта поползли хлопья пены, и он начал захлебываться собственной рвотой.

Дверь в кабинку была открыта, и парень, налетев на унитаз, потерял равновесие. С глухим стуком он упал на кафельный пол, в глазах что-то, затрещав, вспыхнуло, после чего Сергей окунулся в кромешную тьму.

– Че-то он долго, – сказал Павел, с беспокойством поглядывая в сторону туалета.

Возле столика остановился официант.

– По-моему, вам пора, ребята, – сказал он, уже не скрывая своего недовольства. – Мы скоро закрываемся. Если вашему другу плохо, я могу вызвать такси.

– Не надо, – поморщился Сева.

– Я пойду проверю, че там с Серегой. Совсем пацан закис, – сказал Павел. Он вышел из-за стола и, пошатываясь, направился к туалету.

Он вышел оттуда очень быстро, с белым, как мел, лицом, в глазах застыл непередаваемый ужас.

– Все, – пролепетал Павел. – Нету Сереги. Лежит на полу он, синий весь… «Скорую», наверное, надо, только…

Договорить он не успел, так как его вырвало.

* * *

Как только мотоцикл въехал в лес, путников мгновенно окутало стылое покрывало ночи. Пронзительный свет фары нервно выхватывал из лесной тьмы корявые сучья многолетних деревьев, которые нависали прямо над головами седоков. Некоторые из них с тихим шорохом царапали шлемы, будто пытаясь схватить и увлечь в глухую чащу.

– У меня для тебя две новости, – нарушил паузу Евгений. – Позволишь?

– Ну?

– Мой мотоцикл не приспособлен для поездок по бездорожью. Рано или поздно байк может влететь в какую-нибудь яму или заезженную колею. Судя по всему, тут когда-то проезжал трактор, дорога вся разбита. Мы просто встанем, и все.

– А что во-вторых? – равнодушно спросила Шанита.

– Во-вторых, у меня заканчивается бензин.

Словно в подтверждение только что произнесенных слов «Индиан» фыркнул и чуть снизил скорость.

– Не пытайся меня обмануть, – сказала женщина. – Я не поверю, что ты отправился на вечеринку с незаполненным баком.

– Я думал заправиться по дороге, – ответил Золотарев. – Если бы, конечно, не ты.

– Заткнись и следи за дорогой.

– Нет тут никакой дороги! – неожиданно взревел он, и Шанита поморщилась – от истеричного вопля мужчины встроенные в шлем динамики даже завибрировали. – Тут полная жопа, и мы едем в никуда!!! Убери нож, и давай просто поговорим!!!

Шанита молчала, и через некоторое время Евгений вновь подал голос:

– Тридцать тысяч долларов. И мы никогда не видели друг друга.

– Меня не интересуют деньги, – презрительно откликнулась она. – Я думала, ты уже догадался.

– Чудесно, – бросил Евгений, и, к изумлению Шаниты, мотоцикл неожиданно рванул вперед. Она ухватилась левой рукой за воротник байкера.

– Я так поняла, ты решил умереть прямо на дороге? Что ж, это твой выбор.

– Лучше сдохнуть в седле, чем обоссанным, со стесанной теркой мордой, – хрипло огрызнулся Золотарев.

«Индиан» подскочил на толстом корне, торчащем из земли.

По ноге Шаниты больно ударила ветка, и она коротко взмахнула ножом.

Однако удара не последовало.

Вместо этого раздался разъяренный крик Евгения, и земля внезапно ушла из-под колес мотоцикла. Потеряв управление, массивный двухколесный байк завис в воздухе. Это продолжалось тысячные доли секунды, но Золотареву они показались столетиями. Тяжело кувыркнувшись, «Индиан» с грохотом упал на дно глубокого врага, поднимая вверх облачко трухи и пыли. Рыкнув в последний раз, мощный двигатель заглох.

Шанита, наоборот, даже не успела испугаться, она лишь крепко зажмурилась. Приземление было неудачным – правую ногу обожгла хлесткая боль, и женщина подумала о кипятке, который случайно попадает на кожу. Раздался хруст сломанной кости, и она вскрикнула, катясь куда-то в темную пропасть.

«О боже… если я умру, пусть этот выродок умрет вместе со мной», – прошелестели в ее мозгу обрывки мыслей.

С гулким стуком ее голова ударилась о громадный камень. И хотя шлем в значительной степени смягчил удар, женщина потеряла сознание.

Евгению повезло больше. Вылетев из седла, он перевернулся в воздухе и упал на склон оврага, поросший редким кустариком. После этого он скатился вниз к ручью, ударившись головой об камень, как и Шанита. С хрустом треснул визор, и Евгений в ужасе закрыл глаза, ожидая, что его лицо вот-вот расплющит о какую-нибудь зазубренную глыбу, но все обошлось. Золотарев осторожно пошевелил пальцами рук, согнул их в суставах, затем то же самое проделал с ногами и с удовлетворением пришел к выводу, что отделался лишь легким вывихом руки и ушибом бедра.

Все могло быть гораздо хуже.

«Да, только не забывай о тех дырках, что натыкала во мне эта чертова кобыла», – с нарастающей яростью подумал он. Нужно заняться ранами. Но прежде он должен убедиться, что эта обезумевшая сука больше не представляет для него опасности.

Тяжело дыша, несколько секунд он просто лежал на спине, уставившись в чернильное небо, усыпанное хрусталиками звезд.

В лесу царила звенящая тишина, которую нарушало лишь робкое журчание ручья на дне оврага. Вскоре в прохладном воздухе леса поплыл запах бензина – при падении бак «Индиана» был пробит острым каменным выступом.

– Е… я манда, – прошипел Золотарев. Кряхтя, он поднялся на ноги и снял шлем. Поглядев на него как на заклятого врага, он со злостью швырнул его на камни. Осколки визора брызнули в стороны, шлем, отскочив от поросшей мхом глыбы, словно мячик, закатился в ручей, почти полностью погрузившись на дно.

Несмотря на падение, аккумулятор в мотоцикле не получил серьезных повреждений, и фара с габаритными огнями продолжали гореть.

Повертев головой по сторонам, Евгений увидел Шаниту. Ее скрюченно-застывшее тело лежало в нескольких метрах от мотоцикла. Он ухмыльнулся и, подволакивая ушибленную ногу, двинулся к ней. Присев на корточки, Золотарев снял с бесчувственной женщины шлем и коснулся пальцами ее шеи.

– Пульс есть, – с удовлетворением отметил он. – Живучая, гнида.

Евгений выпрямился и, намотав на кулак разметавшиеся волосы Шаниты, поволок ее прямо по камням в сторону мотоцикла. Швырнул обмякшее тело в бледно-желтое пятно, высвечиваемое фарой.

– Знаешь, во сколько мне обошелся этот байк, старая вешалка? – спросил он, пнув Шаниту ногой, обутой в мотоциклетный ботинок. – Почти два ляма. Тебе пришлось бы всю жизнь сосать на трассе, чтобы собрать хотя бы четверть суммы.

Шанита застонала, с трудом переворачиваясь на другой бок. Приглядевшись повнимательней, Евгений увидел торчавший из ее колена огрызок кости. Рваные джинсы женщины потемнели от сочащейся крови.

«У нее открытый перелом», – подумал он, испытав ни с чем не сравнимое сладостное злорадство.

– Ну что, селедка?! – скрипуче засмеялся Золотарев, наступив ботинком на сломанную ногу Шаниты. Невыносимая боль заставила ее быстро очнуться, и промозглую тьму разорвал пронзительный крик.

– Кажется, так тебя назвал тот пьяный толстяк? По-моему, очень подходяще. Я жажду услышать, что ты планировала сделать со мной, – сказал Евгений, подмигивая корчившейся на земле женщине. – Что ты там пела про скальпели, терку и прочее дерьмо? А?

Продолжая посмеиваться, он шагнул к попутчице, грубо сорвав с нее рюкзак. Расстегнув молнию, Золотарев бесцеремонно вывалил все его содержимое на каменистую поверхность оврага.

Никаких скальпелей, кусачек, молотка там не было.

На земле валялись свитер-толстовка с капюшоном, какая-то потрепанная книга, литровая пластиковая бутылка с остатками прозрачной жидкости, ополовиненная пачка сигарет «Уинстон», яблоко и упаковка влажных салфеток. Евгений поддал ногой по яблоку, и фрукт улетел в ручей.

– Я, собственно, в этом не сомневался, – важно изрек он. Со стороны казалось, что он даже несколько разочарован увиденным. С презрительным видом Золотарев плюнул на сваленные вещи, затем поднял в воздух бутылку с жидкостью, прищурившись:

– Ты сказала, что там нос и уши моей подружки. Обманула, значит.

– Обманула, – эхом откликнулась Шанита. – Это просто минералка. Без газа, – добавила она, как будто это имело какое-то значение. Справившись с приступом жуткой боли в искореженной ноге, она не без труда села, упершись ладонями в камни. – Твоя Надя в полном порядке.

– Правда? А как же гребаное смс, которое я получил в том кабаке? Мол, сегодня ничего не выйдет?

– Я встречалась с ней и объяснила, что мне от тебя нужно. Она мне поверила, и я взяла на время ее сим-карту. Так что ты больше ее никогда не увидишь.

Евгений удивленно уставился на Шаниту:

– Не слишком ли смелое заявление, селедка? Вот по тебе я могу дать стопроцентный прогноз. Сегодня ночью ты сдохнешь. Или ты будешь возражать? Хочешь, поспорим?

– Я это знаю, – совершенно спокойно ответила женщина. – Но я заберу тебя с собой.

Золотарев расхохотался.

– Мне всегда нравились оптимисты, а также люди с чувством юмора! – воскликнул он, резко оборвав смех. – Вот гляжу я на тебя и не пойму, ты и правда конченая дура? Или притворяешься?

Он отфутболил бутылку с водой, и та, описав полукруг в холодном воздухе, упала на камни.

– Значит, пытать меня ты не собиралась, – подвел итог Евгений, на всякий случай еще раз разворошив нехитрые пожитки Шаниты. – Как же ты собиралась осуществить свою месть, детка? Затрахать меня до смерти?

Он поднял книгу.

– Ого. Достоевский, «Преступление и наказание». Любишь русскую классику? Или морально настраивалась на нашу встречу?

Шанита ничего не ответила.

Евгений брезгливо бросил книгу, затем сунул руку во внутренний в карман, извлекая смартфон. Нахмурился, увидев паутину трещин на темном экране. Провел пальцем, пытаясь оживить гаджет, но тот оставался глухим к манипуляциям байкера.

– Еще и телефон сломала, сучка, – резюмировал Золотарев, переведя взор на Шаниту. – Путешествие с тобой выходит в копеечку. Слышишь меня?

– Бедненький и разнесчастненький, разорили тебя.

Наклонившись, Шанита молча разглядывала распухшее колено, из которого торчал белеющий осколок кости.

Осмотревшись, Евгений нагнулся, поднимая с земли нож. Тот самый, которым его ранила женщина. Узкое лезвие было выпачкано запекшейся кровью, костяная рукоятка вырезана в виде звериной морды.

– Ага. Значит, этой ковырялкой ты меня тыкала всю дорогу, – заключил Золотарев. Он бросил нож в ледяной ручей и вновь повернулся к ней:

– Я правильно понял, что Надя жива?

– Я же сказала. Я ее и пальцем не тронула, – ответила Шанита.

– А что с моей ассистенткой? Я о Даше Фолиной. Вроде бы кто-то утверждал про спицы перед глазами? А?

– С твоей медсестрой правда. Фолина ведь знала, на что идет, помогая тебе, – устало произнесла Шанита. – Но я ни в чем не раскаиваюсь.

– Должен тебе сказать, ты была очень убедительна, – признался Евгений. Он скинул с себя куртку, затем, морщась от боли, начал расстегивать рубашку.

– К байку и смартфону плюсуем косуху с рубашкой, – сварливо подсчитывал он. – Знаешь, сколько ты мне должна, селедка? Тебе придется продать все потроха, чтобы рассчитаться со мной. Хотя вряд ли кому-то пригодятся твои прокуренные легкие и испитая печень.

Шанита рассмеялась дребезжащим смехом. Со стороны казалось, что в ведре перекатываются осколки стекла.

– Даже если бы я была здорова, я не смогу продать в России свои органы.

– Нашла кому об этом рассказывать, – фыркнул Золотарев. – Без сопливых знаю. Слушай, теперь я понимаю, что тот пьяный урод на стоянке наверняка был прав, и он видел тебя на прошлой неделе в этой вонючей забегаловке. Ты меня там ждала, да?

Шанита показала ему язык:

– Наконец-то догадался.

Ему наконец удалось снять рубашку, и он подвинулся ближе к свету фары, чтобы разглядеть, насколько опасны раны. Кровь уже не текла, а едва-едва сочилась, и Евгений с облегчением вздохнул, поняв, что повреждения незначительны.