Пролог

Будешь служить врагу твоему, которого пошлет на тебя Господь,

в голоде, и жажде, и наготе, и во всяком недостатке; он возложит

на шею твою железное ярмо, что так измучит тебя.

Второзаконие, глава 28, ст. 48

Старый мир был разрушен.

Первая мировая война похоронила сословные монархии Габсбургов, Романовых и Гогенцоллернов (а заодно с ними – и королевские дома всей остальной Германии), вместо них явив миру конгломерат новых государств, с ранее неведомыми названиями и невообразимой мешаниной идеологий. Казалось, что та война (тогда она называлась просто «Мировой») сотрясла европейский континент именно с целью уничтожения последних дворянских империй, чтобы расчистить место для нового, доселе неведомого мира. «Который будет лучше довоенного»?

Этот новый, вылупившийся на свет в кровавую осень восемнадцатого года, мир отнюдь не стал лучше довоенного. Уровень жизни к 1920 году во всех трех потерпевших поражение империях (а то, что Россия потерпела поражение в Первой мировой – ни для кого не секрет) упал до критического минимума, к тому же в России это падение усугубилось трехлетним ожесточением гражданской войны.

Коммунистам, пришедшим к власти в этой стране, казалось недостаточным просто отрешить от власти дворянство и буржуазию – большевистская идеология (и логика насильственного захвата власти) требовала физического уничтожения представителей «правящего класса». И русские с неистовым ожесточением три года занимались самоистреблением своей нации, доведя страну до состояния перманентной дикости и варварства. Людоедство во время Поволжского голода 1921 года – естественный результат небывалого внутреннего кризиса, когда жизни миллионов были брошены в жертву созданию доселе невиданного «пролетарского государства». Путем кровопролитной гражданской войны, таким образом, застраховавшего себя от возможной реставрации и потенциальных периферийных мятежей на далеких окраинах. И истребив всех, кто мог бы в будущем стать закваской политического недовольства, большевики смогли начать свой социальный эксперимент в политически стерильно чистой стране.

Ни в Германии, ни в Австрии новые властители не могли себе позволить физическое истребление человеческой составляющей бывших сословных империй – к власти в этих государствах пришли гораздо менее экстремистки настроенные политические силы. Правда, в Баварии, Венгрии, Словакии в 1918 году были попытки установления власти маргинального крыла социалистического движения, но эти попытки были в достаточной степени быстро ликвидированы националистически настроенными силами.

Германия проиграла войну. Империя рухнула, по сути, в 1918 году исчезла целая цивилизация – но не исчезли люди, которые помнили о былом величии Рейха.

Некоторые из них продолжали воевать и тогда, когда Германия согласилась со своим поражением.

Фрайкоры из бывших солдат, унтер-офицеров и офицеров кайзеровской армии вели безнадежную, и оттого немыслимо ожесточенную войну на окраинных забытых фронтах. С большевиками и латышами в Курляндии сражалась «Железная дивизия» фон дер Гольца (в августе 1919 года преданная «веймарцами» и обманутая латышами, которым она фактически подарила независимость), с поляками в Верхней Силезии (события мая 1921 года) – «Оберланд» Йозефа Ремера, «Стальной шлем» – с «Красной армией Рура» (после капповского путча марта 1921).

Остальным просто не хватило фронтов.

И большинство солдат, вернувшихся с фронтов «непобежденными» (во всяком случае, так они считали), начали объединяться в свои союзы – просто потому, что за четыре года войны привыкли к солдатскому братству, единству во имя достижения общей цели – и не могли найти себя в послевоенной Веймарской республике. «Стальной шлем», «Боевой союз» в Мюнхене, фрайкор «Оберланд» доктора Вебера, «Рейхскригсфлагге» капитана Эрнста Рема, «Викинги» капитана третьего ранга Эрхарда (того самого, что повел морскую пехоту на Берлин во время капповского путча), десятки других объединений бывших солдат – были идеальной почвой для возникновения идей реванша.

Версальский мир – бесчестье и позор Германии – был еще более сильным раздражителем для «двухсот тысяч безработных капитанов и лейтенантов», чем послевоенное еврейское доминирование в экономике и политике Германии. Низвести великий народ до роли уличного попрошайки! Отнять не только имущество, оружие, золото и боевые корабли, но растоптать честь и достоинство немецкого солдата – это было слишком. И посему версальская система не могла просуществовать долго – немыслимое унижение Германии неизбежно порождало ответную реакцию. Реакцию абсолютного отрицания навязанных стране чужих ценностей и выработке, им в противовес, ценностей национальных, странной смеси консерватизма и социализма, приправленной густым антисемитизмом.

А разве другая реакция была бы возможна?

Физическое истребление всех носителей имперского духа (как в России) – было единственным способом избежать прихода к власти в Германии НСДАП. Перебить всех офицеров кайзеровской армии, всех университетских профессоров, всех сельских учителей, да что там – всех тех, кто умеет читать и родился до 1890 года! – тогда, может быть, нацисты и не пришли бы к власти. А ничего другого, чтобы сохранить послевоенную систему, сделать после Версаля было нельзя!

Коммунисты в России поступили именно так. Они вытравили из народного сознания все позитивное, что было в Российской империи, закрасили глубоким черным цветом всю тысячелетнюю историю страны, низведя ее до непрерывной классовой борьбы от времен Гостомысла и до победоносного ее завершения в октябре семнадцатого. Героями страны были объявлены насильники и убийцы (Разин, Пугачев, Болотников и их подельники), террористы («герои Народной воли»), предатели и клятвопреступники (Герцен, «декабристы» и прочие иуды). Мало того, вся человеческая история стала рассматриваться как непрерывный путь человечества к созданию «пролетарского государства», высшего и самого разумного способа человеческого общежития.

Немцы не стали заниматься самоистреблением.

Немцы занялись самоорганизацией.

Когда весь мир считает тебя исчадьем ада, «гунном», тупым солдафоном и жалким невеждой – кем себя будешь считать ты?

Когда весь мир будет ежечасно залазить в твой карман в поисках чего-нибудь, не вытащенного ранее – как к этому будешь относиться ты?

Когда тебя лишают возможности быть хозяином в собственной стране, когда в экономике и политике «Веймарского ублюдка», возникшего на месте твоей Германии, правят бал инородцы, вдруг объявившие тебя гостем в собственном доме – что будешь делать ты?

Германские коммунисты предлагали сделать, «как в России». Социалисты – «как во Франции». И только нацисты – «как в Германии».

Гитлер отнюдь не был создателем идеологии национал-социализма. Ее и не нужно было создавать – она возникла в тысячах умов по всей Германии, как ответная реакция на франко-бельгийскую оккупацию Саара и Рура, на вопиющее, вызывающее богатство, нажитое еврейской буржуазией и выставляемое сегодня напоказ, на грабительские условия Версальского мира.

Не был Гитлер и идеологом расового превосходства германского народа – на то были Фихте («германский народ избран Провидением, дабы занять высшее место в истории Вселенной»), Гегель («немцы ведут остальной мир к славным вершинам принудительной культуры»), Ницше («сверхчеловек стоит выше обычного контроля») и прочие Большие Умы. Да и «Общество Туле» возникло не в Веймарской Германии, а было создано еще при кайзере…

Кроме национал-социализма, в Германии в начале двадцатых годов был еще и национал-большевизм, была коммунистическая доктрина (достаточно влиятельная, надо отметить). Идей хватало! Не хватало только хлеба и работы…

Исторический факт – именно национал-социализм попал в резонанс общему настроению самой пассионарной части немецкого народа – отчаявшихся и готовых на все ветеранов, молодежь, воспитанную в русле «великогерманской идеи», мелких лавочников, ущемленных экономически более могущественным еврейским капиталом, промышленных рабочих, за свой квалифицированный труд получавших гроши.

В принципе, если говорить умными словами, национал-социализм, как общественно-политическое течение, появился вследствие тяжелого кризиса традиционного для большинства немецкого народа консервативного типа сознания, вызванного крахом кайзеровской империи и структурными реформами всей общественно-экономической жизни Германии, отразившимися на судьбе как народа, так и немецкой элиты.

Большая часть этой элиты (экономическая) предала, в глазах населения, Германию, эволюционировала в сторону навязанного Антантой немцам либерализма. Отказалась от второстепенного в своем положении (в нашем случае – от «национального духа» и присущих ему поведенческих мотиваций) во имя сохранения главного – устойчивого получения барышей и незыблемости прав собственности. Для этой группы элиты либеральные ценности (уж какие они были) пришли на смену ценностям эпохи кайзера Вильгельма. Национальная принадлежность этой части элиты опять же предоставляла широкое поле для антисемитизма – большинство ее деятелей были ненемецкой национальности.

Другая же группа (в основном из интеллектуальной элиты, иначе говоря, босяки с университетскими дипломами), наоборот, резко ушла вправо. Как сегодня принято говорить, к правому радикализму, а, вернее, к тоталитарной идеологии с ярко-выраженной националистической окраской.

Не имея поддержки экономической элиты, устойчиво принявшей условия пост-версальского мира, эта «интеллектуальная элита» без гроша за душой начала резко менять социальную базу, стремясь опереться на как можно более широкий спектр сил, «на народ», как сказали бы большевики. Для этого они перехватывают у левых их популярные и броские лозунги.

В 1918–1919 годах в Германии происходит именно такой процесс, возникают первые группировки и организации, постепенно вырабатывавшие платформу "консервативной революции". Главным в идеях "консервативных революционеров" и порожденного ими «национально-революционного движения" была задача перечеркнуть позор Версальского договора и навязанного Германии «демократического» режима Веймарской республики, восстановить могущество и военный потенциал страны. Вместо неспособного к выполнению этой задачи "слабосильного" государственного аппарата Веймарской республики во главе страны должна была стать сильная военно-политическая элита. Чрезвычайно важной была также идея цезаризма и фюрерства. Свою ненависть к «Веймарскому позору» адепты нового течения распространяли на всю цивилизацию Запада.

Для теоретиков «раннего» национал-социализма были весьма характерны этатизм (форма общественного устройства, при которой государству принадлежат важнейшие функции) и вытекающий их него высокий уровень государственного патернализма. "Национал-революционеры" выступали за социализацию средств производства и за принцип "народной сообщности" в экономике.

Если отрешится от идеологических догм, то можно сделать один очень простой вывод: «пивной» путч нацистов 1923 года в Мюнхене – первая попытка реставрации немецкой власти на немецкой земле, предпринятая новой политической силой, опирающейся на новую идеологию.

Применительно к Баварии ноября 1923 года – это был, по своей сути, срыв монархического заговора, во главе которого стояли тогдашние правители этой земли (премьер фон Кар, главнокомандующий фон Лоссов и начальник полиции Зейссер).

Монархические традиции были сильны в крестьянской, в своем подавляющем большинстве, Баварии, и кандидатура фельдмаршала принца Рупрехта всерьез рассматривалась тамошним истеблишментом на «должность» короля. Ведь Виттельсбахи уступили власть республике всего пять лет назад, и эта республика, объявленная Эйснером 8 ноября 1918 года, у большинства народа доверием не пользовалась.

Но монархический переворот – означал отделение Баварии от Германии, возвращение к добисмарковским временам. Гитлер со своими национал-социалистами «перешел дорогу» монархистам, сорвал сепаратистский заговор и предпринял попытку самостоятельного захвата власти. Она провалилась (да и не могла не провалится) – но резонанс от нее прошел по всей стране.

Отныне немецкий народ получил идею, которая через десять лет станет государственной идеологией.

Кроме того, существовала еще одна немаловажная деталь, способствующая развитию идей национал-социализма среди населения Германии.

Концепция германского «национального социального государства» получала могучую информационную подпитку из Советской России. В то время, когда Западная Европа все никак не могла выбраться из идеологических тенет Первой мировой, Россия, проигравшая свою войну, постаралась об этом как можно быстрее забыть. Вместо пессимистического восприятия мира (что, в общем-то, нормально для проигравшей войну нации) советскому народу было предложено участие в великом социальном эксперименте. Целью этого эксперимента было сделать страну самой образованной (при 90-% неграмотности), самой промышленно развитой (при всеобщей разрухе начала двадцатых), самой боеготовой (при оснащенности РККА боевой техникой на уровне едва ли не начала века). И успехи СССР на этом пути (пусть зачастую значительно приукрашенные, но все же успехи) давали повод немецким национал-социалистам утверждать о безусловном успехе предлагаемого ими «национального социального государства».

«Исключение из народного хозяйства спекулятивного банковского капитала», «национальное производство в национальных интересах» – эти лозунги были одинаково доступны и воспринимаемы и мелкими лавочниками, и промышленными рабочими. Ну а уж «превосходство арийской расы» над всеми прочими вообще проходило вне конкуренции под бурные, продолжительные аплодисменты. Приятно, черт возьми, почувствовать себя частью «расы господ»!

Частичная стабилизация мировой экономической системы в 1925–1929 годах, правда, отодвинула нацистов во главе с Гитлером на обочину немецкого политического процесса. Казалось, жизнь налаживается, и надобности в экстремистских политиканах более не возникнет. Перед Рождеством 1924 года Гитлера выпускают из тюрьмы как уже безвредного «бывшего» экстремиста (на выборах правые потеряли более половины своих мест в рейхстаге), и ему даже официально разрешают функционирование нацистской партии. Для баварского (не говоря уж об общегерманском) правительства эта партия, как им казалась, уже не опасна – от былой пламенной пассионарности народа начала двадцатых мало что осталось.

Есть мнение, что, если бы не всемирный кризис, начавшийся в 1929 году в США, то никакого нацизма в Германии не было бы.

Может быть. На выборах 1928 года в рейхстаг прошло всего 12 депутатов-нацистов! Но это – на поверхности…

Немцы не стали жить лучше. Бедные оставались бедными, богатые – богатыми. И пропасть меж ними только росла. А главное – правительство не могло предложить НИЧЕГО, что исправило бы вопиющее неравенство в стране. И работа братьев Штрассеров приносила свои плоды – к нацистам приходило все больше и больше обездоленных, утративших надежду, способных на все людей – в Пруссии, Ганновере, даже в «красной» Саксонии и пролетарском Гамбурге.

Конечно, если бы не мировой кризис, то неизвестно, во что бы вылилась политическая ситуация в Германии.

Но 29 октября 1929 года произошел крах нью-йоркской фондовой биржи, западный мир содрогнулся в корчах немыслимой доселе экономической катастрофы – и закономерным результатом его в Германии стал приход к власти в стране национал-социалистической немецкой рабочей партии, знавшей (или говорившей, что знает) способ выход из экономического коллапса. И чем труднее становится экономическое положение Германии, тем выше росли политические акции НСДАП.

Выборы сентября 1930 года – 18 % избирателей проголосовало за нацистов.

Выборы июня 1932 года – уже 37 % избирателей проголосовало за нацистов.

К этому времени окончательно рушится экономическая система Веймарской республики – падение производства достигло 40 %, загрузка производственных мощностей составляла в машиностроении – 27 %, в автомобилестроении – 25 %, в строительстве – 20 %, а всего германская промышленность в это время работала на треть своей мощности. 44 % наемных рабочих оказались полностью безработными, 23 % работали неполную рабочую неделю. Нищета и безысходное отчаянье вновь охватили Германию.

Веймарская политическая система рухнула вслед за экономической. Рычаги управления Германией нужно было передавать иным, новым политическим силам – которые найдут выход из сложившегося тупика.

К концу 1932 года в НСДАП – один миллион членов. Крупнейшая партия в стране! Неудивительно, что именно ей растерявшееся от экономических неурядиц руководство Германии приняло решение поручить формирование правительства.

Нацисты пришли к власти в Германии законным путем!

Это – исторический факт.

Немецкий народ вручил ключи от своей судьбы национал-социалистической партии Германии. И отныне цели НСДАП и цели германской нации стали равноценными величинами (хотя, наверное, далеко не все в Германии были в восторге от такой перспективы).

Если большевики в России узурпировали власть, разогнав Учредительное собрание (кое и должно было определить будущность страны) – то нацисты в Германии получили власть в результате народного волеизлияния, в результате тотального экономического и политического краха системы, по существу навязанной немцам извне. Это – очень важный момент для всего будущего Европы и мира.

Завершим наш пролог.

30 января 1933 года лидер победившей на общегерманских выборах в рейхстаг национал-социалистической немецкой рабочей партии Адольф Гитлер едет из берлинской гостиницы «Адлон» к рейхспрезиденту Гинденбургу, чтобы получить из его рук назначение на пост канцлера Германии.

Едет для того, чтобы на практике, в масштабах немецкого государства и всего европейского континента, начать

MEIN KAMPF.

Едет для того, чтобы осуществить национал-социалистическое переустройство Германии.

Едет для того, чтобы разрушить Версальскую систему

и возвести сияющее здание «новой Европы».

Едет – и ещё не знает, что для того, чтобы ему этого не позволить, будет убито

ПЯТЬДЕСЯТ МИЛЛИОНОВ ЧЕЛОВЕК…