Глава IV

Прав, ох как прав был Филипп Васильевич Симаков, назвав Зяму Зингера подлым и жадным.

Таковым он был всегда, и именно Зингер был одним из главарей действовавшего в 1926 году в Одессе мощного подпольного синдиката, который изготавливал так называемое дутое золото.

В подпольных цехах классные специалисты делали из серебра и меди фальшивые ювелирные изделия на сотни тысяч золотых червонцев и килограммами сбывали в городе.

Дутое золото, которое визуально невозможно было отличить от настоящего, можно было приобрести в Одессе повсюду.

Ведь махинаторы ставили на свои изделия настоящие пробирные клейма высокой пробы.

Более того, они умудрялись сделать так, что трехграммовое кольцо смотрелось на все десять.

Солидности такой подделке придавал именно раздутый внешний вид.

Пробирные клейма были так ловко исполнены, что качественную подделку мог определить только настоящий специалист.

Там было очень мало золота и много меди и серебра.

Нэпманы это знали, но все же многие из них клевали на это подделанное рыжье и покупали его.

Среди одесских аферистов был распространен еще один вид криминального промысла – подделка различных античных и средневековых артефактов – золотых монет, украшений, ваз и других вещей.

И на это были свои причины.

Ранее, в античную эпоху, в этом регионе был город, который являлся древнегреческой колонией.

В XIX веке начались активные раскопки остатков этого города.

Интересно то, что не только археологи, но и жители Одессы уже тогда занимались черной археологией, а попросту говоря, искали старинные вещи и клады.

Когда этот источник иссяк, то аферисты решили продолжить свою деятельность.

Они начали активно подделывать античные артефакты и продавать их новой буржуазии и помещикам.

Ловкие махинаторы подделывали и самые употребляемые товары: от парфюмерии, спиртного, табачных изделий, женских платьев, мужских костюмов до произведений искусства, ценных бумаг, облигаций и любой иностранной валюты.

Во время новой экономической политики по черным рынкам Одессы гуляли поддельные золотые царские червонцы, фальшивые франки, нарисованные на Молдаванке доллары и фунты стерлингов.

Поставщиками таких подделок были сотни одесских синдикатов, артелей и товариществ.

Отдельные, более профессиональные конторы, занимались изготовлением фальшивых ювелирных украшений.

Была такая контора и у Зямы.

Конечно, после нэпа стало труднее, и основным направлением в криминальной деятельности Зямы стала скупка ворованного золота и драгоценных камней.

И если все остальные скупщики золота и камней давали ворам до тридцати процентов, то Зяма ограничивался двадцатью.

Но к нему все равно шли.

Пришел к нему и некто Сергей Петрович Назан. Пришел издалека, из затерянного в Сибири города Минусинска Кемеровской области.

А все дело было в том, что этот самый Сергей Петрович, известный в криминальных кругах под кличкой Волк, привез в Одессу из дальних краев три золотых самородка, общим весом в три с половиной килограмма и пятнадцать килограммов шлиха.

Почему он пришел к скупщику, который давал меньше всех?

Да только потому, что уже имел дело с ним, а золото было похищено с Бодайбинского прииска Иркутской области, где отбывали срок его подельники.

В свое время Зяма кинул одного из его пребывавших сейчас в неволе подельников, и теперь у Волка был разработан целый план сначала по продаже золота, а потом и по его изъятию.

Зяма проверил золото, взвесил и назвал сумму.

– Согласен? – взглянул он на Волка.

– Да! – кивнул тот.

– Подожди меня! – сказал Зяма и исчез в кабинете, где у него имелся потаенный сейф, вделанный в стенку.

Через пять минут он вышел и протянул гостю плотный конверт. Тот пересчитал деньги и вопросительно взглянул на скупщика.

– Что-нибудь еще? – изогнул тот уже порядком поредевшую бровь.

– Шлих возьмешь?

– Сколько?

– Пятнадцать…

– А чего сразу не принес?

Волк не ответил и только насмешливо наклонил голову. Нашел, мол, дурака! А если повяжут?

– Ладно, – кивнул Зяма, – давай через полтора часа…

– А чего тянуть? – удивился Волк. – Через пятнадцать минут могу доставить в лучшем виде!

– Если в долг поверишь, – усмехнулся Зяма, – то неси!

Волк понимающе покачал головой.

Сумма за пятнадцать килограммов шлиха была солидной и, как правило, о таких сделках предупреждали заранее.

– Договорились! – сказал он и взглянул на роскошные часы в углу зала. – Ровно в девять я у тебя…

Алексей Анненков подошел к ювелирному магазину Зямы в половине восьмого вечера, за полчаса до закрытия магазина.

К своему удивлению, он увидел на двери табличку со словом «Перерыв».

Он перешел на другую сторону улицы и стал наблюдать за магазином.

Минут через пять из него вышел мужчина лет сорока пяти в хорошо сшитом коричневом костюме и такой же шляпе.

Но никакой шикарный прикид не мог обмануть Анненкова, и он мгновенно определил, что посетитель ювелирного магазина из блатных.

Но не удивился.

Да и чему?

Тому, что к скупщику краденного ходили уголовники?

Было бы удивительно, если бы это было наоборот.

Удивило Анненкова другое.

Мужчина перешел на его сторону и уселся на скамейке в небольшом садике.

Из кустов мгновенно появился второй, тоже из уголовников, и уселся на скамью.

Мужчина в костюме принялся что-то объяснять ему. Когда он закончил говорить, тот коротко кивнул.

Затем стали происходить еще более странные вещи.

Минут через десять из магазина вышел сам Зяма. Оглядевшись, он медленно пошел по улице.

Один из сидевших встал и направился за ним.

Еще через пару минут за ними двинулся и мужчина в коричневом костюме.

Анненков не сомневался, что за Зямой следили не случайно, и осторожно двинулся за этой не самой веселой кампанией.

Конечно, он не мог знать того, что Зяма идет на квартиру, о которой, кроме него, никто не знал, за деньгами, чтобы расплатиться за шлих.

Нес с собой он и купленные только что слитки, которые опасался держать в сейфе ювелирного магазина.

Конечно, покровительство Миши Привоза дорогого стоило, но его маганзин уже несколько раз пытались ограбить залетные, и все самое ценное Зяма хранил на специально приобретенной для этого даче, о которой не знала даже его жена.

Не мог знать Алексей и того, что Волк намеревался покончить с ним еще в магазине, но, узнав, что у Зямы нет денег, решил проследить за ним и разобраться с ним уже на месте.

Минут десять они шли по Пантелеймоновкой улице, затем свернули на Канатную и через парк имени Шевченко вышли к небольшому поселку на берегу моря.

Здесь и находилась та самая дача, в которой Зяма хранил свои нажитые неправденым трудом сокровища.

Подойдя к даче, Зяма несколько минту простоял в растущих рядом с ней густых кустах кации, внимательно оглядывая местность.

Не заметив ничего подозрительного, он быстро направился к дому и вошел в него.

Еще через пять минут к дому подкрались следившие за ним уголовники.

Они осторожно подошли к двери, и один из них достал из кармана освязку отмычек.

Несколько поворотов замка, дверь открылась, и бандиты вошли в дом.

Анненков быстро подошел к дому и осторожно взглянул в окно.

В комнате шла драка, и, судя по тому, что один из бандитов держал в руке финку, жить Зяме оставались считанные секунды.

Анненков толкнул незапертую дверь и вбежал в комнату, и в этот самый момент бандит ударил Зяму финкой в живот.

Тот ахнул и грузно упал на пол.

Заметив Анненкова, другой бандит бросился на него.

Анненков ударил его ногой в живот, и тот без сознания рухнул на пол.

– Ну, сука! – прорычал зарезавший Зяму парень и двинулся на Анненкова.

Тот внимательно следил за его весьма, надо заметить, профессиональными движениями.

Анненков предпочел бы стремительную атаку, когда человек в гневе не помнит себя и ослеплен только одним желанием: убить.

Его противник не спешил.

Конечно, Алексей мог достать пистолет и пристрелить его, но выстрел привлек бы внимание соседей, и ему пришлось бы немедленно уходить.

Анненков очень наделся на то, что ему еще удастся побеседовать с истекавшим на полу кровью Зямой, ради чего он и приехал в Одессу.

Тем временем бандит сделал несколько выпадов, настолько быстрых, что Анненкову не удалось поймать его на прием.

И все-таки он перехитирл его.

Когда тот после очередного недостигшего цели удара отскочил назад, Анненков сделал мощный прыжок и сильно ударил бандита носком ботинка под побородок.

Даже не охнув, тот растунылся на полу.

Убедившись, что второй бандит все еще не пришел в себя, Анненков кинулся к Зяме.

Одного взгляда на его даже не столько бледное, сколько уже посиневшее лицо с запавшими глазами было достаточно чтобы понять: ему недолго осталось гостить на этой земле.

– Я Баркас, – наклонившись к ювелиру, громко произнес Анненков.

Зяма слабо кинвул головой.

– Я ждал тебя, – прошептал он из последних сил. – Передай Валету, что… Волк… он знает…

С этими словами Зяма в последний раз в жизни дергнулся и затих.

Анненков огляделся.

Оба бандита пребывали без сознания.

Недалеко от Волка лежал кожанный потртфель. Анненков октрыл его и увидел три золотых слитка и пачки денег.

В другой комнате он обнаружил открытый сейф, в котором лежало множество ювелирных изделий.

Анненков сложил их в сумку и, прихватив Зямин портфель, быстро покинул дачу.

Глава V

В начале апреля 1941 года на вилле в пригороде Парижа одного из учредителей газеты «Возрождение», председателя Казачьего союза, генерал-майора Ивана Григорьевича Акулинина встретились начальник Управления по делам русским эмигрантов в Германии Василий Викторович Бискупский начальник Объединения Русских Воинских Союзов в Германии генерал-майор Алексей Александрович фон Лампе.

На следующий день они должны были встретиться с Местоблюсителем Русского Престола великим князем Владимиром Кирилловичем.

Это были личности, весьма примечательная во многих отношениях.

Василий Викторович Бискупский окончил Николаевское кавалерийское училище с занесением на мраморную доску и был выпущен в лейб-гвардии конный полк, где дослужился до чина поручика.

В 1904 году он добровольно перевелся во 2-й Дагестанский полк в чине подъесаула, чтобы принять участие в русско-японской войне.

В боях был тяжело ранен.

В 1905 году с личного разрешения Николая II Бискупский вступил в тайный брак с известной исполнительницей русских романсов певицей Анастасией Дмитриевной Вяльцевой.

Поклонники называли ее певицей радостей жизни, потому что Вяльцева, в отличие от Варвары Паниной, не пела романсы, в которых были слезы, страдания, разочарования и смерть.

Осенью 1912 года Вяльцева заболела воспалением легких и, больная, отправилась на гастроли.

На концерте в Курске она упала в обморок.

Ей порекомендовали отменить гастроли, но она дала еще с десяток концертов, после чего вообще не смогла выйти на сцену.

Страстный роман закончился трагически.

Вяльцева заболела раком крови, и любящий муж согласился на прямое переливание крови.

Но было поздно и 5 февраля 1913 года Анастасии Дмитриевны не стало.

Вся Россия оплакивала королеву русского романса, а на ее похороны в Санкт-Петербурге вышло 150 000 почитателей ее таланта.

Тяжело переживая утрату, Бискупский, в том же году вышел в отставку в чине полковника и занялся коммерцией.

«Он, – писал о нем генерал Врангель, – женился на известной исполнительнице романсов Вяльцевой, и долго сумел скрывать этот брак, оставаясь в полку.

Такое фальшивое положение все же продолжаться не могло, и за два года до войны Бискупский полковником ушёл в отставку.

Он бросился в дела, основывал какие-то акционерные общества по разработке нефти на Дальнем Востоке, вовлек в это дело ряд бывших товарищей и, в конце концов, жестоко поплатился вместе с ними.

Овдовев, он поступил в Иркутский гусарский полк и, быстро двигаясь по службе, в конце войны командовал уже дивизией».

В 1913 году по Высочайшему Повелению Бискупский был восстановлен на службе и зачислен старшим штаб-офицером в 16-й Иркутский Гусарский полк, в составе которого с началом Первой Мировой войны выступил на фронт.

В декабре 1914 года он был назначен командиром 1-го лейб-драгунского Московского полка, в июне 1916 г. произведен в генерал-майоры.

В январе 1917 года Бискупский был назначен командиром 1-й бригады 3-й Кавалерийской дивизии, а в марте командиром 3-й Кавалерийской дивизии.

Генерал-майор Бискупский был неоднократно ранен, награжден всеми боевыми орденами, полагающимися по чину, включая Георгиевское оружие.

Революцию Виктор Васильевич принял восторженно.

«Поставившим на революцию», – вспоминал П.Н. Врангель, – оказался и бывший мой однополчанин, а в это время начальник 1-й кавалерийской дивизии, генерал Бискупский.

Лихой и способный офицер, весьма неглупый и с огромным честолюбием, непреодолимым желанием быть всегда и всюду первым, Бискупский был долгое время в полку коноводом, пользуясь среди товарищей большим влиянием.

В Петербурге он стал делегатом Совета солдатских депутатов от одной из армий. Он постоянно выступал с речами, по уполномочию совета, совместно с несколькими солдатами, ездил для переговоров с революционным кронштадтским гарнизоном и мечтал быть выбранным председателем военной секции совета.

Как и следовало ожидать, из этого ничего не вышло. Выбранным оказался какой-то фельдшер, и Бискупский вскоре уехал из Петербурга».

В апреле 1918 года Бискупский был назначен Командующим войсками гетмана П. П. Скоропадского, в июле того же года стал командиром 1-й конной дивизии, дислоцированной в районе Одессы.

В 1919 году он эмигрировал в Германию, где стал главой прогерманского «Западно-русского правительства».

В то время он активно поддерживал претензии Великого Князя Кирилла Владимировича на российский престол.

В марте 1920 года Бискупский принял участие в неудавшемся путче Каппа.

Вместе с генералом Людендорфом он пытался создать «Контрреволюционную армию» для восстановления монархий в Центральной Европе и России.

Активно участвовал в деятельности организации «Возрождение», созданной прибалтийским немцем Максом Эрвином фон Шойбнер-Рихтером в качестве связующего звена между правым крылом белой эмиграции и НСДАП. Был руководителем организации до 9 ноября 1923 года.

Бискупский жил в собственной квартире в центре Мюнхена и исполнял функции представителя Великого Князя Кирилла Владимировича в Германии.

Если верить легенде, то именно у него после провала «пивного путча» скрывался Адольф Гитлер.

С 1936 года Бискупский был директором «Русского национального управления» в Германии и доверенным лицом министерства внутренних дел Германии.

В это же время он умудрился получить от японского правительства большую сумму денег за принадлежавшие ему земли на Сахалине.

В 1936 году Бискупского арестовали.

Несколько месяцев он пытался освободиться через свои немецкие связи, но всё оказалось тщетно.

Только заступничество Императора Кирилла Владимировича, направившего письмо канцлеру А. Гитлеру с просьбой разобраться в деле Бискупского, помогло генералу обрести долгожданную свободу.

Не забыв оказанной ему услуги, Гитлер не только освободил Бискупского, но и назначил его руководителем «Бюро русских эмигрантов» в Шарлоттенбурге, находившимся под наблюдением гестапо.

В мае 1936 года Бискупский стал начальником Управления делами российской эмиграции в Берлине.

Он много общался с официальными представителями рейха, в частности, с экспертами по русскому вопросу Георгом Лейббрандтом и Арно Шикеданцем.

Но именно тогда в официальных немецких документах того времени появились сведения о том, что Бискупский сотрудничал с советской разведкой.

Так оно и было на самом деле.

В.В. Бискупский был связан с советской разведкой, и связь с ним поддерживали сотрудники резидентуры по работе с белой эмиграцией.

Одновременно Бискупский пребывал и под негласным агентурным «колпаком» советской разведки, поскольку за ним следил бывший полковник лейбгвардии Измайловского полка, ставший в эмиграции правой рукой представителя великого князя Кирилла Владимировича в Германии агент советской разведки Александр Дмитриевич Хомутов, ставший одной из его главных связей.

Иначе не могло и быть.

Советская разведка, укравшая генералов Кутепова и Миллера, просто не могла пройти мимо столь одиозной личной, какой являлся Бискупский.

И даже при всем своем желании, а такое желание было, отказаться от сотрудничества Бискупский не посмел. Его просто бы убили.

Другое дело, что его кураторы в Москве даже не подозревали, что ставший агентом поневоле Бискупский ненавидел и советскую власть, и их самих точно так же, как он ненавидел их всегда.

Благо, что он был не один. И тот же Хомутов, чья судьба сложилась не менее трагически, был солидарен с ним.

Летом 1915 Хомутов командовал ротой в 1-м батальоне. Капитан.

В начале сентября 1916 ранен в бою и получил за этот бой Георгиевское оружие.

Он провоевал до октбяря 1917 года, получил звание полковника и прозвище «Джоконда».

После февральской революции он вместе с генералом Разгильдеевым занимался формирование в Петрограде контрреволюционных групп офицеров-измайловцев.

После котябрьского переворота Хомутов активно занялся отправкой офицеров на Дон. В марте 1918 года полковник был арестован чекистами, и вот тогда-то он начал свой весьма затунвшийся роман с ними.

Выбор у него был куда как прост: либо сотрудничество, либо стенка.

Хомутов выбрал сотрудничество и летом 1918 оказался на Украине, откуда уехал в Германию.

Да, он работал на советскую разведку, но, как и в случае с Бискупским, это была работа не за совесть, а за страх. А совесть свою и Хомутов, и Бискупский успокаивали тем, что они не только наносят Белому движению минимальный вред, но и спасают его от полного разгрома.

И они были по-своему правы, поскольку никто не мог сказать, как бы пошли дела, окажись на их месте другие люди.

Известную роль Бискупский сыграл и в деле Тухачевского, поскольку именно он устроил встречу маршала в Берлине с представителями Российского общевоинского союза.

Вполне возможно, что именно так Тухачевский намеревался установить контакты с германским политическим и военным руководством.

И маршалу даже не могло придти в голову, что устроитель этой встречи агент советской разведки.

Ведь Бискупский на самом деле был близок с верхушкой руководства нацистской партии еще с первых лет ее существования.

Он дружил с А. Розенбергом и пользовался покоровительством самого Гитлера.

Однако во всех подробностях сообщил советским органам госбезопасности о встречах с Тухачевским в Лондоне генерал Н. Скоблин.