Часть первая. Гостиница

Глава 1. Странная смерть

1

«И дернул же меня черт забраться в эти проклятые горы!» – Нахохлившийся мужчина с красно-коричневым саквояжем в руке уже в пятый или шестой раз произнес про себя эту фразу. Полчаса назад он сошел с пригородного автобуса, тотчас же укатившего вниз по серпантинной дороге, а сейчас вместе с остальными пассажирами топтался на смотровой площадке и встревоженно озирался по сторонам. Ждали фуникулер. Это последнее в пути транспортное средство должно было перенести их к вершине другой горы, которую метрах в трехстах отсюда окутывали предвечерние облака.

Если вглядеться пристальней, то можно было различить древний неприступный монастырь, похожий на замок, вырубленный в горной породе, – конечный пункт назначения. Его мрачный и зловещий вид производил гнетущее впечатление, будто монастырь готовился распахнуть двери для вечного успокоения. Нет, совсем не так представлял себе мужчина с саквояжем в руке место своего будущего десятидневного отдыха. На рекламном проспекте высокогорный отель «Монастырский приют» выглядел совсем иначе! И веселее, и гораздо солнечнее, и даже по-домашнему уютно. Был похож на загородную виллу, где можно наслаждаться тишиной, покоем и свежим воздухом. Впрочем, первое впечатление всегда бывает обманчивым. А уж кислорода здесь было действительно в изобилии. Как и безмолвия.

– Ишь, оскаливается! – произнес кто-то рядом с мужчиной. Тот чуть повернул голову, переложив саквояж в другую руку. Говоривший был немолод и нестар – неопределенного, скорее среднего возраста, с невзрачными чертами лица, словно его отштамповали на какой-то ширпотребной фабрике. Поймав вопросительный взгляд мужчины с саквояжем, попутчик пояснил свою мысль:

– Говорю, «Монастырский приют» будто оскаливается, поджидая нас. Чуете, как несет сыростью? Ревматикам тут делать нечего. Вы не ревматик? А я сюда приезжаю уже в пятый раз. Тянет, знаете ли… Как на место преступления. Багрянородский, – представился он, приподняв фетровую шляпу.

– Сивере, – ответил мужчина с саквояжем. – Нет, я не ревматик. Я – историк.

– Н-да… много тут произошло всяких историй… – непонятно протянул Багрянородский и, внезапно потеряв к собеседнику всякий интерес, отошел в сторону, где у парапета стояли две пожилые дамы. Пожав плечами, Александр Юрьевич Сивере направился к стойке, за которой флегматичный продавец играл с кем-то из местных жителей в нарды.

– Кофе! – попросил Сивере, остановив взгляд на молодой паре, устроившейся тут же. «Молодожены», – определил он, прислушавшись к их безмятежному воркованию. Могли бы выбрать и более романтичное место, а не монастырь, пусть и давно не действующий. Все остальные пассажиры, приехавшие на рейсовом автобусе, разбрелись по смотровой площадке кто куда. Все они были достаточно зрелого возраста, кроме строгой и бледной брюнетки, застывшей на самом краю, словно скульптурное изваяние. Устремив взгляд куда-то вдаль, она стояла спиной ко всем, и даже плечи ее выражали странное презрение. Или обиду.

– Когда будет фуникулер? – поинтересовался Сивере, принимая горячую чашку. Свой собственный возраст он соотносил с древнегреческим понятием «акмэ» – расцвет сил, пора свершений. Хотя никаких особых свершений в жизни малозаметного кабинетного историка пока не случилось.

– Скоро! – многозначительно, но неопределенно отозвался флегматичный продавец. Очевидно, для жителей гор время текло по особым законам, не доступным пониманию чужестранцев.

– Наберитесь терпения, – рядом возник Багрянородский. – Расписания движения как такового нет. Фуникулер старенький. Ползает, как жук, туда-сюда раза два в день. Один – утром, другой – вечером. А зачем больше? Еще сломается. Экономят энергию. У «Монастырского приюта» своя система жизнеобеспечения. Необходимые продукты завозят раз в неделю. Хлеб пекут сами. Источник воды – чуть ниже по склону. Словом, монахи не дураки, знали, где поселиться. Козьими тропами к ним почти невозможно добраться. Как на корабле в автономном плавании. Ну и рожа.

– Вы о нем? – вздрогнул Сивере. Он еще не привык к манере странного попутчика перескакивать мыслью с одного на другое.

– А вон о том старике с палкой. Похож на мертвеца, взявшего отпуск.

Старик, на которого указывал Багрянородский, имел голый, обтянутый пергаментной кожей череп, впавший рот и глубоко посаженные глаза. Сейчас он немигающе глядел на них, опираясь на самшитовую трость. Буквально сверлил взглядом. Сивере отвернулся.

– Человек как человек, – неуверенно пробормотал он. – Ничего особенного.

– Не скажите! – заспорил Багрянородский. – Трупный запах. Разве не ощущаете? Нынче не завоз отдыхающих, а какой-то паноптикум, элизиум теней. Выходцы с того света. Один краше другого. То ли дело было прошлой осенью! Много молодежи, юмора, вина. Правда… это не спасло… – Багрянородский не окончил фразу, осекся, взглянув на флегматичного официанта. А тот будто бы предупреждающе вскинул брови. Сиверсу надоели загадки и весь этот разговор. И вообще Багрянородский стал вызывать у него неприязненные чувства. Как назойливая, кружащая вокруг головы муха.

– Я лично приехал для того, чтобы побыть в одиночестве, – несколько резко произнес Сивере.

– Покой вам будет обеспечен, – тихо и торжественно пообещал Багрянородский, щелкнув пальцем и отплывая в сторону.

«Да он сумасшедший! Просто фрик», – подумал Александр Юрьевич, вновь возвращаясь взглядом к застывшей, как статуя, брюнетке. Она почему-то притягивала его все больше и больше. Было в ней нечто загадочное. Как в древнем манускрипте, который необходимо расшифровать. И тогда откроется некая вековая тайна. «Вдова», – решил про себя Сивере. Поставив пустую чашку на стойку, он с удивлением обнаружил, что две пожилые дамы, с которыми совсем недавно беседовал Багрянородский, оживленно подают ему какие-то знаки. Они были немного похожи друг на друга – редкими седыми буклями и лисьими мордочками. Должно быть, сестры.

– Я? – озабоченно пробормотал Сивере, на всякий случай оглянувшись. Но позади него, кроме сосредоточенных игроков в нарды, никого не было. Старушки энергично закивали: ты, ты!

Несколько растерявшись, искусственно и глупо улыбаясь, Сивере подошел к ним.

– Янек, ну почему ты нас столь долго и неуклюже игнорируешь? Это, по крайней мере, невоспитанно! – сказали они почти хором. Голоса у них тоже оказались похожими: словно слабо жужжала бормашина.

– Вредный! – хихикнула старшая, с розовым пятном на лбу.

– Противный! – добавила вторая, пониже ростом. И при этом еще кокетливо ткнула Александра Юрьевича в грудь кривым пальцем.

– Мы же тебя еще в автобусе узнали, – продолжила старшая.

– Хотя прошло тридцать лет, – добавила вторая.

– Разве ты не хочешь расцеловать своих тетушек? Янек!

– Ну же, смелее!

– Простите? – опешил Сивере, вцепившись в свой саквояж, как в спасательный круг. – Кого?

– Тетю Алису и тетю Ларису, – напомнила старшая, с пятном.

– Нет, – твердо ответил Александр Юрьевич, отступая на полшага. – Вы, очевидно, ошиблись. Я не Янек.

Забавно было наблюдать, как изменились выражения их лиц: словно оплыл воск с двух свечей.

– Нет? Вы не Скабичевский? И не из Ковно? Матка Боска! – разом заговорили они. – Простите, простите, простите…

– Ничего страшного, – галантно откланялся Сивере, поспешно удаляясь. «Бывает всякое… – подумал он. – Но это в каком же году Ковно переименовали в Каунас, не в позапрошлом ли веке?»

«Статуя» брюнетки чуть повернула голову, бросив на него быстрый и острый как бритва взгляд. Молодожены целовались, не обращая ни на кого внимания. Старик с голым черепом и самшитовой тростью уткнулся в пожелтевшую газету, не иначе как полугодовой давности. Багрянородский, собрав возле себя две пожилые супружеские четы, что-то рассказывал, указывая рукой в сторону «Монастырского приюта».

Но Сиверса сейчас больше всего интересовал седовласый мужчина cV-образным шрамом на левой щеке. Странно, но Александр Юрьевич мог поклясться, что в автобусе его не было, может быть, мужчина пришел своим ходом? Но не это главное: Сивере был уверен, что знает его. Уж больно характерное лицо и шрам. Седовласый пил кофе, обмениваясь какими-то репликами с игроками в нарды. Неуверенно подойдя к ним и боясь оконфузиться, Сивере негромко произнес:

– Прозоров?

Тот вздрогнул и вполоборота бросил:

– П-шел вон!

– Извините, – промямлил Сивере. И, уже отойдя на некоторое расстояние, раздосадованно пробормотал себе под нос:

– И дернул же меня черт забраться в эти проклятые горы!..