Город Белгород на реке Ирпени неподалеку от Киева впервые упомянут в летописи под 980 годом. Через одиннадцать лет Владимир Святославич укрепил замок в Белгороде, являвшемся важным пунктом в системе обороны столицы от набегов кочевников. В 997 году город осаждали печенеги, о чем до наших дней дошло нижеприведенное предание.
Владимир отправился в Новгород, чтобы пополнить дружину для войны с печенегами. Узнав о том, что киевская дружина покинула город, степняки подошли к Белгороду. Богатый был город, печенеги надеялись взять здесь хорошую добычу. Но овладеть крепостью штурмом не удалось. Они окружили город и выслали на север разведку, чтобы своевременно отслеживать продвижение дружины Владимира. А князь тем временем вел переговоры с новгородцами, никак не мог убедить их выделить воинов.
Белгородцы надолго остались один на один с противником. Враг не пускал к крепости никого, изредка штурмуя город – осажденные уверенно отражали атаки. Но вот голод подкрался в крепость. А с голодом воевать трудно, потому что этот враг ведет страшный бой с человеком изнутри, беспрерывно. Он поражает не сразу, но почти всегда наверняка. Не было на земном шаре народа, который не испытал бы на себе муки голода. И редко кому удавалось одержать над голодом полную победу. Белгородцы держались до того момента, когда победа теряет всякий смысл, потому что одержать ее можно только ценой жизни: своей – ну здесь каждый волен решать сам, а вот за других, за близких и родных… волен ли решать человек? Волен, – говорят сильные люди, которые родились на свет лишь для того, чтобы побеждать всегда – любой ценой, ценой своей жизни, жизни любого человека вообще. Есть такие люди. Победа – смысл их существования.
Собрались люди на вече, стали думать, как быть. Еда кончилась, взрослые едва стоят на ногах, дети пухнут с голоду, умирают. Но печенеги убьют стариков и воинов, возьмут в рабство детей и женщин, разграбят, сожгут дома. Что делать? Нужно ждать Владимира. Он своих в беде не оставит. А если князь ничем не может помочь? Значит – бой до конца. Так говорили сильные люди. Но печенеги, озверев, возьмут город и всех – даже женщин и детей – убьют! Не лучше ли сдаться, выпросив у врага достойные условия, хотя бы пощадить детей? Дети – это жизнь. Они запомнят врагов, отомстят им. Жизнь – это тоже победа. Над смертью, над голодом. Так говорили некоторые.
Долго спорили белгородцы. Поздним вечером, решив сдаться, они разошлись по домам.
Об этом узнал седой старик, который уже совсем ходить не мог, не дошел до площади, где было вече. Сын рассказал ему о решении земляков. Возмутился дед, хотел побить сына, да силушки не хватило подняться со скамьи, взять в руки колотушку. Повелел он позвать старейшин, сказал им: «Не сдавайте город еще три дня. Надо испробовать все способы. Соберите со всех домов хоть по горсти овса, пшеницы, отрубей. Что у кого осталось…»
Старец долгий век прожил: все мудрое, о чем слышал, что видел, он запоминал. Ходили к нему люди за советом. И сейчас они сделали так, как он повелел.
Принесли женщины на площадь все, что осталось у них. Приказал старец «сделать болтушку для киселя, выкопать колодец, вставить в него кадь». Удивились горожане – не чудит ли старый? Но выхода у них не было, все в точности исполнили они. Затем старик приказал вылить кисель в кадь, упрятать ее в глубокий колодец. И еще один колодец повелел он выкопать и отыскать в городе лукошко с медом, «сделать из него пресладку сыту» и вылить в кадь вторую.
Наутро воеводы пригласили печенегов на переговоры. То-то обрадовались степняки!
Пришли они на площадь. Встретили их красны девицы, румянами накрашенные, с виду очень даже не голодные, бойкие. Воины, воеводы и старейшины тоже были здесь. Усадили гостей за стол. Повели разговоры: «Зачем губите себя? Если будете стоять и десять лет, не одолеете нас. Стены Белгорода крепкие, а пищу нам земля-мать дает. Испробуйте на вкус».
Белгородский воин почерпнул болтушки для киселя из колодца, вылил в латки. Женщины сварили кисель – вкусная, сытная пища! Печенегам понравилась. Но еще больше им мед пришелся по вкусу. Ну и живут же люди в Белгороде!
А жители, не жадные по натуре, налили целую корчагу кисельного раствора и еще одну корчагу сыты из колодцев – в подарок князю печенежскому и его женам, – и с миром проводили послов до ворот.
Князь печенегов позавидовал белгородцам и увел войско в степь широкую кочевать да искать землю, которая сама бы давала кисель и сыту.
Да так и не нашел ее степняк, хотя с голоду от этого не умер.
Одним из важнейших для исторического познания является всеми с детства любимая сказка. И как жаль, что, быстро взрослея, мы забываем о ней!
В качестве иллюстрации «демографической темы», затронутой в рассказе о судьбе Рогнеды-Анастасии, мы напомним читателям и читательницам один эпизод из всем известной сказки «Царевна-лягушка».
Два старших сына одного царя выстрелили из луков, стрелы полетели в терема, женились они на русских красавицах. Стрела младшего сына, Ивана-царевича, угодила в болото, «и вернула ему стрелу не русская девица, а заколдованная Царевна-лягушка». Российский историк Б.А. Рыбаков совершенно справедливо считает, что «сказочная встреча Ивана-царевича с лягушкой является фольклорным отражением соприкосновения русских дружинников или княжеских данников, вирников и емцов с местным мерянским населением. Вся страна, где скрывается Царевна-лягушка, это – болота, глухие леса с одинаковыми избушками, построенными колдуньями. Царевна-лягушка оказывается в каких-то родственных отношениях с этими колдуньями, схожими с Бабой-ягой»[3].
В этой сказке отражены диффузионные процессы проникновения сначала славян, а затем и русских дружинников в волго-клязьминский ареал, а также и в другие Восточноевропейские области: стрелы старших братьев Ивана-царевича выбрали места посуше. Не нужно иметь слишком уж буйную фантазию, чтобы догадаться о том, как часто летали во все стороны стрелы любви разных дружинников и как много было в Восточной Европе веселых свадеб, и как эти стрелы любви участвовали в формировании новой нации, и как быстро эта нация размывала в себе все чужеземное, в том числе и варяжское. «Земля есть корень всех существ», – было сказано одним из мудрецов Древнего Китая за 1,2 года до того, как в Восточной Европе каким-то варягом была пущена первая стрела любви.
В битве при Стикластадире 29 июля 1030 года законный монарх Норвегии, конунг Олав, потерпел поражение от своих противников – соотечественников, недовольных проводимой им политикой укрепления центральной власти, и поддержавшего их датского короля Кнута Могучего – и сам пал в жестокой сече. Много сторонников Олава погибло в сражении. Его сводный брат, Харальд, сын Сигурда Свиньи, пятнадцатилетний юноша, бился изо всех сил, привязав рукоять меча к еще не крепкой ладони, получил несколько ранений, чудом остался в живых.
Верные люди спасли его, перевезли в лес, где известный бонд (крестьянин, зажиточные бонды выступали в той битве против Олава) подлечил юношу, поставил на ноги.
Оставаться в Норвегии Харальд не мог. Кнут Могучий посадил на норвежский престол своего сына. И отправился Харальд в Гардарику (страну городов – так называли в Скандинавии Киевскую Русь), где правил конунг Ярицлейв – Ярослав Мудрый, у которого несколько лет назад уже находил приют Олав. Юноша надеялся, что и ему поможет конунг русов. Он не ошибся.
Ярослав встретил гостя хорошо. Дал ему вместе с Эйливом, сыном Регнвальда, крепкую дружину, доверял им важные ратные дела. Они воевали удачно и смело. Возвращаясь из походов, на пирах, воины шумно вспоминали подвиги, сочиняя боевые висы. Харальд тоже был поэтом – иначе и быть не могло в те века великих песнесказителей и воинов. Он читал свои прекрасные висы и хотел, чтобы слышали его сильный голос Ярицлейв, жена его Ингигерд (Ирина в замужестве) и дочь их Элисив (Елизавета). Он – человек боя, смелый вождь – робел, тщательно скрывая свои чувства ото всех и от Элисив, всякий раз, когда она с улыбкою смотрела на высокого воина-поэта.
Шумные пиры бывали у Ярицлейва. Но шум и суета не могли обмануть, отвлечь опытную Ингигерд от главного. У нее три дочери на выданье. Отвлекаться некогда. Она быстро раскусила Харальда и, как сказано в «Саге о Харальде Суровом», сказала об этом мужу.
Ярицлейв был не против отдать дочь за столь удачливого воина, но не сейчас.
Прошла зима, отшумело грозами лето, Харальд совершил удачный поход на Ляхов, вернулся с победой и добычей, а после обычного шумного пира, утром, они с Ярицлейвом надолго уединились.
Они говорили о деле важном. Письменного или словесного договора заключать не стали, не клялись друг другу, не целовали крест, но между ними уговор, и нарушать они его – молодой, воинственный и мудрый, сдержанный – не собирались.
Жена Ярицлейва узнала об уговоре и сказала об этом дочери. Элисив обрадовалась.
Вскоре ладьи верингов (так называли варягов в Византии) отплыли из Киева в Константинополь.
В упомянутой саге поведано о воинских подвигах Харальда и его верных верингах, находившихся на службе у византийской императрицы Зои Порфирородной более десяти лет. За эти годы сводный брат Олава Святого совершил несколько десятков удачных походов, взял около 80 городов, проявив лучшие качества крупного военачальника. Возвращаясь из походов, он щедро делился добычей с воинами, часть оставлял на содержание дружины и, естественно, с дозволения императрицы; отправлял огромные богатства на сохранность Ярицлейву. По уговору между ними.
А еще он писал чудесные висы. В том числе и знаменитые «Висы радости» своей возлюбленной Элисив-Елизавете, дочери Ярицлейва и Ингигерд.
Императрица не хотела отпускать удачливого полководца в Скандинавию, где после смерти Кнута Могучего у Харальда появилась возможность занять норвежский трон. Этому, кроме всего прочего, сопутствовало и изменение настроения бондов, натерпевшихся от норвежских повелителей. Такого момента Харальд упустить не мог. Зоя, узнав о планах веринга, арестовала его вместе с самыми преданными людьми, посадила чужеземцев в башню. Лишь чудо помогло в ту ночь скандинавам… и щедрость Харальда, который, вернувшись однажды из похода, рассчитался с вдовой одного из погибших своих воинов, жителей Константинополя, и нанял на свои деньги прекрасного врача, вылечившего ее сына. Теперь настал черед вдовы. Она, рискуя жизнью, помогла Харальду и его друзьям вырваться из смертельной ловушки.
И вскоре он прибыл к Ярицлейву.
Конунг русов, мудрый Ярослав, выполнил условия договора. Он сохранил все богатства Харальда, выдал за него Элисив, выделил богатое приданое, и жила дочь киевского князя, жена конунга Норвегии, счастливо, но не безмятежно, около двадцати лет. Почему же не безмятежно?
Да потому, что слишком часто воевал «последний король моря», последний крупный викинг, слишком напряженной была обстановка в Варяжском море, да и в «островной Европе». Родила Элисив двух дочерей, наследника не родила. Да, видимо, ее это не особенно волновало. Даже по скупым на любовную лирику строкам «Саги о Харальде Суровом» можно понять, какое неземное чувство связывало души этих двух людей, один из которых обязан был воевать, другой, то есть жена его, – ждать и надеяться.
В свой последний поход – на Альбион – Харальд Суровый, один из лучших полководцев XI века в Европе, а то и на всем земном шаре, собирался особенно тщательно. Уверенный в победе, он взял с собой Элисив, двух их дочерей, Марию и Ингигерд, сына от другой жены – Олава. Старшего сына Магнуса Харальд объявил королем Норвегии.
Огромный флот Харальда Сурового взял курс на Альбион, остановился на Оркнейских островах. Здесь конунг оставил любимую жену и дочерей и отправился дальше вдоль берегов Шотландии на юг. Норвежское войско высадилось на берег, захватило Кливленд, одержало несколько побед, но главную битву Харальд Суровый проиграл. Это случилось неподалеку от Станфордабрюггьере (Стамфорд-Бридже) 25 сентября 1066 года. Король Англии Гарольд, сын Гудвина, разгромил норвежское войско. Харальд в битве погиб.
Через 19 дней, 14 октября, в битве при Гастингсе, герцог Нормандии Вильгельм Мусекон-порожденный, хорошо знавший сестру Элисив – вторую дочь Ярицлейва Анну, разгромил войско Гарольда, сына Гудвина, и начал прекрасно спланированное и хорошо подготовленное завоевание Альбиона. Эта акция даст ему имена Победитель, Завоеватель, но другое имя – «Побочный» – он будет помнить до конца дней своих. Так называла его Анна Киевская, королева Франции, младшая сестра Элисив.
Завоевание Альбиона откроет новую страницу в истории Европы и Средиземноморья.
Но старшая дочь конунга русов не заинтересовалась этими знаковыми геополитическими событиями.
Слухи о победах Вильгельма сына Роберта Дьявола, ставшего королем Англии, доходили до Элисив. Она относилась к ним равнодушно. Ее не интересовали дела королей, князей, императоров, она жила в доме, построенном еще при Харальде на скалистом берегу моря, иной раз выходила по вечерам под навес, где когда-то англичанин Тости уговаривал ее мужа пойти войной на Англию, и вспоминала его «висы радости»:
Корабль мой объехал Сицилию;
Оружие наше блистало;
Черный корабль, нагруженный воинами,
Рассекал морские волны,
Послушный воле наших надежд.
Жаждая битв, я думал,
Что ничто не может противиться моим желаниям,
Но русская дева
Пренебрегла мной.
Я бился с жителями Тренделага,
Их было больше нас,
Мы выдержали жестокую битву.
Я – еще совсем молодой –
Оставил на поле битвы труп конунга,
Закаленного годами.
О проекте
О подписке