Из досье

Михаил Потапов

Родился 25 мая 1955 г. в Москве. В школе, в 10-11-м классах, начал играть на гитаре и писать первые песни. Окончил МАИ, после института работал на севере и в Сибири, в геологоразведке. Объездил всю страну, от Калининграда, до Владивостока. Служил в Афганистане. Писал стихи, песни, печатался в литературных журналах. Профессионально музыкой занялся в середине 80-х. Тогда же создает первый собственный музыкальный проект. На сегодня уже выпущено пять сольных альбомов. В 90-х создает сразу несколько собственных проектов. В 2002 г. написал несколько шансонных песен. Сам сделал аранжировки, а потом решил сам их петь. В 2003 г. вышел новый сольный альбом. В 2004 г. записан еще один альбом, 15 песен. Готовится к выходу очередной сольник. В настоящее время ведет активную сценическую деятельность, часто выступает на концертах в регионах и столице, снимаются клипы, жесткая ротация на радио.

***

Михаил оказался очень интересным человеком и отличным собеседником, настоящим российским самородком, известный шансонный исполнитель, прошедший афганскую войну во всех её ужасах, много повидавший в своей нелёгкой жизни, в одиночку борющийся с этой сектой, как Дон Кихот с ветряны мельницами. Михаил – это просто уникальный человек с широкой русской душой, полной талантов, жажды знаний и поисками их. Пройдя огонь, воду и медные трубы, сейчас он, наконец, нашел свое призвание и самореализацию в сочинении и исполнении популярного по всей стране шансона. Но при этом он находил время на изучение секты Виссариона, на поездку в Минусинск и всем своим существом, как мог, боролся с этой сектой.

С одной стороны, это было понятно: он не мог простить этим нелюдям, Виссариону и его сподвижникам, смерти невинной маленькой девочки. Но более пятнадцати лет продолжать сражаться с ветряными мельницами… Только потом, гораздо позже, я узнал еще один и, пожалуй, главный мотив Михаила в борьбе против этой секты и самого Виссариона.

Глава 4

Секта

Тем временем, за размышлениями на тему секты, мы подошли к тому самому месту, где располагался город сектантов, Город Солнца. Какие же все-таки красивые места тут были! Да, подумал я, Виссарион не дурак, место для своего «рая» он выбрал, что называется, в соответствии. Это действительно земной рай. Великая русская тайга. Почти девственная, не тронутая грубой и нелепой цивилизацией природа. Великая Сибирь. Глядя на все это, понимаешь, как ничтожна цивилизация по сравнению с этой величественной природой. Бесценное богатство России. И именно здесь, прямо среди многовековых сосен, и расположил свою секту Виссарион, как большую кучу навоза, среди девственной природы, живописных лугов, великой тайги, ручьев и озер. Она уже только своим присутствием оскверняет все то, что было создано рукой самого создателя. Кругом бесчисленное количество красивейших сопок, усыпанных невиданными цветами всех цветов и оттенков. Вокруг стройные, кудрявые русские березы, многовековые кедры, рябины, высокие, остроконечные ели, осины с россыпями подосиновиков. А прямо на сопках смородина дикая, земляника и еще уйма всяких ягод. Это неповторимая западносибирская тайга. Когда смотришь на нее, то ощущаешь все величие создателя, неповторимую природу… Исполинский смешанный лес тянется от самого Урала и заканчивается на Дальнем Востоке.

Совсем рядом с горой Сухой, которую оккупировала секта Виссариона, совсем девственное озеро Тиберкуль, окруженное скалистыми сопками. Отсюда летом, на закате, можно увидеть стаю взлетающих розовых фламинго в лучах заходящего розового солнца. Вода в этом озере настолько чиста, что на глубине десяти метров видно дно, как будто оно совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки. А рыба в озере просто ест с рук и совсем не боится человека. Видимо-невидимо различных кореньев, грибов, ягод. Вот оно, истинное богатство земли русской. С середины августа в этих районах начинается сбор урожая. Местные жители ведрами и бочками заготавливают грибы, соленья, ягоды. И живут потом всю суровую зиму за счет щедрых даров тайги.

А в поймах между сопками небольшие болота, поросшие осокой, в которой тьма клюквы. Сама тайга очень интересное зрелище. Лиственные деревья в основном с южной стороны, а с северной и восточной тайга уже другая – темная, суровая, вот как в кино показывают: кедры, елки, пихты. Иногда тайга, особенно на высоких сопках, кончается, и начинаются настоящие заливные луга, точно такие же, как альпийские. Красивейшие, усеянные тысячами цветов фиалки, лилии, серый и белый мох. Трава совсем не высокая, и из-за этого кажется, что луга просто покрыты коврами из разных цветов, синих, желтых, красных, оранжевых. Лилий одних тут только десятки разновидностей. Местные жители и сектанты называют их жарки, потому что они оранжевые, и их так много, что складывается впечатление, что вся тайга горит. Но есть и темные, и синие, и желтые, даже светло-коричневые и кремовые с коричневыми и розовыми пятнами, и это одни только лилии!

А синие луга ирисов ни с чем не сравнить. То тут – то там много брусники, голубики. Везде видимо-невидимо кедровых шишек и бесчисленное количество белок, которые то и дело бегают с этими шишками и орехами и совсем не боятся людей. Местные жители собирают в тайге дикий лук, чеснок и черемшу и солят просто бочками. В каждой деревне, а в тайге только разбросанные небольшие деревни, пекут свой, ни с чем несравнимый хлеб, ватрушки с брусникой и еще много всяких вкусностей из всего того, что дает людям тайга. Хлеб вообще уникальный – здоровущие буханки сантиметров 25 в высоту и 50 в длину, кирпичиками. Батонов никаких городских нет.

Местные жители – они совсем разные, в самом Минусинске, конечно, больше приезжих, заезжих; местные – одни алкаши, работы сейчас там почти никакой. Как смешно и нелепо – богатейшая тайга, богатейший край, а работы никакой нет у основной массы населения, все только водку пьют. Но есть, конечно, и работяги нормальные, хозяйство ведут, в тайге промышляют, охотой занимаются, но таких меньшинство. В деревнях все по-другому. Общее впечатление – настороженно-приветливое. Войдешь, поздороваются обязательно выслушают, если могут, то помогут, но такое ощущение, что помогут в основном для того, чтобы побыстрей их оставили в покое. Не любят там по тайге шатающихся. Живут очень обособленно. Оно и понятно – старообрядцы, везде практически одни старообрядцы и много старообрядческих деревень, причем иногда очень уж радикальных. Оно и понятно, ведь это Сибирь, ведь сюда действительно еще с петровских времен и при всех режимах ссылали именно таких старообрядцев.

Удивляет другое. Как?! Именно тут, именно среди величайшей тайги, в окружении такого числа старообрядцев и сотен старообрядческих деревень, разбросанных по тайге, именно здесь и обосновалась секта Виссариона?! А с этими старообрядцами вообще шутки плохи. Мне Михаил рассказал, как он один раз случайно забрел в одну из таких деревень, Так у меня аж мурашки по спине побежали.

«Зайдешь, а там все мужики с длинными бородами, в длинных холщовых рубахах. Разговариваешь и думаешь, как бы чего лишнего не ляпнуть. Ходят слухи, Саша, что есть отдельные деревни, где за слово лишнее могут и на костре сжечь, за просто так. Я только одну такую деревню видел. Зашел, смотрю, мужик возле околицы ворота мажет, петли смазывает. Подхожу, спрашиваю:

–Хозяин, заночевать у вас можно?

А в ответ тишина. Опять спрашиваю:

– Ну а хлеба кусок дадите? (Вроде как уже с шуткой.)

А он так, только топориком бороду задумчиво почесал.

Я ему:

– Ну, понятно, мол, у самих, наверное, трудно? – А сам все на топорик смотрю. Думаю, ну его на хрен, от греха подальше, этого лешего в балахоне, пойду к лодке, там переночую. Наловлю рыбы да поем. Не в первый раз. Ну, вышел, спускаюсь к реке. Смотрю, девчушка мне вслед несется, босоногая, в холщовом платье. И кричит мне:

– Дядечка, дядечка!

Ну, я остановился, она молча мне сует пакет, разворачиваю, там хлеб и здоровущий кусок мяса отварного. Говорю ей:

–Спасибо!

А она мне:

–Дядечка, там внизу сарайка есть, там ночуй, там все

ночуют, ага. – И назад поскакала.

Интересно они там, в конце каждого предложения почти, это свое ”ага” вставляют. О чем бы ни ГОВОРИЛИ, почти в конце каждого предложения ставят «ага».

Есть в этих краях и большие деревни – по сто домов и больше, народ уже более раскрепощённый, с бородами и в холщёвых балахонах не ходят.

Много различного зверя. Есть практически все. Как Ноев ковчег. Медведей очень много, настоящих, Русских, бурых. Множество диких кабанов, оленей. К медведям в тайге, местные жители относятся так, как в городе и в обычных деревнях к коровам. И мясо едят и заготавливают на зиму, и шкуры выделывают, и желчь медвежью на спирту настаивают, говорят, от всех болезней помогает. Мясо медведя я там попробовал, конечно. Вкусное, без всяких привкусов, похоже на что – то среднее между курицей и молочным поросёнком. Мясо Оленя тоже попробовал, но оно оказалось очень жёстким, больше одного куска съесть не возможно. Соболя очень много, его там добывают. Росомаху несколько раз видел. Ну и много обычного зверья, зайцы, белки, лисицы. Только, этого зверя различного там очень много. Есть и совсем редкие виды, кабарга, марал. Косуль много. Марала тоже много. Волков много. Есть очень редкий вид, так называемый красный волк, водится только там, но я не видел его, как не видел и снежных барсов, они там тоже есть, в предгорьях.

Среди всей этой красоты возвышалась огромная гора Сухая. Около километра в высоту. Это и была, по сути, эта секта. Сама гора имела много плоскостей и уступов, по величине небольших площадей. На этих сравнительно ровных пространствах и расположились деревянные дома. Вся гора оказалась разбита на секторы. Бараки внизу в первой нижней зоне горы для простых смертных, и красивые современные коттеджи на самом верху, для главарей этой организации. Странно это видеть. Проповедуют высокие учения, якобы движимые высокими мотивами и материями, а когда на это в реале посмотришь, то такая же классовая разница, как и везде. Дико видеть шикарные коттеджи Виссариона и его прихлебателей и нищету простых адептов, живущих где-то внизу, на земле.

У подножия горы было много простых мужчин и женщин, которые, горбатясь, разбивали тут цветники, убирали территорию, работали, в общем, не разгибая спины. А совсем рядом слышались звуки электропил, пиливших вековую тайгу. И то и дело с другой стороны горы выезжали огромные тягачи, груженные самым дорогим в мире лесом, самой лучшей русской таежной древесиной. Я сразу отметил для себя, что по виду самые стандартные и настоящие сектанты. Одетые в длинные холщовые балахоны, подпоясанные какими-то кожаными веревочками. На лице отсутствие любых мыслей, кроме как о своем Боге – Виссарионе. В глазах пустота… Такое впечатление, что из этих людей просто все стерли, как из компьютера, и оставили только один-единственный файл, который называется Виссарион. Жуткое зрелище.

Я обратился к Михаилу:

– Михаил, на это ведь невозможно смотреть. Кто все эти люди?

– Это, Александр, самая несчастная и самая многочисленная прослойка этой секты. Это паства. Они их даже называют цинично – трудниками. Представляете? Трудники… От слова «трудно»!

– Я не могу понять! Ну не могу я понять, почему все эти люди сознательно на это идут. Почему они едут сюда, рушат всю свою жизнь, бросают детей, семьи, продают все что имели, и все это для того, чтобы быть тут трудниками?! Для того, чтобы горбатиться на этого Виссариона? Чтобы

рубить ему ценнейшую тайгу? Я не нахожу другого объяснения, Михаил, как то, что многие люди едут сюда из-за своей душевной пустоты. За последние пятнадцать лет у наших людей столько этой пустоты образовалось, полстраны этим страдают. А, как известно, пустоты в природе не бывает, любая пустота рано или поздно чем-то заполняется. А когда её заполнить нечем, то она заполняется вот таким мусором дерьмом, как этот Виссарион. Просто смешно и одновременно страшно!

– Вы правы, Саша, многие едут сюда от пустоты душевной, от вакуума, оттого, что, как ни жестоко звучит, привыкли быть овцами, которым нужен пастух. Неустроенность городской жизни, неумение перестроиться, кризис среднего возраста.

– Кризис среднего возраста? А он тут при чем?

– Да, именно кризис среднего возраста. 70 процентов сектантов – это люди от 30 до 45 лет. Эти люди свято верят, что Виссарион – Христос. Эти люди продают квартиры, отдают деньги, отдают души только за одно на свете – почувствовать себя хоть кому-то нужным и не сойти с ума от одиночества. А здесь коммуна, к которой они так привыкли еще с советских времен. Русский человек, как ни крути, – человек общинный, у него ментальность такая, ему это нужно. И им совершенно наплевать на скудную еду, им наплевать, что их зовут трудниками. И пускай добровольно, но строго по графику заставляют строить Город Солнца для этой секты, на этой горе, валить лес на продажу.

– Кстати, Михаил. Как это вообще понимать? Почему они рубят лес? Это же секта! Они же должны постоянно богу своему молиться – Виссариону и святым духом питаться. Куда же они лес рубят? И рубят не для того, чтобы свой город сектантов первый в мире строить, а увозят куда-то?

– Виссарион давно организовал коммерческое предприятие ЗАО «Тибет». Оно известно продажей отборного русского леса, который они гонят за рубеж целыми составами. Начинаете понимать, Александр?

– Кажется, начинаю…

– Вот- вот, запад в Виссариона вкладывает много денег. М всё это для того, чтобы взамен получить наш лес, который во всём мире признан ценнейшим. А обратно нам оттуда идёт дорогущая мебель, которую мы с вами и покупаем, а сделана она из нашего же российского леса. И работают на этом лесоповале именно эти самые трудники. Это они живут в самом городе у подножия горы, так называемой – Обители Рассвета, в бараках по многу человек, некоторые в брезентовых палатках, вон там дальше. Это именно им промывают мозги ежедневными молитвами о скором конце света. Все организованно, цивилизованно, кто не может присутствовать на молитвах, у того магнитофончик или плеерок с проповедями Виссариона. Вот они лес рубят в наушниках. Рубят и слушают его проповеди о скором конце света. А зачем лес-то тогда, когда скоро кончится? Вот и рубят смело, не задумываясь. Да и все остальные тоже ходят с этими плеерами. В определенное время, в определенный час включил и слушай. А все тексты, конечно, грамотно подобраны, я показывал их специалистам. В частности, зав. кафедрой психологии одного их московских вузов – это он впервые произнес слово «психолингвистика» – объяснил мне этот механизм, когда можно молоть всякую чушь, лишь бы грамотно и ритмически верно расставлять звуки, чаще гласные и особенно открытые гласные и дифтонги. Вот такие люди, едущие сюда за последней надеждой, буквально на моих глазах становились зомби. Да что греха таить, я, честно, и сам как-то в ту пору, когда тут работал пятнадцать лет назад, неуютно себя почувствовал, когда сходил ради интереса на эту молитву Я на себе почувствовал как это действует. Выходишь оттуда – полная каша в голове.

– Зачем вы вообще туда ходили, на эти проповеди? Я бы так не рисковал, а то так и выйдешь оттуда уже сектантом зазомбированным.

– Да просто хотелось посмотреть и поприкалываться. А вышел, мне не хотелось ни о чем думать, все было просто отлично, прямо эйфория какая-то. Вплоть до того, что: а чего бы и не пожить здесь? К музыке не вернуться? Студия просто сумасшедшая, под лимон баксов, там у них.

– Вот-вот, я о чём и говорю, Михаил. Ходить на такие проповеди просто опасно. Потом и не заметишь, как уже в секте. Вон, слышали про Грабового в Москве? Тот тоже еще один Христос, людей воскрешает. Тоже уже тысячи сектантов, все, кто на проповеди из любопытства сходил… Та же технология, видимо, применяется.