Полет через воздушное пространство Турции в облет Украины прошел благополучно. В 20.24 московского времени Ил-76 плавно коснулся бетонки военного подмосковного аэродрома, пробежал километр с лишним, затормозил, вырулил к «Вышке», так в авиации называют центр управления полетами. Появились таможенники. Но все это формальность. Проверяли выборочно и только гражданских лиц, отбывших командировку в Сирии. Да и не был предусмотрен военный аэродром для полноценной работы таможенной службы.
Полковника Смолинского и майора Уланова встречал капитан Валерий Сухов, помощник полковника.
Офицеры поприветствовали друг друга. Капитан указал на черную «Камри» у «Вышки».
– Прошу в машину, товарищи офицеры.
– Мы должны ехать в Управление? – спросил Смолинский.
– Никак нет, товарищ полковник, мне приказано доставить вас домой, а завтра привести в Управление к 10.00.
– Но в это время у Габранова селекторное совещание.
– Насколько мне известно, оно перенесено на 12.00.
– Понятно.
Полковник кивнул на Уланова:
– Майора тоже доставишь домой и завтра привезешь в Управление.
– Так точно. После этого я в вашем распоряжении.
– Можно подумать, ты сейчас в чьем-то другом. Ладно, поехали. День выдался тяжелый, надо хорошенько отдохнуть. Ты, – он взглянул на помощника, – звонил жене?
– Так точно. Она хотела ехать со мной сюда, но это… запрещено.
– Правильно, что не привез. По дороге смогу цветы купить, а здесь даже газонов нет. Поехали.
Офицеры прошли к «Тойоте». Полковник сел на сиденье старшего машины или переднего пассажира, Уланов устроился на заднем.
Капитан Сухов вывел автомобиль через служебный КПП. Их не остановили. До МКАД добрались быстро, а вот дальше начались проблемы. Внутренняя сторона кольцевой дороги была плотно забита. Пришлось плестись со скоростью десять-пятнадцать километров в час. Но хоть не стоять. Не лучше была обстановка и на Волгоградском проспекте, где вышел майор, когда часы показывали уже 21.45. «Тойота» с полковником вклинилась в транспортный поток и пошла дальше. Смолинский жил на проспекте Мира. Он попадет домой в лучшем случае через час, хотя пробки в Москве имеют странную и необъяснимую особенность внезапно рассасываться. То плетешься медленнее осла, то вдруг вся дорога пуста и разгоняешься до ста километров, чтобы через пять минут опять уткнуться в кучу машин на всех полосах.
Уланов зашел в гипермаркет, купил необходимых продуктов, блок сигарет, благо командировочные, полученные перед вылетом, в Сирии тратить было негде.
За гипермаркетом был его, вернее, конторский дом, так называемая пятиэтажная «Брежневка», на втором этаже первого подъезда которой он временно жил в однокомнатной квартире. Дома помылся, бросил форму в стиральную машину, будет время, постирает, а нет, то и так сдаст, все равно на выброс. Экипировка и оружие остались в Хмеймиме у Чернова, ему добавят офицера, как раз пригодится. Остался только наградной ПМ и три полные обоймы к нему. При награждении за заслуги при проведении боевых операций на Кавказе выдавались две обоймы, третью Уланов приобрел по случаю. Это было несложно. На рукоятке ближе к затвору табличка «Уланову Р.В. 2011 г.». К нему имелось разрешение, а теперь придется еще и регистрировать в полиции, приобретать сейф, то есть блюсти Закон об оружии. Впрочем, и регистрации хватит. Уланов положил пистолет с магазинами в шкаф, туда же кобуру. Осмотрелся. Обстановка казенная, но он уже привык к ней. Придется передавать кому-то из подчиненных Буленко. А может, пригласить самого начальника тыла принимать хату да еще раз набить ему морду здесь без свидетелей? А лучше в присутствии соседа Витька. Тот за пол-литра любые показания полиции даст. Но… хватит заниматься ерундой. Хочешь не хочешь, а опускаться до морального уровня генерала Буленко не следовало, даже для того, чтобы не потерять уважение к себе.
Он включил телевизор, тоже казенный.
На двух каналах шли сериалы, на третьем аналитическая программа. Знакомые физиономии разного рода политиков, экспертов, директоров и президентов всевозможных институтов, фондов, центров. Они рассуждали об обстановке в Сирии, в Алеппо. О господи, как же эти «специалисты» и ведущий далеки от реальности. Им бы гламурные скандалы обсуждать, а не то, что происходит в Сирии. Эта совершенно не имеющая отношения к действительности болтовня вызывала возмущение. Майор выключил телевизор. Прошел на кухню. Приготовил быстрый ужин, поел. В холодильнике стояла бутылка водки, но пить он не стал. Выкурив сигарету на балконе, он разложил диван, застелил бельем, лег и тут же уснул, уже без сновидений, запрограммировав подъем на семь часов. В 8.00 должен был заехать Сухов со Смолинским. Неприлично заставлять людей ждать. Тем более начальство. Хотя какое теперь Смолинский начальство? Так, хорошо знакомый человек, которого он искренне уважал. С завтрашнего дня у Уланова не будет ни начальников, ни подчиненных. А что будет? Этого не знал никто.
В семь часов понедельника, 11 июля, Уланов встал, убрал белье, сложил диван, сделал зарядку. Приняв душ, оделся в повседневную форму, возможно в последний раз, сварил себе кофе. Освежившись, присел к окну. Машину Смолинского увидел на въезде во двор.
Включил сотовый телефон:
– Здравия желаю, Владимир Алексеевич, вы в авто?
– Привет, Улан, да я в машине.
– Не пытайтесь въехать во двор, воткнетесь в кого-нибудь, я уже иду.
– Давай.
«Тойота» сдала назад.
В 9.20, пробок в понедельник хватало, машина въехала во внутренний двор Управления.
Капитан Сухов загнал ее под навес.
Полковник и майор прошли в здание. Внутренний наряд потребовал удостоверения, хотя прекрасно знал офицеров в лицо. Но служба есть служба. Прошли в кабинет Смолинского, который располагался на первом этаже. Полковник позвонил помощнику начальника главка, сообщил о прибытии.
Положив трубку телефона внутренней связи, полковник спросил:
– Чай, кофе?
– Нет, спасибо, – отказался Уланов, – я уже пил кофе.
– Ну а я заварю чай. Ребята второго отдела из Афгана привезли. Настоящий кандагарский чай.
– Они работали в Кандагаре? – спросил Уланов.
– Нет, группа проводила разведку в районе Джелалабада. А чай купили на рынке в Кабуле. Кстати, интересную историю рассказали.
– Что за история?
Время было, полковник начал рассказ.
– Парни группы, выполнив задачу, были скрытно перемещены в российское посольство в Кабуле. Но это технический вопрос. В общем собралась группа в посольстве, а домой отправляли по одному, как дипломатов. Командир и заместитель, естественно, должны были убыть последними. А сидеть в дипмиссии надоело. Обратились к секретарю посольства с просьбой выйти днем в город. Тот неожиданно дал согласие. И пошли ребята с переводчиком и военным атташе в город. Дошли до площади, рядом базар. Вокруг афганцы. Смотрят исподлобья, собираются в кучи. Прислушиваются. Понятное дело европейцы, а может, и американцы в центре Кабула, где их ненавидят лютой ненавистью. Командир сказал атташе, зря оружия не взяли, налетят «духи», не отбиться, а атташе в ответ только усмехнулся. Афганцы же, услышав русскую речь, пошли к нашим. С улыбками, приветствиями. Начали по плечам хлопать, бормотать что-то. Переводчик перевел, – местные рады видеть русских. Подошел какой-то афганский бай или местный начальник, тоже радуется, а парни не понимают, с чего вдруг такая приветливость? Потом выяснилось, после того как в стране встали американцы и их союзники, даже самые махровые моджахеды, кто воевал с нами в восьмидесятые годы, признали, что борьба с русскими была ошибкой. Русские, мол, и дороги, и мосты, и школы, и больницы строили, много молодых афганцев уехало учиться в Союз, наши офицеры и солдаты не брезговали афганцами, а главное, в наших местные признали воинов, в отличие от американцев. А воинов там уважают. Поприветствовали и повели по рынку. Там торговцы давали русским товары, заместителю командира всучили целый мешок чая. Как закончили обход базара, афганцы повели наших в чайхану. Водку даже достали. Шашлык сварганили, люля-кебаб. Накормили, напоили, проводили. Наши спецы в шоке были. Они скрытно лазили по горам, стараясь не попасть на глаза местных, а местные рады им. Считают дорогими гостями.
Уланов проговорил:
– Похоже на сказку. Хотя и по «ящику» показывали, как наши ветераны той войны встретились с ветеранами-душманами в ущелье, где захоронены останки наших десантников, бившихся до конца, последний раненый лейтенант, чтобы не попасть в плен, подорвал себя гранатой. И несмотря на то что десант положил чуть ли не сотню «духов», их похоронили с воинскими почестями. А затем смотрели за братской могилой, а потом сами предложили приехать нашим ветеранам и решить вопрос о перезахоронении на Родине.
– И об этом мне ребята рассказывали.
Пока говорили, полковник заварил чай. Он получился темно-зеленым и необыкновенно ароматным. Смолинский пил его аккуратно, мелкими глотками, с удовольствием.
В 9.40 позвонил помощник начальника Главного управления, сообщил, что генерал Габранов подтвердил прием офицеров ровно в 10.00. Попросил подойти в приемную.
Смолинский и Уланов прошли к приемной начальника Главка.
Помощник-капитан не предложил ни чаю, ни кофе, ни воды.
Поднялся, поприветствовал старших офицеров строго по Уставу и сказал:
– Присаживайтесь, пожалуйста, ожидайте вызова.
Офицеры сели на стулья, стоявшие вдоль стен просторной приемной.
Начальник Главного управления отличался пунктуальностью. Ровно в 10.00 помощник поднял трубку коммутатора:
– Я, товарищ генерал… есть!
Он положил трубку, поднялся, обратился к прибывшим:
– Товарищи офицеры, генерал-лейтенант Габранов ждет вас. Проходите в кабинет.
Первым вошел куратор группы «Шторм»:
– Разрешите, товарищ генерал-лейтенант?
– Да, входите.
Полковник и майор вошли, доложили о прибытии, поприветствовали начальника.
Габранов указал на кресла стола приставки:
– Присаживайтесь.
Офицеры подчинились.
Генерал сказал:
– Мне доложили, как блестяще группа «Шторм» решила задачу в Алеппо. Выражаю свою благодарность вам.
– Служим России.
– И я должен бы дать команду полковнику Смолинскому подать представление на присвоение майору Уланову звания Героя России по данной операции и по совокупности заслуг перед Родиной, а также к внеочередному званию подполковника. Но вместо этого поставлен в положение, когда обязан сообщить тому же Уланову, что мною принято решение о его увольнении. Справедливо? Нет. Законно? Да. И то, и другое, но нарушителей дисциплины, нарушителей Закона у нас не награждают, не повышают в звании.
Он повернулся к Уланову:
– Что скажешь, майор, по поводу инцидента с генералом Буленко?
Уланов доложил все как было.
Габранов кивнул:
– Знаешь, майор, я не исключаю, что так оно и было на самом деле. Ты хотел защитить женщину, похвально. То, что она оговорила тебя, недоказуемо, недопустимо, но объяснимо. Прапорщик держится за должность. У меня вопрос, майор. Если требовалась защита женщины, то ты не мог обойтись без рукоприкладства? Зачем бить генерала?
– Он сам попер на меня.
– Почему тут же не вызвал в приемную дежурного офицера с нарядом, почему не сообщил об инциденте полковнику Смолинскому?
– Я же уже говорил, в конце концов Буленко вроде пришел в себя. Мне показалось, что он под кайфом, извините, сильно выпивший просто не контролировал себя. Зачем поднимать шум? Титова тогда уже убежала, Буленко успокоился, мы разошлись.
– Хочешь почитать показания генерала и прапорщика?
– Нет!
– Почему?
– А смысл? Если по мне все уже решено.
– Что, по-твоему, должен был сделать я, получив заключение комиссии, в котором четко прописана твоя вина?
– У меня ни к кому нет никаких претензий, товарищ генерал-лейтенант. Одно прошу, давайте закончим этот бесполезный разговор и я займусь оформлением документов.
Генерал взглянул на Смолинского:
– Смотри, ершится. А ты, майор, – Габранов вонзил взгляд на Уланова, – не подумал, что по результатам внутреннего расследования я должен был передать документы в следственное управление? И загремел бы ты под трибунал.
– Большое спасибо, что не сделали этого.
– Спасибо! Пожалуйста. Документы в строевой части уже готовы, начфин получил указания рассчитать тебя и выплатить положенную сумму, как уволенному по выслуге лет. Должность ты передал, так что не требуется подписывать «бегунок». Хочу узнать, что думаешь делать дальше, Роман Владимирович?
Уже уволенный майор усмехнулся:
– Это так важно для вас?
– Прошу ответить на вопрос.
– Уеду. На Родину, в Переслав. И начну новую жизнь.
– Уверен, что получится?
– А что остается? Нет, конечно, есть и другой вариант, пристрелить подонка Буленко и застрелиться самому, но это как-то глупо. Так что попытаюсь жить на гражданке. В конце концов голова, ноги, руки есть, не пропаду.
– Ну что ж. Жаль, что так получилось. Это я тебе искренне говорю. Но изменить, к сожалению, ничего не могу. А ты на гражданке не забывай службу, возможно, потребуется помощь. Ты не стесняйся, обращайся к полковнику Смолинскому. Надо будет, я подключусь.
– Благодарю, думаю, обойдусь без проблем.
Генерал вздохнул:
– Затаил обиду. Плохо. Очень плохо.
Габранов поднялся. Пришлось выйти к офицерам.
– Я действительно очень сожалею о случившемся, имея в виду увольнение лучшего офицера. Удачи тебе, майор, и не забывай, что здесь у тебя осталось много друзей.
– Спасибо. Разрешите идти?
– Иди, Роман Владимирович, полковник Смолинский, задержись.
Уланов вышел из кабинета приемной, прошел в строевой отдел. Там получил все необходимые в данном случае документы. Сделали запись об увольнении в удостоверении. Поставили печати. В финчасти ему выдали шестьсот тысяч рублей и довольствие за будущий месяц. С деньгами и горечью в душе майор запаса прошел во двор. Капитан Сухов предложил:
– Тебя подвезти, Рома, Смолинский разрешил.
– Обойдусь.
– На меня-то чего злишься?
– Извини, Валер, но я доеду до дома на такси.
В строевой части ему объявили о решении генерала Буленко сдать квартиру в течение целого месяца. Расщедрился, сука. Но Уланов не собирался оставаться в Москве и до завтра.
Дома Уланов подготовил квартиру к сдаче, то, что было приобретено им и не могло быть взято с собой, часть он выбросил, часть оставил на месте. Собрал вещи. Да вещей тех было один костюм, тройка сорочек, несколько рубашек, джинсы, куртки осенние и зимние, обувь. Все это упаковал в чемодан. Включил ноутбук, посмотрел расписание поездов и электричек, отходящих с Казанского вокзала. Все они шли через Переслав, одни через вокзал Переслав-1, другие через Переслав-2. Оформил закупку билета на проходящий поезд Москва – Ростов. Он отправлялся в 0.10. Четыре часа в пути, как раз на рассвете будет в родном городе, спокойно доберется до квартиры, которой теперь суждено стать постоянным жилищем майора в запасе. Подготовившись, решил позвонить Ларисе. С этой женщиной он познакомился недавно, весной. Она работала в гипермаркете менеджером продаж. Там и встретились, когда Уланов покупал утюг. А вечером они уже ужинали в ресторане, потом занимались любовью в этой квартире. Все произошло естественно, словно так и должно быть. А в принципе, почему бы и нет. Он один, она одна, ему нужна женщина, ей мужчина. Понравились друг другу, к чему лишние движения, ухаживания, ахи и вздохи. Время проводили вместе, когда он был свободен, что случалось нечасто. Но никаких претензий у Ларисы это не вызывало. Она умела довольствоваться тем, что есть, и не строила планы на будущее. Они жили настоящим.
Уланов набрал ее номер.
Она ответила:
– Рома? Привет, ты вернулся?
– Привет, Лара, да, я в Москве, дома.
– Встретишь после работы?
– Нет.
Лариса удивилась:
– Почему? У тебя появилась другая женщина?
– Нет, просто в ночь я уезжаю в Переслав.
– Туда-то тоже в командировку?
– Совсем.
– В смысле?
– Я уволился и теперь свободен как ветер, ты можешь ограничить эту свободу, если поедешь со мной.
После секундной паузы молодая женщина, Ларисе исполнилось двадцать четыре года, ответила:
– Знаешь, Рома, мне очень хорошо с тобой. И я хотела бы продолжить отношения, но, извини, не в каком-то захудалом провинциальном Переславе.
– Это довольно большой город.
– Я в Москву из такого же приехала. Рада была тебя слышать, всего хорошего.
И все! Короткие гудки. Называется, поговорили. А что он ждал? Что Лариса бросит работу в Москве? Уедет с ним в Переслав? На это глупо рассчитывать. Она найдет себе другого и будет жить, как жила, выйдет замуж за москвича, и все у нее будет хорошо. Уланов тоже мог бы остаться в Москве. Такие спецы, как он, в столице дорого стоят. Любой богатенький «Буратино» взял бы его в личную охрану на приличный оклад, да еще и хату неровня этой снял. Но не мог жить в Москве Роман. Долго не мог. Другие бросают все и стремятся в столицу, где зарплата гораздо больше, даже чем, скажем, у заместителя регионального министра. Ну если не дворника, то клерка средней руки в каком-нибудь торговом офисе точно. А он не мог так. Душила его Москва. И в переносном, и в прямом смысле. Да и особо большие деньги ему не нужны. Семьи нет, а много ли одному надо? В строевой сказали, что пенсия будет около тридцати тысяч. Этого вполне хватит. А там и работенка, возможно, подвернется. Можно в полицию пойти, хотя нет, хватит, послужил. Недолго, но и этого хватило. Другие за всю жизнь не увидят и десятой доли того, что видел и испытал на себе он. Хотя, что самого себя обманывать, служил бы и дальше, если не этот случай с генералом Буленко. Как говорил Смолинский, он, Уланов, человек войны. А ведь это действительно так. Но что прошло, то прошло. Впереди новая жизнь, чуждая, непонятная, привыкать придется. Привыкнет. Или запьет. Как уж выйдет. Главное, прожить так, как писал классик, чтобы не было стыдно. Ему не будет стыдно, даже если и сгорит от водки. Он для Родины сделал много. А Родина? Но Буленко это еще далеко не Родина.
Прервав размышления, которые захватили его после короткого разговора с Ларисой, Роман прошел в гипермаркет. В продуктовый, Лара работала этажом выше. Купил две бутылки водки. Прошелся по проспекту. Времени у него была уйма. Погулял в сквере у театра. Начался дождь, не по-летнему мелкий, нудный. Пришлось вернуться домой. Такси он заказал на 22 часа. До вокзала доехал без остановок. Без двадцати минут до ноля часов он предъявил удостоверение и билет пышных форм проводнице и зашел в купе номер три. Там уже сидел мужчина лет сорока со своеобразной внешностью, в очках, листавший какие-то бумаги.
– Добрый вечер! – поздоровался Роман.
Мужчина взглянул на него с какой-то подозрительностью:
– Да уж ночи скорей.
– Ну тогда доброй ночи!
Уланов забросил чемодан на верхний багажный отсек, сумку поставил под полку, на свободное пространство. В купе больше никого не было.
– Роман, – представился Уланов, – еду до Переслава.
Мужчина ответил взаимностью:
– Игорь Васильевич, тоже еду до Переслава.
– Попутчики, значит.
– Да.
Мужчина убрал бумаги в кейс, спросил:
– Вы не в курсе, в это время проводница чай приносит?
О проекте
О подписке