– Ага. Маршрут для подгруппы подобрали неслабый. По ущелью надо пройти около тридцати километров, затем уйти за перевал, обойти пакистанский пограничный пост, вернуться в ущелье, выйти из него, пятнадцать верст топать по спуску к равнине… Это ладно, но затем еще двадцать пять километров по плато, прыгая зайцами от «зеленки» к «зеленке»… И так – до холмов, окружающих Дерхан с севера. В 7-00 вторника мы должны выйти к объекту. Давай прикинем, успеем ли, если марш пройдет без сюрпризов со стороны талибов или пакистанцев. Родионов забросит нас в район высадки где-то в 20-00 воскресенья. Тридцать километров по ущелью подгруппа преодолеет минимум часов за семь. Значит, к погранпостам мы подойдем не ранее трех утра понедельника. Подъем на перевал, обход постов и спуск займут еще часа два. Значит, обратно в ущелье спустимся где-то в пять часов утра понедельника. После выхода из ущелья необходим большой привал, а это, как ни крути, часов восемь. Следовательно, с уточнением задачи возобновить марш мы сможем не ранее 14-00. Спуск в горах сложнее подъема, заданный режим марша вряд ли удастся сохранить. Скорость снизится до трех километров в час. Пятнадцать километров спуска, таким образом, это еще пять часов. Следовательно, на плато к ближайшей «зеленке» подгруппа подойдет часам к 19. Здесь также привал, часа на два. По плато возобновим движение часов в девять. Начнет сказываться усталость, придется чаще делать привалы – значит, оставшиеся двадцать пять верст до северных холмов у Дерхана мы пройдем часов за девять. Черт, Феофанов впритык подогнал… Где-то с 6-00 до 7-00 подгруппа, в принципе, и должна подойти к Дерхану. И это если никто не будет нам мешать… Сергей Леонидович мог бы и подкинуть пару часов.

– Ты же знаешь, Миша, если подгруппа выйдет к объекту не в 7-00, как запланировано, а скажем, в полдень вторника, то никто к тебе претензий не предъявит.

– Да знаю… Так, давай отработаем порядок поддержки связи.

– Порядок, Миша, обычный. Сеансы при прибытии в район и далее доклады по преодолению маршрута, при выходе к пакистанскому погранпосту. После обхода его – на выходе из ущелья, после преодоления спуска и плато с холмов у Дерхана. В дальнейшем по необходимости. Доклады Крымову.

– Это понятно, у тебя работа в Кабуле…

– Но если я вернусь из Афгана в понедельник, то связь переводим на меня. Я дам о себе знать.

– Ясно!

– Ну, тогда ступай к Киму и Дрозденко. Отдыхайте в семьях! Послезавтра вам выезд отсюда на аэродром в 7-30.

– Ты выедешь в Домодедово раньше?

– На полчаса. В 6-00.

– Тогда, Саня, до связи и до встречи?

– До встречи!

Офицеры пожали друг другу руки, и Шепель ушел. Тимохин, сложив документы в сейф, также направился в свой коттедж, передав дежурному по части приказ на утро воскресенья подготовить два автомобиля.

* * *

Загородная резиденция начальника

Главного управления по борьбе с терроризмом.

15-30.

Феофанов вошел в камеру подвала секретного особняка, когда его заместитель генерал-майор Потапов составлял какие-то документы. Напротив него за столом сидел уже бывший – пока лишь для узкого круга лиц – генерал Эдуард Максимович Кардопольский. Он смотрел в сторону полуподвального зарешеченного окна. При появлении начальника Управления повернул голову.

– Вот, Сергей Леонидович, – доложил Потапов, – составляем официальное согласие господина Кардопольского на дальнейшее – надеюсь, эффективное – сотрудничество.

– А он, – Феофанов брезгливо взглянул на предателя, – обо всех своих махинациях с оружием рассказал?

– Клялся, что обо всех.

– Его клятвам веры нет. Он присяге изменил, честь офицера разменял на долларовые купюры… Где протокол первого допроса?

– Здесь.

– Дай-ка мне его, Владимир Дмитриевич, – попросил начальник Управления.

Потапов передал Феофанову протокол допроса «оборотня». Тот присел на стоявшую здесь же кровать, привинченную к бетонному полу, прочитал документ. Посмотрел на Кардопольского:

– И как только у тебя, российского генерала, принимавшего участие в боевых действиях в Афганистане, награжденного двумя орденами, только совесть позволила на оружии, на смерти людей делать деньги?.. Ну, о совести в данном случае говорить, видно, не следует, но что-то от бывшего боевого офицера в тебе должно же было остаться! Или все продал, до конца?

– Вы счастливые люди, господа руководители спецслужбы, – скривился Кардопольский. – Вам не понять, как затягивают деньги. Как страсть наживы пожирает тебя, словно болотная топь. И вырваться из крепких объятий этой страсти невозможно. Это… это хуже наркомании. Наркомана еще можно остановить, притушить болезнь. А человека, попавшего под власть денег, не остановить ничем.

– Скажи мне, Кардопольский, сколько ты похитил у государства денег? Скажи так, для интереса, не для протокола.

– Много, генерал…

– Это не ответ!

– Около сотни миллионов долларов.

– Неплохо! А объясни мне, зачем тебе столько денег? Должность у тебя высокая, две квартиры в Москве – в центре, полученные от Министерства обороны, сейчас твоя собственность; дача под Москвой, трехэтажный особняк на берегу озера с обслугой, охраной… Молодая, лет на тридцать моложе, жена, на которую ты оформил усадьбу в Испании и Италии… Огромные суммы на разных счетах… Зачем тебе все это, по сути, одному? Детей у тебя нет, жен меняешь как перчатки… Для чего все это богатство? Для того, чтобы просто было?

– Вам этого не понять, – вздохнул Кардопольский.

– Потому и спрашиваю, что действительно не понимаю. Содержание генерала позволило бы нормально жить.

– Разве это жизнь?

– Похоже, ты решил все свое богатство в могилу забрать?

При слове «могила» продажный генерал вздрогнул:

– Мы договорились о сотрудничестве.

– А при чем здесь сотрудничество? – не понял Феофанов хода мысли оппонента. Потом, догадавшись, усмехнулся: – Так ты о смерти подумал? Вернее, о том, что мы в любом случае уберем тебя, как только надобность в тебе отпадет?

– А разве это не так?

– Я имел в виду естественную смерть, хотя ты за дела свои мерзкие вполне заслужил пулю в лоб… – Феофанов повернулся к Потапову: – Тебе еще долго канцелярщиной заниматься?

– Все, закончил. – Потапов пододвинул лист бумаги Кардопольскому: – Ознакомьтесь и распишитесь.

Бывший генерал поставил размашистую подпись.

Феофанов пересел на стул:

– А теперь перейдем к главному. Каким образом тебе удалось перебросить модернизированные «Иглы» в Пакистан? Минуя таможенников, пограничников…

– Я уже говорил, что работал не один. Одному невозможно продавать оружие.

– Я в курсе, с тобой работали Аладьев и узбекский торговец Рашидов.

– Аладьев, как вам известно, занимает высокий пост в государственном комитете по экспорту вооружения. И это он напрямую связан с Юлдашем Рашидовым; ну, а тот – с приближенными к Омару, руководителю «Талибана», Абдуллой Темирзаем и Али Чаранди. Мое дело было списывать оружие, боеприпасы, остальное делали Аладьев и Рашидов.

– Только ли списывать? – спросил Феофанов. – А как насчет транспортного «Ил-76»?

– Это мелочь. Экипаж был полностью подчинен мне, так что отправить его я мог куда угодно.

– Об экипаже поговорим отдельно. Каким образом и куда вы вывозили списанное оружие?

– Не всегда в Пакистан отправлялось то, что проходило через полигон. Часто ко мне приходили эшелоны, в вагонах которых находился нужный груз, не зафиксированный документами. Я отправлял его на склады. Оттуда он грузился в самолет и отправлялся по назначению, в основном на аэродром Чаранди, близ селения Дерхан.

– Недавно ты получил новый заказ от Темирзая…

– Это так.

– Что по нему?

– Все как обычно. Я передал его Аладьеву.

– И Аладьев обещал подогнать груз?

– Да. Вопрос разрешите?

– Слушаю.

– Аладьев и Рашидов тоже арестованы?

– Нет.

– Почему? – удивился Кардопольский.

– Второй вопрос без комментариев. Значит, сейчас Аладьев готовит груз?

– Ну, если он не арестован, то да.

– А когда подготовит, свяжется с тобой?

– Да. Он сообщит номера вагонов в эшелоне, где будет находиться вооружение, затребованное талибами.

– Ты должен будешь его принять, погрузить на борт и отправить в Дерхан?

– Не совсем так…

– В смысле?

– Понимаете, переброска вооружения в Пакистан подразумевает целую систему страховочных мероприятий.

Феофанов подвинулся поближе к предателю:

– А вот это уже интересно. И что за страховочные мероприятия вы предпринимаете?

– С полигоном понятно, там работаю я. В Ташкенте – лично Юлдаш Рашидов.

– В Ташкенте?

– Да. Борт должен лететь по маршруту: военный аэродром – Ташкент – Дерхан.

– В столице Узбекистана «Ил-76» дозаправляют топливом? Хотя никакой надобности в этом нет?

– Дозаправка – лишь повод для промежуточной посадки. На самом деле он садится там для того, чтобы Рашидов проверил и экипаж, и груз. После проверки «Ил-76» летит дальше до Дерхана. Дозаправляется он в Пакистане, при вылете в обратный путь.

– Так! Значит, Рашидов проверяет и экипаж, состав которого ему известен, и груз? А люди Аладьева контролируют погрузку вооружения на борт?

– Точно так!

– Когда вы должны отправить борт в Дерхан?

– Как только Аладьев пришлет груз. Обещал управиться до шестого сентября.

– Связь между вами на этапе подготовки груза к отправке предусмотрена? – поинтересовался Потапов.

– Постоянная, обязательная и контрольная – нет. Но и Аладьев, и Рашидов могут в любое время позвонить мне на мобильный номер, как и я – им. Вернее, мог…

– Ну почему, – проговорил Феофанов, – если ты будешь в точности исполнять все наши приказы, то общение с подельниками остается для тебя открытым. Под контролем наших специалистов, естественно.

– Понял… Сеансы связи между мной, Аладьевым и Рашидовым обязательны во время главного этапа акции, а именно во время переброски груза в Пакистан. Вот тогда мы постоянно находимся на связи, иногда используя для этого спутниковые телефоны.

– Как охраняется груз во время перемещения из центра на полигон?

– Обычным караулом. Дополнительного, специального охранения, дабы не привлекать ненужного внимания, не предусмотрено.

– Значит, как я понимаю, Аладьев позвонит тебе, лишь только отправит груз?

– Да. Но может связаться и раньше.

– Сейчас твой главный подельник думает, что ты в командировке, – прищурился Феофанов. – И любая проверка с его стороны подтвердит данный факт. Но не вызовет ли неожиданная командировка подозрения у чиновника из комитета по экспорту вооружения?

– Не знаю, – пожал плечами Кардопольский. – Вообще-то, Аладьев очень осторожный и, я бы сказал, даже мнительный человек. По характеру он труслив, а люди его склада склонны к подозрениям.

– Он может заявиться на полигон, чтобы посмотреть, в порядке ли ты?

– Нет. Аладьев отправляет груз, на полигоне им занимаюсь я.

– С этим все понятно. Теперь поговорим об экипаже. Он в курсе, чем занимается?

– А как вы думаете? – усмехнулся Кардопольский. – Летчики получают неплохое вознаграждение за каждый незапланированный рейс.

– Они знали, что перебрасывают в Пакистан секретные модернизированные ПЗРК?

– О том, что грузится на борт, знает лишь командир экипажа. Остальные летчики данным вопросом не интересуются.

– Значит, из ваших слов выходит, что майор Горбун – ваш прямой сообщник?

– Называйте его как хотите. Судьба Горбуна меня заботит меньше всего, свои бы проблемы решить, но… похоже, ничего из этого не выйдет.

– А что вы подразумеваете под решением собственных проблем?

– Как что? – воскликнул Кардопольский. – Меня же ждет трибунал и пожизненное заключение… хотя я предпочел бы расстрел…

– А как ты посмотрел бы на то, что трибунал, принимая во внимание наше ходатайство, осудил бы тебя лет так, скажем, на десять?

Кардопольский удивленно взглянул на Феофанова:

– Десять лет за измену Родине, нелегальную торговлю оружием? Содействие международной террористической организации? Любое из трех названных обвинений уже потянет на пожизненное.

– Ты не ответил на мой вопрос.

– Но разве это возможно?

– Возможно – при выполнении тобой ряда условий.

– И вы можете гарантировать мне это?

– Да.

– Вы планируете в ближайшем будущем стать Президентом России?

– Нет, мне и на своем месте неплохо.

– Десять лет?.. Хм. Заманчиво, хоть и нереально.

– Реально, Кардопольский, реально.

– И что я должен буду сделать? Что за условия выполнить, дабы получить такое снисхождение?

– Ничего особенного. Встретить груз от Аладьева, зафиксировав его передачу названным чиновником, и отправить его по назначению в Пакистан.

– И все?!

– Ну, еще дать показания на всех своих подельников.

– У вас какие-то проблемы в Дерхане?

– Это не твое дело, – сказал Потапов.

Но Феофанов жестом показал заместителю, чтобы тот молчал.

– У нас есть работа в Дерхане.

– Ясно… Я почему спросил? Не из-за пустого интереса, а из-за того, что могу помочь вам в Пакистане.

– Чем?

Кардопольский вновь пожал плечами:

– Для этого мне надо знать, что за работу вы намерены провести там. Впрочем, догадаться нетрудно. Вас нацелили на Чаранди, я угадал?

– Возможно.

– Ну, тогда я могу обеспечить ваш быстрый проход от аэродрома до его усадьбы.

– Обеспечить?

– Да! У меня в охране аэродрома имеется свой человек. И он не рядовой боец, а заместитель начальника охраны.

– Кто этот человек?

– Некий Умар Балаев. Он служил у Хаттаба, а когда его банду разгромил спецназ, Балаев сумел скрыться. Я вытащил его из Чечни и отправил к Темирзаю.

– Почему ты сделал это?

– Все просто. Умар был женат на моей дочери от первого брака. К сожалению, она погибла во время штурма Грозного, но остался ее сын, мой внук. Балаев любил мою дочь, лелеял ее… Он мог скрыться и в Чечне, но при этом внук остался бы с ним. Я же хотел, чтобы он жил со мной. Он единственный оставшийся на этой земле родной мне по крови человек. Потому я и отправил Умара в Пакистан. Естественно, без сына. Умар сделает все, что я ему скажу.

– Даже для нас?

– Для кого угодно. Он хочет вернуться в Россию, жить спокойно где-нибудь в центре, воспитывать сына. И помочь ему в этом могу только я.

– Понятно! Что ж, вижу, ты действительно готов к эффективному сотрудничеству, – сказал Феофанов. – Ты неглупый человек, хоть и подонок.

– Не надо оскорблять меня, генерал. Мы же теперь на одной стороне баррикады.

– Временно, Кардопольский, и только из-за того, что ты нам нужен.

– Это я прекрасно понимаю… По-моему, самое время оформить гарантии, которые вы обещали дать мне.

– Моего слова тебе недостаточно?

– Я хотел бы нечто весомое. Письменные гарантии.

– Бумаги легко уничтожить.

– Тоже верно. Но если…

– Никаких если! – резко оборвал бывшего генерала Феофанов. – Я дал слово офицера, и больше никаких гарантий не будет.

Кардопольский поднял вверх ладони:

– Хорошо! Я верю вам. Но чтобы работать на вас, я должен вернуться на полигон и иметь полную свободу действий.

– Конечно. Ты сегодня же будешь доставлен в Северный. Одно предупреждение: попытка обмануть нас, вести двойную игру, скрыться – и ты труп. Не вздумай сделать глупость. Тогда тебе уже никто не поможет.

– Я знаю, с кем связываюсь…

– Вот и хорошо! В гарнизоне, подчиненном тебе, будет постоянно находиться наш человек. Все вопросы решаем через него.

– Как я узнаю, что это ваш человек?

– Он представится.

– И в качестве кого контролер будет находиться на секретном полигоне?

– В качестве представителя института, разрабатывающего новые технологии, касающиеся вооружения.

– Ясно…

– И последнее. В настоящее время заканчивается отпуск у офицеров экипажа «Ил-76». Командиру придется ненадолго задержаться дома.

– Ничего не имею против.

– Вот и ладно! – Феофанов повернулся к Потапову: – Заканчивай формальные дела с ним и отправляй в гарнизон. Сегодня вечером Кардопольский должен выехать к месту службы. Не забудь проводить Саныча!

– Не забуду.

– Об остальном поговорим завтра с утра, здесь же. Я – домой.

– До свидания, товарищ генерал.

Феофанов, пожав Потапову руку и не глядя на Кардопольского, вышел из подвальной камеры и поднялся во двор резиденции, где его ждал служебный «Мерседес» и неизменный помощник старший прапорщик Ларинов.

– Я еду домой. Тебя подбросить до Москвы? – спросил его генерал.

– На своей машине доеду, Сергей Леонидович. Завтра же вы не заберете меня от дома?

– Забрал бы, Вася, да может не получиться…

– Вот и я о том же. Отдыхайте, товарищ генерал.

– Надо, Вася! Устал я что-то…

«Мерседес» начальника Главного управления по борьбе с терроризмом покинул территорию секретной загородной резиденции.