Фролов же поддержал борттехника:

– Василий прав, подарок нужен. Впрочем, что за подарок и где его взять?

Он посмотрел на штурмана.

Истомин месяц назад вернулся из отпуска. Чемодан его не проверяли, но что-нибудь такое он должен был привести из Союза.

– А что ты на меня, командир, смотришь?

– Колись, что притащил из отпуска по семейным?

– Да так, ерунду всякую. Часы, самовар, электродрель, набор сверл, кое-что по мелочи.

– Давай дрель.

– С чего это? Я перед заменой на нее джинсовый костюм в комплекте обменяю, да еще в придачу пару блоков американских сигарет.

– Сколько ты этих джинсовых костюмов уже перетаскал в Союз? За отпуска и три командировки?

– Шесть комплектов, и что?

– На хрена тебе столько? – спросил борттехник.

– Вы че, в натуре, дурака из меня делаете? Понятное дело, на продажу. Я за каждый костюм по пятьсот рублей брал.

– Значит, мало? А кто тебе отпуск по семейным пробивал? – спросил Фролов. – Ведь явно было, что телефонограмма липовая. Заверенная каким-то сельсоветом, а не районным военкоматом. Но ведь отпустили же. Потому что я уговорил комэска.

– Базара нет, командир, ты помог, но не будь тогда на базе лишнего штурмана, у которого проблемы с заменой вышли, хрен бы и ты чего добился.

Фролов посмотрел на товарища:

– Значит, зажал дрель?

– Твою мать, да забирайте! Скажешь тоже, зажал? А может, Ловесу часов хватит?

– У него их три штуки, одни наградные.

– А сверла?

– И что без дрели с ними делать?

– В дукане обменять на батник приличный можно, а то еще и на майку хватит.

– Все с тобой понятно.

Командир экипажа взглянул на борттехника:

– Скажу тебе, Юра, подобного жлобства я от штурмана не ожидал.

– А я так вообще не думал, что Илюха зажмется. Никогда бы не подумал.

Штурман полез под кровать, достал чемодан, открыл его, бросил коробку на кровать.

– Вот вам дрель, забирайте.

– Э-э, дружок, так не пойдет, – усмехнулся Фролов, – ты ее от всего нашего боевого сплоченного коллектива и подаришь виновнику торжества.

– Ну и подарю, делов-то.

Борттехник подсел к штурману:

– Илюх, не в обиду.

– Ну что тебе?

– Ты же жаришь Румянцеву?

– Это не твое дело.

– Я же к тебе по-человечески, без обид. Конечно, это дело твое, но ведь жаришь?

– И что?

– Неужели за все время отношений с ней ты ей никакого подарка не сделал?

– Отстань, прапорщик, сказал же, не твое дело.

– Нет, ты скажи, мы же друзья. Никто тебя ни в чем упрекать не будет.

– Дарил подарки. Немного, но дарил. Устроит?

– Сомневаюсь я что-то. Но это твоя ошибка, твое дело.

Штурман взглянул на борттехника.

– В чем ошибка?

– А ты не врубаешься? Бабы вообще подарки, цветочки там всякие, безделушки, особенно здесь, очень любят. Ты не даришь. Подвернется шустрый лейтенант из десантуры – и не видать тебе своей сестрички как собственных ушей.

– Да отвали ты.

Фролов прекратил перепалку:

– Все, закончили. Истомин, бери дрель и пошли к соседям. Опаздывать неприлично.

Экипаж «33-го» прошел к соседям.

В отсеке, или, как еще его называли, кубрике, в блоке отдыха кровати были пододвинуты к стене, посредине выставлен стол из кухонного блока. На столе бутылка шампанского, четыре бутылки водки, тушенка в тарелке, картофельное пюре из порошка, сало, мелко нарезанное, рыбные консервы в банках, граненые стаканы (другой посуды для питья, кроме, естественно, кружек, летчики не воспринимали) взяли из офицерской столовой, хлеб оттуда же. В общем, все скромно и сердито. По-военному.

«Гости» сели прямо на кровати, табуреты поставить уже было негде. Кое-как поднялся командир экипажа «34-го», старший лейтенант Короленко кивнул борттехнику:

– Вася, распечатывай шампанское, да смотри, чтобы оно не вылетело из бутылки вместе с пробкой.

– Не надо учить ученого, я сколько этой шипучки наоткрывал, не счесть.

– Давай, умелец.

Кирсанов открыл так, что пробка угодила счастливому отцу прямо в лоб, а стол покрылся пеной.

– Ну, Вася, – воскликнул командир экипажа, – сколько бутылок открыл, лучше бы я сам.

– Так вышло, господа, прошу прощения. И вроде в холодильнике стояла.

– Ладно, там осталось что-нибудь?

Шампанского хватило, чтобы прикрыть дно стаканов.

– Осталось, – борттехник с сожалением посмотрел на пустую бутылку, – надо же, такое со мной в первый раз.

Бобров философски заметил:

– Все когда-нибудь случается в первый раз.

– С тебя тост, незадачливый ты наш разливальщик, – сказал Короленко.

– Тост это можно. Недавно один вычитал. Нормальный тост, в тему.

– Давай, не тяни.

Прапорщик поднял стакан и с выражением, что немного удивило офицеров, выдал:

– А выпьем-ка без лишних слов.

А выпив, вновь нальем.

За то, чтоб сын твой, Макс, был здоров

Да рос богатырем.

– А ничего, – оценил Фролов, – пойдет. За сына твоего, Макс.

Все сделали по глотку шампанского, больше попросту не было.

Кирсанов тут же разлил водку по полстакана. Под тост выпили, закусили. Дальше пошло по накатанной. Тосты, выпивка, закуска, перекур.

Отсек постепенно наполнился дымом. Кондиционер не справлялся, пришлось открывать окно. Сначала пили за сына, за его мать, жену штурмана Ларису, потом за всех родственников с обеих сторон, за отца, потом за здоровье всех, не забыли и помянуть тех, кто погиб. К семи часам пили уже вразнобой и так же разговаривали. Командиры экипажей между собой, штурманы и борттехники между собой. Ближе к ужину Кирсанов вытащил из-за шкафа гитару. Запели. Особого слуха ни у кого не было, да и играл борттехник так себе, но зато шум подняли знатный, особенно когда исполнили обязательную при любой попойке «Катюшу».

За временем никто не следил.

Веселье было в самом разгаре, когда в отсек заглянул командир эскадрильи.

Подполковник Елагин пришел, и его не заметили.

– Та-ак, – буквально прокричал он, – хорошенькое дельце. А я, как идиот, сижу в столовой и жду, когда эти два мои экипажа на обязательный ужин придут. Безтолку ждал.

Фролов, оказавшийся самым трезвым, вернее не самым пьяным, воскликнул:

– О! Какие люди?! Товарищ подполковник?! Просим к столу.

Он указал на сильно захмелевшего Кирсанова:

– А ну освободи место для командира.

– Угу, – промычал борттехник и почему-то полез под кровать.

Комэск поднял руку:

– Не стоит. Прапорщик, на место.

Кирсанов сел на прежнее место и осоловевшими глазами смотрел на комэска, видимо, осознавая, что происходит.

– И кто, товарищи офицеры, разрешил пьянку? – спросил Елагин.

Ответил Фролов, остальные не сделали бы этого:

– Так повод какой, Семен Андреевич! У Ловеса сын родился.

– Я в курсе, но не слышу ответа на вопрос.

– Ну, мы это… сами… так, чисто символически.

Комэск повысил голос:

– Символически? И это, – он указал на десять пустых бутылок, стоявших перед столом, – ты называешь символически?

– А чего? Нормально. Мы еще к девочкам пойдем.

– Да вас самих сейчас… того… можно.

– Обижаете, Семен Андреевич.

– Нет, это надо так нажраться? Что, не могли спокойно по три рюмки, и все?

Кирсанов промямлил:

– Где бы еще эти рюмки… взять. А в стакан… пятьдесят граммов не нальешь. Сотку и ту с трудом.

– Тебя никто не спрашивает, поэтому рот закрой!

– Закрыл. Виноват. А вообще, я спать! Не хочу пить.

Он упал на кровать и тут же заснул.

Короленко попытался встать и чуть не опрокинул стол.

– Да сиди ты, – сказал комэск, – хороши, голубки. А если завтра на вылет?

Истомин проговорил:

– А если завтра война?

– Вот и я о том же. Два экипажа выбиты из строя.

Фролов вздохнул:

– Это на сегодня. Сегодня мы вряд ли сможем лететь. А завтра? Завтра с утра куда угодно. Вот вы, Семен Андреевич, выпили бы за сына Макса? А то… как-то не по-человечески.

– Да! А осталось?

Фролов повернулся к Истомину:

– У нас, Илюха, осталось?

Тот переадресовал вопрос Короленко.

Старший лейтенант проговорил:

– Глянуть надо, должно остаться, ящик же был. Весь уговорить не могли.

Бобров полез под стол, достал две бутылки, выставил на стол.

– Вот! И еще валом. Пей не хочу.

– Налей стакан, – распорядился комэск.

Бобров налил.

Подполковник залпом выпил, закусил куском хлеба с салом и приказал:

– А теперь все оставшееся ко мне.

– Кон… конфискуете? – спросил Ловес.

– Нет, оставлю, чтобы вусмерть упились.

Истомин сказал:

– Мне вообще-то нельзя, у меня свидание.

– С кем, с «белочкой»? Это, пожалуй, вполне может состояться.

– Какой «белочкой», товарищ подполковник, у меня подруга, Людка Румянцева, а Белку я не знаю.

– Будь уверен, узнаешь. На сегодня ты ее словишь.

– Да? И нормальная женщина? Новенькая, что ли?

– Старенькая.

– Тогда не пойдет.

У Истомина заплетался язык, как и у остальных.

Елагин повторил приказ:

– Водку ко мне!

Фролов взглянул на Боброва:

– Вытаскивай.

Прапорщик вновь полез под стол. И пропал.

Прошла минута, другая.

Подполковник нагнулся, посмотрел под стол:

– Вот, твою мать, прямо на полу вырубился прапорщик, водку сюда, сказал!

Пришлось подняться Фролову.

Наконец с трудом ящик был выдвинут к ногам комэска.

– Рюкзак! – затребовал он.

Короленко смог только указать пальцем на шкаф.

Комэск сам достал десантную сумку, сложил в нее остатки былой роскоши.

– Все, ребятам по отсекам и спать. С утра для вас, господа, кросс под моим непосредственным контролем. Всем завтра медосмотр. И не дай бог, у кого-нибудь что-то будет не так со здоровьем. С рождением сына поздравляю, за пьянку самовольную всем выговор. Через полчаса придет дежурный, чтобы находились в постелях. Вопросы ко мне?

Фролов махнул рукой:

– Да какие на хрен вопросы?!

– Ну вот и ладно. С утра еще побеседуем.

– Во! – проговорил старший лейтенант Короленко. – Это правильно, личный состав надо крепко держать. Разговор вместо кросса самое то.

– Ага?! Помечтай, но все! У вас на все про все полчаса. Доложит дежурный, что не спите, а продолжаете куролесить, отправлю на «губу». И плевать, что она солдатская.

Подполковник с сумкой ушел.

Короленко посмотрел на Фролова.

– Это что значит, Вова, попали мы?

– Вроде того.

– А у нас не глюки?

– Не уверен, лично я пошел!

Он двинулся к входу, сбивая стол. За ним, поддерживая друг друга, пошли Истомин и Бобров.

Короленко, придавленный столом, толкнул его от себя. Отодвинул свернувшегося калачиком Кирсанова.

– Правильно, всем отбой!

И упал, не раздеваясь, на свою кровать.

Проходивший мимо командир взвода разведроты полка старший лейтенант Павлов через открытую фрамугу услышал:

– Да на хрену я все видал.

К чему это было сказано, к кому относилось, Павлов не понял. Время у него еще было, решил зайти к летчикам, на борту которых часто летал на разведку, или попросту на боевые.

Открыл дверь и застыл в изумлении:

– Ну не хрена себе? Картина Репина в натуре.

– Боря? Ты, что ли? – спросил Истомин.

– Я, Илюша, а чего это вы, мужики, так нажрались?

Бобров потерял ориентировку в пространстве:

– У нас теперь, что, десантура в наряды по эскадрильи ходит.

– С чего ты взял, Юра?

– Так ты же дежурный!

– Это же сколько вы влили в себя, ребята?

Истомин поднял палец:

– Об этом, Боря, история умалчивает.

– А больше не осталось?

– Ты хочешь выпить?

– Да можно было бы немного.

– Правильно, за сына Ловеса надо.

– Так что, у Макса сын, что ли, родился?

Шатаясь, Истомин подгреб к разведчику, вцепившись в майку, едва не порвав ее:

– Ты чего гонишь, Боря? Мы за каким хреном пили?

– Не знаю.

– Слышь, командир, десантура не знает. Все, блин, знают, а десантура не знает.

– Да можешь ты объяснить по-человечески.

– Ну ты и чудик, Боря.

Павлов удивился, аккуратно отстранив от себя штурмана:

– Это я чудик?

– Ну не я же! Я-то знаю, что у Ловеса сын родился. Или дочь?

Он обернулся к Фролову:

– Командир, а кто у Ловеса родился?

– Сын.

Истомин повернулся к разведчику:

– Вот! Я и говорю, сын у Ловеса родился.

– Ну тогда наливай, если есть.

– Водка-то, Боря, есть, да сил нет. Ты сам, ага?

– Где водка?

– А говоришь не чудик. Ну где может быть водка? Ясный палец в холодильнике, иначе бы выкипела к едрене фене с такой жарой.

– А посуда?

– Может, тебе еще и котлеты пожарить?

– Понял!

Старший лейтенант Павлов открыл холодильник, достал содержимое, что там было, бутылку «Столичной».

Осмотрелся, посуды не было, в кухонный блок не пошел, сорвал крышку зубами и из горла ополовинил бутылку.

– Молодчик, Боря, – сказал Фролов, – нормально приложился, по-нашему.

Выдохнув воздух, разведчик сказал:

– За сына Ловеса. Ну вы, детвора, отдыхайте, я пошел.

– По бабам? – спросил Истомин.

– В клуб.

– А что там?

– Фильм.

– В натуре? Какой?

– «Пес Барбос».

– Это там, где самогон гнали?

– Ну.

– В тему, но водка лучше, хотя… пить вредно.

– Это заметно.

– Много!

Истомин рухнул на кровать.

Фролов махнул рукой Павлову:

– Ты иди, Боря, а то сейчас дежурный явится.

– С чего?

– Так нас комэск застукал.

– Хреново.

– Хреново утром будет. Но ты иди, а то и тебя прилепят к нашей свадьбе.

– Какой свадьбе? Вы же рождение сына Ловеса отмечали.

– Да какая разница.

– Ну да, никакой. Утром, значит, разбор полетов будет?

– Прорвемся, Боря. Вали от греха подальше.

– Ладно. До завтра, братья по оружию.

– Угу!

Закурив, старший лейтенант Павлов вышел из отсека, в коридоре едва не столкнулся с дежурным по эскадрильи, капитаном и замполитом. Те с серьезными минами прошли мимо. Павлов вышел на улицу. Под вечер жара спала, и сейчас термометр показывал двадцать шесть градусов. Вполне приемлемая для этих мест температура в июне.

Павлов подошел к клубу, там уже толпилась группа офицеров. На афише название фильма «Экипаж». Хороший фильм, подумал старший лейтенант, посмотрел бы, но встреча с подружкой важнее. Интересно, но офицеры и прапорщики эскадрильи, узнав, что за фильм им подготовил начальник клуба, уходили обратно в модуль. Хотя, что странного, они же летчики и понимают, как в фильме, в реальной жизни не бывает. И вообще, больше всего военные не любят смотреть как раз военные фильмы, современные. Когда замечают ляпы создателей этих «шедевров».

Он прикурил сигарету, отошел за угол. Там никого и темно. Свет только перед входом, светомаскировка.

Павлов посмотрел на часы – 20:53.

Скоро должна подойти Елена.

Но прошло семь минут, десять, семнадцать, двадцать, а женщины не было.

Пришедшие на фильм уже зашли в клуб. «Может, произошло что-то?» – подумал разведчик, и в это время объявилась его полевая пассия.

– Добрый вечер, Боренька. Извини, задержалась.

– У вас баб, Лена, очень хреновая привычка. И только не говори, что тебя опять пытался кто-то на кого-то заменить.

– Во-первых, не бабы, а женщины, во-вторых, а чего ты так грубо со мной?

– Думаешь, мне в кайф тут почти полчаса торчать? Неужели так трудно прийти вовремя?

– Ты куда-то спешишь? Так я не держу, иди.

– Ладно, проехали.

Осипова подошла ближе:

– А это еще что?

– Что? – не понял старший лейтенант.

– Ты пил?

– Ну и что?

– А мне так приятно перегар нюхать.

– Какой перегар, я выпил час назад.

– Интересно, и по какому поводу?

– У штурмана эскадрильи Ловеса… знаешь такого?

– Ну знаю, конечно.

– Так вот у него сын родился.

– А ты здесь при чем?

Павлов усмехнулся:

– Ну в том, что родился ребенок, я действительно ни при чем. Это Ловес с женой постарались.

Осипова нахмурила брови:

– Чего прикидываешься, ты понимаешь, о чем я.

– В смысле, как оказался на обмывании?

– Да.

– Случайно.

– И ты думаешь, я тебе поверю.

– Лен, верить не верить, твое дело. Но если говорю, что случайно, то значит так оно и было. Просто проходил мимо модуля летчиков, услышал шум в отсеке экипажа Фролова. Зашел посмотреть, что за кипиш, а мужики в лом. Только Фрол еще дышит. Спросил, что за праздник. Объяснили. Налили сто граммов, а ты говоришь перегар. Выпил, как положено, и ушел.

Осипова посмотрела на «жениха»:

– Да? Вроде похоже на правду.

– Какой резон мне обманывать тебя? Если у нас что-нибудь намечалось, то ты узнала бы об этом первой.

– Ну ладно, – смягчилась официантка, – веди кавалер в апартаменты начальника бронетанковой службы.

– По одному пойдем. Ты выходи сразу к тыловой стороне модуля и жди, когда открою окно. Я через вход.

– Шампанское, надеюсь, ты уже занес в отсек?

– Шампанское? Об этом разговора не было.

– Какой же ты все-таки невнимательный, Боря.

– Ну конечно, по сравнению с начхимом. Тот тебе и цветы умудрялся где-то доставать.

– Да, он и цветы дарил, и еще кое-что.

– Ну а со мной тебе и без цветов с подарками хорошо будет.

– Вот с этим не поспоришь. Ладно, пошли.

Женщина скрылась за углом.

Следом двинулся старший лейтенант.

Лазать по окнам официантке не пришлось. В коридоре модуля офицеров штаба не было ни единой души, не считая дневального, который увлеченно писал письмо. И не сразу заметил офицера. Заметив, спрятал лист, вскочил:

– Здравия желаю, товарищ старший лейтенант.

– Привет. Не замерз еще тут?

Солдат, видимо, «черпак», не понял:

– Замерз?

– Да шучу. Шуток не понимаешь?

– А? Вы к кому, товарищ старший лейтенант? В модуле только помощник начальника штаба, остальные в клубе.

Павлов вывел за руку солдата из-за стола:

– Слушай меня внимательно, боец.

– Да?

– Ты знаешь, кто я?

– Командир взвода разведроты.

– Сам в каком подразделении служишь?

– В первой штурмовой роте капитана Субарова.

– Гены Субарова, значит? Это хорошо. Так, – Павлов достал ключи, показал рядовому, – это от отсека начальника бронетанковой службы майора Глазова. Он передал их мне лично. Я сейчас выйду, затем вернусь с женщиной, она так же наверняка тебе знакома, в гарнизоне бабы наперечет. Мы закроемся в отсеке Глазова. Ты же ничего не видел, ничего не слышал. И не дай бог, скажешь кому-нибудь, и по гарнизону пойдут слухи. Ты знаешь, как у нас «любят» стукачей.

– Обижаете, товарищ старший лейтенант. Я не стукач.

– Молодец! Я почему-то так и подумал. Никому ни слова, понял?