Перспектива попасть в услужение к заморским друзьям как-то не окрыляла. Бойцы ворча наводили порядок. Бросили жребий, кому мыть пол. Макович и Гаевский ушли за швабрами и ведрами. Вновь поцапались Карась и Скуба. Рычали друг на друга, как две разозленные собаки, выражая крайнее презрение.

– А ну разбежались! – разозлился Первак. – Агрессивные вы, хлопцы. Дождетесь – усыпим обоих.

– В натуре, кончайте собачиться, – поддержал лейтенанта Олейник. – Нам сплотиться надо, хлопцы, важные дела предстоят, а вы тут грызетесь на пустом месте, как тупые шавки.

– Да идет он в пень, – отмахнулся Карась, сплюнул под швабру Гаевскому и побрел на койку.

Ближе к вечеру снова сделалось скучно. Бойцы сидели в кружке, пили чай из казенных кружек, резались в карты. Товарищи критично созерцали роскошную татуировку на плече Маковича – переливался глянцем стилизованный под свастику державный трезубец, и все это озарялось лучами восходящего солнца. Обрамлением служили мелкие затейливые черепа. Композиция отчасти напоминала окруженный колосьями герб союзной советской республики – особенно если не всматриваться. И чтобы устранить это недоразумение, татуировщик обогатил свое творение зловещей готической вязью, в которой вряд ли был текстовый смысл. Играть надоело. Скуба, третий раз оставшийся в дураках, злобно растирал распухший от ударов картами нос, заявил, что вокруг одно жулье, и побрел к окну. Майданов и Олейник начали спорить, кто продул Дебальцевское сражение – Нацгвардия, не подчиняющаяся приказам штаба АТО, или регулярная аэромобильная бригада, набранная непонятно из кого. Майданов с хрипом доказывал, что десантники стояли до последнего – возможно, не все, а выжившие, не сбежавшие к противнику и не дезертировавшие в тыл. Олейник вспомнил, как в разгар формирования позорного для Украины «котла» батальон Нацгвардии выбил боевиков из деревни Курычи и вышел на важную для обеспечения группировки трассу. Террористы наступали, как орды гугенотов! («Гуннов, – поправил относительно образованный Первак».) Потрепанные части аэромобильной бригады бежали от них, как жители Нью-Йорка от Годзилы. Батальон Нацгвардии больше суток держал оборону, прикрывая отход регулярных частей, несколько раз переходил в контратаку, отбрасывая террористов от деревни. А потом из штаба АТО поступил преступный приказ в срочном порядке оставлять позиции и уходить на запад. Колонна батальона в чистом поле подверглась жестокому артобстрелу, выжило не больше трети личного состава, из боевой техники прорвались к лесу только три бронетранспортера…

– А мы десяток террористов под Ждановкой прибрали, – оскалился Карась. – Я в «Днипро» служил – две роты по полной выкладке бросили спасать побитый штаб бригады. Через лес прошли и на дороге засаду замутили. Колонна сепаров шла – из боя выходили. Мы и разнесли их в пух и прах из «РПГ-7». Красота, приятно вспомнить… – На чело бойца улеглась мечтательно-ностальгическая блажь. – Порвали за милую душу… Кто-то выжил, по полю утекал, так мы их снимали, как мишени на стрельбище, ни один не ушел, падла… А в последнем грузовике раненых везли. Баба там еще была – то ли врачиха, то ли медсестра – белугой ревела, дура, кричала про какие-то права раненых. Ублажить ее хотели – хороша была девка, да время поджимало. С двух сторон из эрпэгэшек дали по грузовику, чтобы хорошо там поджарились – ни одна тварь вылезти не успела, все сдохли. Все равно доходяги были…

Пейзаж за окном не менялся. У соседнего модуля какое-то время продолжалась активность. Военнослужащие перетащили в здание вещи и удалились пешим ходом. Сержанты американской армии скрылись в здании. Полковник Фиш энергично общался с полковником Петриком (либо он хорошо знал русский или украинский, либо Петрик – английский). Потом к ним примкнул капитан Бурковский, что придало беседе свежий импульс. Петрик улыбался, ухмылялся Бурковский. Натовский полковник в лице не менялся – казался вырубленным из камня. Потом все трое дружно повернулись и уставились на казарму, в которой прописались восемь обучаемых. Тарас Скуба отпрянул от окна и чуть не сбил своего «приятеля» Карася, несущего кружку с горячим чаем. Снова было много ругани, но до рукопашной не дошло. Троица у соседнего модуля еще немного посовещалась и разошлась. Скуба опять прилип к окну. Потом он как-то напрягся. Товарищи поначалу не обратили внимания, но потом им стало интересно – слишком уж бурно задышал боец. Люди поднялись из кроватей, подошли к окну.

– Надо же, какая живопись… – оценил красоту Богдан. Дело клонилось к вечеру, увядали майские краски. Казарма находилась на краю жилой части тренировочной базы. Вниз по склону уходили заросли подрастающего бурьяна. Под обрывом протекала речушка Лобанка – петляющая, с перекатами, то узкая, то расширяющаяся. Напротив казармы находилось самое узкое ее место – берега связывал мостик. На противоположном берегу высился лес. Он тоже являлся частью полигона, в нем отрабатывались нормативы, но сегодня вечером там занятий не было. Природа дышала спокойствием. По берегу реки с меланхолическим видом гуляла женщина в серо-буром камуфляже – инструктор Лилиан Холл. Она была в гордом одиночестве и явно не знала, чем себя занять. Верхние пуговицы расстегнуты, головного убора на голове нет, и пышные каштановые волосы каскадами растекались по плечам. Ее лицо уже не казалось сухим и отстраненным, фигура обрела трогательную женственность. Она бродила по обрыву, задумчиво ковыряла веточкой в траве, бросала в воду камешки.

– От чорт, баба… – уважительно вымолвил Макович, на которого приказ говорить по-русски, видимо, не произвел впечатления.

– А шо это она делает? – вытянул шею Карась.

– Акклиматизируется, – пояснил Олейник.

– Смотри-ка, как корова – мирно пасется, – пробормотал Гаевский. – А шо, не такая уж страхолюдина, как сперва показалось, нормальная фемина.

– Да ладно вам, на бабу уставились, словно она уже голая, – фыркнул лейтенант Первак. – Забыли, кто она такая? Задружиться хотите?

– Ага, пойду дружить. – Тарас Скуба начал лихорадочно натягивать защитную куртку, застегнулся, расчесался пятерней. Он был настроен весьма решительно. Товарищи изумленно на него уставились.

– Ба, наш Скуба на свиданку с телкой намылился, – удивился Майданов. – Не вынесла душа поэта. Тарас, ты что, с дуба рухнул?

– Дружить собрался, – загоготал Олейник. – Смотри, чтобы дружба не переросла в беременность.

– Да какая, на хрен, беременность? – махнул рукой Карась – он, как всегда, придурковато скалился, выставляя изъеденные кариесом зубы. – На шиша ей этот дурковатый сдался? Она же бой-баба, так отошьет, что мало не покажется. Может, ты попроще себе кого найдешь, Скуба?

Но у парня были серьезные намерения. Истосковался по общению с прекрасным полом. Он похотливо урчал, заранее облизывался. Поправил камуфляж, сделал грудь колесом и придирчиво обозрел себя в прикроватном зеркальце.

– Красавец, – сказал Майданов. – Топай, боец, заводи полезные знакомства. Да смотри, чтобы по дороге хозяйство из штанов не вывалилось. Зови дамочку просто – Лили. Кстати, на каком языке ты с ней собрался базлать? Учти, Скуба, матерный не прокатит, – закончил он под дружный гогот собравшихся.

– И тише там, не взрывайте полигон любовными кульбитами, – хихикнул Олейник.

– Скуба, кто разрешил? – запоздало насупил брови лейтенант Первак. – Отставить, боец! Мы здесь не для того, чтобы по бабам лазить!

– Ванюха, да кончай вытрепываться, – возмутился Скуба. – Шо ты тут старшого из себя корчишь не по теме? Нам запрещают выходить из барака, курить на природе? Ни хрена не запрещают. Личное время, учеба еще не началась, мы можем гулять по базе хоть вдоль, хоть поперек. Так что извиняй, лейтенант. – Скуба облизнул пересохшие губы и мельком глянул в окно – не удалился ли объект охоты. – Ты не старший. Там старшие, – кивнул он выразительно на потолок. – Да не менжуйся, брат, просто познакомлюсь, наведу, так сказать, мосты между братскими народами.

Первак закипал, но никто его не поддерживал, всем было интересно. Скуба громко выдохнул, словно махнул ковш горилки, и вывалился за порог. Излишне говорить, что честная компания прилипла к окнам. Скуба шел, как напыщенный гусак, – грудь вперед, плечи покачивались, как бедра распутной женщины. Диверсанты смеялись – вот же конь похотливый. Кто мы такие, чтобы противостоять животным инстинктам? Дама насторожилась, обнаружив, что к ней подваливает незнакомый и не очень приятный господин в форме украинского военнослужащего. Скуба призывно улыбался и что-то говорил. Дама нахмурилась и непроизвольным жестом откинула волосы со лба. Движение ничего не значило, но Скуба расценил его как призыв к знакомству. Он продолжал говорить, при этом маслянисто улыбался, потирал вспотевшие ладошки. Он не мог стоять на месте, то мялся, то начинал мельтешить перед глазами дамы. Что-то спросил – дама недоуменно пожала плечами, односложно ответила. Скуба смелел, напирал – рискованно сократил дистанцию, вторгся в личную зону. Шаловливые руки уже поглаживали женщину по плечу. Она недоуменно смотрела на эти руки, но не делала ничего, чтобы исправить ситуацию. Напротив, в лице возник ответный интерес. Она стала отвечать – сперва односложно, потом ее фразы делались длиннее. Невнятная улыбка скользила по женским губам. Скубу это заводило, он уже разгулялся, подпрыгивал вокруг дамы, как петух. Потом взял ее под локоть и как-то ненавязчиво потянул к мостику. Женщина покорно семенила рядом. Скуба украдкой обернулся, показал язык – он знал, что за ним подглядывают.

– Во дает… – недоуменно пробормотал Майданов. – Неужто уболтал телку?

Парочка прошла по мосту и через пару минут скрылась в лесу.

– Засосало, мля… – выдохнул Карась. – Вот же чертов трахушник… Не, тут шо-то не так, хлопцы…

Парочка отсутствовала не больше минуты. Товарищи гадали, что там происходит? Вопрос почти шекспировский: даст или не даст? Через минуту все стало ясно. Первой из леса вышла сержант Лилиан Холл. Дамочка улыбалась. Бойцы невольно залюбовались – спинка прямая, грудь вперед, волосы пушистыми формами обвивали плечи. Она шла легко, грациозно, постукивая себя по голени прутиком с молодыми побегами. Пружинящей походкой она зашла на мостик, продефилировала по нему и направилась к модулю. На крыльце позевывал долговязый сержант Фостер. Он что-то спросил у Лилиан – та ответила, прыснув. Сержант понятливо кивнул. Женщина мазнула взглядом окно казармы с прилипшими носами, усмехнулась. Оба инструктора растворились в здании. В тот же миг из леса показался Тарас Скуба. На парня было больно смотреть! Согнувшийся в три погибели, он держался обеими руками за мотню, как будто у него там что-то уже отваливалось. Он был темнее тучи, лицо исказилось, глаза вываливались из орбит. Скуба ковылял, расставив ноги, как кавалерист. Прильнувшая к окну братия дружно загоготала.

– Я говорил, хлопцы, я говорил! – ржал, схватившись за живот, Карась. – Получил от бабы по яйцам, будет знать, как приставать! Ай да Лилька, ай да молоток!

– Фантастический секс, я не могу… – Майданов вытирал прослезившиеся глаза. – Нашел пацан приключение на свою задницу…

– Не нашел, а нарвался! – гоготал Богдан Лихо. – Получил по причиндалам от бабы! Пацаны, это же кино, на хрен! Надо было на видео заснять!

День завершался на мажорной ноте. Диверсанты веселились, как дети. А Тарас совершил ошибку – стоило отсидеться в лесу, прийти в себя, а потом уж вываливаться под очи товарищей. Но он плохо соображал – боль душила. Когда он перебрался через речку, боль немного отпустила. Тарас отдышался и заковылял в барак. Обрести нормальный вид, естественно, не получилось. Бойцы давились смехом.

– Нагулялся? – ласково спросил Майданов. – А чего скрюченный, как интеграл?

– Нет взаимности – даже не думай, – прыснул Олейник.

– А шо, нормально так погулял, – рассудительно пробасил Богдан. – Развеялся перед сном, набрался свежих ощущений.

Бойцы ржали, как жеребцы. Макович сочувственно похлопал Скубу по плечу, что-то буркнул про «неумелые действия» и «нарушение правил эксплуатации». Тот скинул руку с плеча, злобно зыркнул.

– А ну, заткнулись, кретины… – прошипел он. – Убью, если кто-то еще хоть слово скажет… – Сжал кулаки и с ненавистью осмотрел просветленные лица товарищей. Скрипнул зубами, завалился на койку и скорчился в позе ребенка в животе матери. Товарищи прекратили язвительные комментарии, только сдавленно посмеивались и перемигивались.

– Дуры вы, дуры, хлопцы, хуже баб, ей-богу, – недовольно бурчал Первак, подбивая тощую подушку. – Совсем ваши бестолковки не работают. Аукнется нам это, чую, аукнется. А из-за этого недалекого я горбатиться зазря не хочу…

В шесть утра громовой голос капитана Бурковского «Подъем, подразделение!» вышвырнул бойцов из кроватей. Хрипло чертыхаясь, они хватались за одежду, суетливо облачались, мешаясь друг дружке. Бурковский, поджав губы, прохаживался вдоль неровной шеренги, выстроившейся в проходе.

– На зарядку, – лаконично выплюнул он. – Пробил ваш звездный час, бойцы. Все готовы к круглосуточным космическим нагрузкам? Учтите, пощады не будет. Все, кто намерен отлынивать и сачковать, – будут крупно разочарованы. А ну, марш на спортплощадку!

После интенсивной физзарядки и плотного завтрака людей выстроили на маленьком плацу между казармами. «Гостей» присутствовало немного, и знакомство было лаконичным. Полковник Петрик, представляющий Генштаб, – куратор группы (и не ее одной), полковник Алекс Фиш – армия НАТО. И это огромная честь, что полковник согласился почтить своим присутствием первый день занятий, высказать свое мнение о предстоящем процессе и дать полезные рекомендации. Опытные инструкторы по разведывательно-диверсионному делу – сержанты Дастин Фостер и Лилиан Холл. Их приказы выполнять беспрекословно, никакой «демократии»! Господа немного понимают по-русски, в крайнем случае, их слова будет переводить капитан Бурковский, в совершенстве владеющий английским. Обращаться к инструкторам можно просто – «сэр» и «мэм».

Бойцы торчали по стойке «смирно», и можно представить, как они мысленно матюгались. На лицах полковника Петрика и натовского чиновника застыло бесстрастное выражение, приправленное легким скепсисом. Привыкать ли делать из дерьма конфетку – особенно под руководством опытных мастеров? «Мастера» застыли позади руководства в позе эсэсовских надзирателей – руки за спиной, ноги расставлены. Сержант Фостер был неподвижен и невозмутим. По губам Лилиан Холл расплывалась язвительная ухмылка. Ее глаза с каннибальским интересом скользили по застывшим фигурам «подопытных» и очень часто останавливались на постной мине Тараса Скубы. Тот усиленно моргал, старался смотреть куда угодно, только не в ее сторону, и это бесконечно радовало Лилиан. Возможно, она уже составила план адского истязания и теперь терпеливо ждала. Капитан Бурковский, разодетый по всей форме «стран-союзников», и даже с кобурой на поясе, барражировал вдоль строя. Представительная часть мероприятия подошла к концу.

– И чего такие грустные, как прелюдия Баха? – понизил голос Бурковский, покосившись на застывших в отдалении иностранцев. – Поглупели или случилось чего? – Он снова отправился вдоль шеренги, цепко вглядываясь в бескровные лица солдат. Остановился возле Скубы, пристально его разглядывал. Очевидно, Барковскому уже доложили о «романтическом приключении». Особой радости (как и особого негатива) это не вызвало. Ладно, хоть не импотенты. Но реакция должна быть, и дурь надо выбивать решительно. – Поздравляю вас, бойцы, – сказал он с нажимом. – Вам оказана высокая честь быть служащими элитного подразделения, и с сегодняшнего дня мы приступаем к учебе. График плотный. До обеда – тактические занятия. Марш-бросок тридцать километров по пересеченной местности с полной выкладкой. С чем вас и поздравляю, бойцы. – Капитан осклабился. – А недовольные получат в вещмешок на два кирпича больше. По итогам занятия преподаватели и сделают вывод, на что вы способны. Надеюсь, никто не подведет? – Капитан смерил взглядом Скубу. – Во второй половине дня – для тех, кто выживет после первой, – мы будем проходить психологическое тестирование. Цель ясна – выявить ваш потенциал, насколько далеко вы можете зайти ради свободы и процветания родного государства. Закончим день занятиями по саперному и взрывному делу. Сегодня мы будем изучать устройство и принцип действия противопехотной осколочной мины «МОН-50». Опять же повторяю – те, кто выживет. Пять минут перерыв – разойдись!