Глава вторая

Мансур Хамиль проснулся на рассвете оттого, что сердце его беспокойно билось. Электронные часы показывали начало шестого. Он подался к супруге, ощутил ее теплую кожу и облегченно вздохнул: на месте его любимая Виам… Женщина застонала во сне, тоже машинально стала ощупывать его колено. Мансур затаил дыхание, будить жену не хотелось, рано еще. Он откинулся на спину и, глядя на потолок, по которому ползали слабые блики от электронных часов, приводил в порядок дыхание. Он постоянно испытывал это беспокойство, а сегодня оно достигло пика. Никогда не думал, что подвергнется приступам клаустрофобии. Хоть бы одно окошко в «номере», чтобы увидеть рассвет – пусть двор, пусть забор, но только не эти бездушные бетонные стены…

– Мансур, ты не спишь? – прошептала женщина. Она повернулась, прижалась к его боку. В полумраке поблескивали большие красивые глаза.

– Спи, Виам, – прошептал он, погладив ее по щеке. – Еще есть время, все хорошо, спи…

– Тебя что-то беспокоит, Мансур?

Парень молчал. Он не был бойцом, даже драться не умел! Он воистину исчезающий вид – представитель очень тонкой прослойки иракской интеллигенции, обычный специалист в области IT – пусть и не лишенный определенных задатков. Единственный шанс – вырваться в другой мир, начать новую жизнь, сделать счастливой свою жену – он использовал безобразно!

– Зря ты согласился работать на этих людей, Мансур… – прошептала Виам. – Ты же знаешь, кто они такие…

Шептать на ухо – еще ничего, а вот говорить громче – боже упаси! Он не вчера родился, понимал, что стены имеют уши.

– Ты же знаешь, милая, мне предложили работу в Европе – за хорошие деньги. Я не шахид, они это прекрасно понимают, и бегать с автоматом не буду. Я только и умею что давить кнопки на клавиатуре… Они клялись, что это будет нормальная работа, мы получим за нее пятьдесят тысяч евро. У нас будет статус беженцев – ты понимаешь, что это значит? Получим вид на жительство, например в Испании, где климат немного похож на наш сирийский, снимем домик на берегу моря, будем спокойно жить, рожать детей, я легко найду работу с хорошей зарплатой. Через несколько лет мы приобретем собственное жилье. Ты же хочешь много детей?

– Милый, ты постоянно об этом говоришь, и иногда я тебе верю… – обняла его тонкими ручками Виам. – Но на самом деле я очень всего боюсь… Это страшные люди, они не знают жалости даже к тем, кто на их стороне… Ты не можешь быть уверен, что это обычная работа…

– Не волнуйся, родная, мы справимся… В любом случае мы вырвемся из этого ада в хорошую страну. Оставаться в Ираке, в Сирии – это нищета и унижение, постоянная опасность, страх смерти… Попадем в Европу – там что-нибудь придумаем…

– Мансур, прости меня, но ты просто глупый… – Он почувствовал ее слезы у себя на виске. – Ты будешь делать все, что прикажут, сделаешь одну работу, заставят делать другую – я даже боюсь представить, какая это работа… И ты не посмеешь им возразить. Знаешь, почему? Потому что я останусь у них – ты будешь работать, а я буду жить под прицелами их автоматов и терпеть их сальные шуточки… И остальные, что здесь живут, – тоже будут привязаны к своим семьям… Пообещай мне, Мансур, что, если такое случится – забудь про меня, беги, начинай новую жизнь…

– Что ты такое говоришь, глупая женщина? – Он чуть не закричал, но вовремя прикусил язык. – Я никогда не оставлю тебя в беде, ты моя жизнь, Виам…

– Тогда не спорь с ними, делай все, что скажут, веди себя смирно, а то убьют… Хоть это ты можешь мне обещать?

Он что-то обещал, гладил ее, обнимал, а у самого сердце сжималось от тоски. Почему он уродился таким «тонкокожим», не может постоять за свою семью? Разве это характерно для мужчины с Ближнего Востока? Хотя, возможно, именно за это его и полюбила чудесная девушка, мать которой шила одежду, а отец работал смотрителем античного музея. Они немного успокоились и снова заснули, крепко обнявшись.

А в девять утра едва успели заправить постель, как на пороге вырос нахмуренный Сайдулла. Сердце ушло в пятки. Что случилось? Чувствительная аппаратура слышит шепот?

– Поздравляю, Мансур! – торжественно объявил Сайдулла. – Сегодня вы едете в Европу. Надеюсь, путешествие вас не утомит. Позавтракайте, приготовьте вещи, через час подойдет автобус.

И отправился дальше сообщать удивительные известия. Виам тяжело задышала, снова прижалась к Мансуру…

К десяти утра вся шумная многоголосая ватага высыпала во двор. Это был какой-то цыганский табор! Возбужденный Башир Фарук покрикивал на своих домашних. Они тащили баулы, сумки. Надрывалась худосочная Амаль, дочь Айгуль помогала ей нести вещи. Под ногами вился четырехлетний карапуз Ислам и тоже пытался что-то схватить, помочь своей семье – однако доставлял лишь неудобства. Карим Талеб сам волок свои баулы, поручив жене транспортировку зевающей Зухры. Оба сына Абу Каббара – Уман и Дави, – забросив баулы в автобус, кинулись драться за место поближе к водителю. На них покрикивал бывший сотрудник саддамовской разведки Али Шариф – они путались под ногами и мешали сохранять достоинство. На веселящихся детей с печальной улыбкой смотрела Хануф – супруга Али. Она еще не смирилась с тем, что два месяца назад потеряла ребенка.

Автобус подали отнюдь не туристический. Старый ободранный «Хендэ» без багажного отделения. Люди занимали свои места. Шум стоял, как на багдадском рынке в базарный день. Водитель в камуфляже был вооружен автоматической «береттой». И в кабине на крючке висел снаряженный «АК-74». Сопровождающих было двое – мужчина и женщина. Оба в защитном. Мужчина имел представительную «бородатую» внешность, женщина закрывала лицо черным платком с золотой оторочкой – лишь поблескивали пронзительные карие глаза. До границы в этой охране не было ничего необычного. Документы сдали сопровождающим. Бумаги были подлинными, из них не явствовало, что большинство присутствующих мужчин когда-то служили в силовых структурах.

Сайдулла не вышел, чтобы проводить своих подопечных. Но его незримое присутствие ощущалось буквально кожей. Зато появился его помощник – коренастый Гази Хабир, он стоял у крыльца, сунув пальцы в карманы пустого тактического жилета, и провожал глазами уходящий автобус. Выехавший из переулка открытый джип, набитый вооруженной публикой, возглавил процессию. А когда уже покинули поселок, сзади пристроился пикап с пулеметной установкой. Маленькая колонна двигалась на север, погружаясь в каменистую пустыню…

Мансур и Виам сидели сзади – их места возвышались над остальными. Пришлось тесниться – всю «корму» завалили вещами. Тарахтел двигатель, чадила выхлопная труба. Зад автобуса нещадно подбрасывало, и вещи норовили куда-то свалиться. Хныкали дети – шестилетние Уман и Зухра, тер воспаленные глаза и плакал крошка Ислам. Мужчины ругались на жен – чтобы угомонили детей, пока их тут всех не высадили! Женщины принимали меры – в основном физического характера. Бородатый мужик, сидящий за водителем спиной к салону, ухмылялся, а когда ему все надоело, он свел мохнатые брови и грозно рявкнул: «А ну, заткнулись все!» Временно установилась тишина.

В автобусе было душно, кондиционер отсутствовал, а воздух с улицы был горячим и сухим. Охранница сидела в голове салона и с ехидцей поглядывала на Мансура и его «половину». Коготки, выкрашенные прозрачным лаком (который Аллах, очевидно, должен стерпеть), постукивали по затворной раме китайского «АКМ». Иногда она подмигивала, и Мансур готов был провалиться сквозь землю. Но они с Виам терпели и молча смотрели в окно. Пейзажи в этой части страны (как, впрочем, и в любой другой) не отличались живописностью. Каменистая пустыня, овраги, редкие возвышенности, еще более редкие населенные пункты, не подающие признаков жизни. Автобус ушел с дороги, скатился в петляющую покатую лощину и запрыгал по камням. Когда он выбрался из лощины, пустыня вокруг него закончилась. Замелькали скалы, небольшие скопления ливанских кедров. Турецкую границу пересекли незаметно, не прошло и двух часов. «И для чего нужны тысячи пограничников, собаки, хитроумные приборы, колючая проволока?» – недоуменно думал Мансур. На скалистом участке, где дорога петляла между глыбами и крутыми обрывами, проезд им перегородил микроавтобус с турецкими номерами. Вылезли двое – на вид турки, один постройнее, другой плотный, усатый, вальяжный, с оттопыренным карманом в кожаной безрукавке. Несколько минут сопровождающие вели переговоры с турецкой стороной. Видимо, встречались они не впервые – первого люди Сайдуллы величали Батуром, второй откликался на имя Селим. Переговоры завершились, вся компания направилась к «Хендэ». Вальяжный тип сунулся в салон, покачал головой:

– Хороши, бродяги… Ну и чего уставились, словно всех лишили единственной почки? Не бойтесь, на органы забирают в другом месте. – Он засмеялся, но тут же переменился в лице и рявкнул: – Чего сидите? Быстро перегружаемся! Мустафа, Азиза, где вы этих полумертвых достали?

Мужчины-пассажиры устремились наружу, женщины и дети стали выбрасывать вещи…

Последующий этап путешествия оказался утомительнее предыдущего. Мустафа с Азизой дальше не поехали, передали «эстафетную палочку» туркам, явно связанным с ИГИЛ (или с организацией, представляемой мистером Бахмусом). Батур крутил баранку, усатый Селим сидел у него за спиной, поплевывал в окно или что-то просматривал в телефоне. Судя по солнцу, машина шла на запад – вдоль границы. За окном простиралась безопасная Турция – аккуратные поселки, яркие автозаправки, современные магазины. Несколько раз выезжали на асфальтовую дорогу. Пришлось остановиться, вступить в спор с местной долгожительницей, перегоняющей через дорогу стадо коз. Расстреливать соотечественницу турки постеснялись, терпеливо ждали. Несколько раз замечали автобусы с беженцами – они тоже шли окольными тропами. Возможно, это были настоящие беженцы – бизнес давно поставили на поток. Машину не останавливали, хотя несколько раз проезжали полицейские посты. «Видимо, неспроста», – думал Мансур, провожая глазами новенькие машины с надписью «Полиция». Виам уснула у него на плече, путешествие окончательно вымотало ее.

Ехали долго. Несколько раз останавливались. Дважды перекусывали в придорожных заведениях – в этот час там не было клиентов. Детей держали в кучке, не давали разбегаться – страх перед хозяевами работал как швейцарские часы. Сопровождающие не выпускали подопечных из поля зрения. Ближе к вечеру еще раз остановились, поужинали. Турки сверлили глазами мужчин, а местные парни, с которыми у них имелась договоренность, прохаживались вдоль дороги с выразительно оттопыренными карманами. Мансур сидел под навесом, смотрел в печальные глаза Виам. Она сидела напротив, ковырялась ложкой в холодном супе и что-то беззвучно шептала. Мансур читал по движениям губ: «Милый, убегай. Убегай скорее, потом уже не сможешь. Забудь про меня, я все равно буду тебя любить»…

К вечеру въехали в небольшой приморский городок. Зона явно не курортная. Тряслись по узким улочкам, сползающим к морю. Селим приказал задернуть шторки. Название городка не афишировали. Али Рашид поинтересовался у охранника, где они находятся – тот проигнорировал вопрос. Дети и женщины уже засыпали. Мансур чувствовал, как подрагивает локоть Виам. Все сильнее ощущался резкий йодистый запах. Пахло рыбой, воняли свалки пищевых отходов, мимо которых проезжал автобус. Поскрипывали снасти рыбацких судов, пришвартованных у причала. Ночь была безлунной, накрапывал дождь. Автобус забрался на дощатый пирс, двери раскрылись, и послышалась приглушенная команда турок. Стали будить хныкающих спросонья детей и вытаскивать их из автобуса. Перегрузка на утлый рыбацкий баркас заняла несколько минут. Люди волокли свои баулы по неустойчивому трапу, прыгали на палубу. Она скрипела, уходила из-под ног. Вместо комфортных кают всех разместили в зловонном трюме с ворохом нечистых матрасов. От запахов, царящих там, можно было сойти с ума. Моряки не грубили, но и не были излишне учтивыми – просто выполняли работу, за которую им заплатили. Это была компактная рыболовная шхуна, оснащенная парусом и мотором, работавшим пронзительно и взахлеб. Начиналось самое муторное – морское путешествие вдоль побережья Турции и Греции…

Мансур лежал на зловонной мешковине, обнимая Виам, забывшуюся сном. Скрипела и ходила ходуном судовая конструкция, стонали люди, кого-то рвало. Кто-то из мужчин периодически молился – упрашивал милосердного Аллаха смягчить тяготы земной жизни. Если не для себя, то хотя бы для женщин и детей! Им столько всего пришлось пережить! Покачивалась тусклая лампочка, свисающая с потолка. Было холодно – люди жались друг к другу. В открытую крышку люка над головой заглядывали далекие холодные звезды…

Утром люди отходили от беспокойного сна, кашляли, молились, извлекали из баулов последнюю еду и воду. Выбираться из трюма команда запретила, а потом и вовсе крышка люка со скрежетом захлопнулась – видимо, к борту рыбацкого баркаса подошел пограничный катер. Доносились лающие голоса, кто-то смеялся. Но все кончилось благополучно, в трюм никто не заглянул. Потянулись долгие часы. Мужчины почти не общались друг с другом, смотрели косо. С прошлой жизнью покончено, начиналось что-то новое, неизведанное, явно связанное с продажей души дьяволу…

Днем морское путешествие закончилось. Это было уединенное скалистое местечко в материковой части Греции. Крутые обрывы, глыбы камней в воде. С пирса высоко в скалы вела сомнительной прочности лестница. «Слава Аллаху, мы в Европе…» – возбужденно пыхтел Али Рашид, волоча по пирсу свои баулы. Он вырвался вперед, остальные еле поспевали за ним. Люди ослабели, всех качало. Объявились новые сопровождающие, теперь уже с греческой внешностью, но тоже при оружии, с брезгливо поджатыми губами. Они торопили людей, поглядывали на часы. Остался в прошлом причал, затерянный в скалах, «беженцы», отдуваясь, полезли в гору. Наверху, у симпатичной оливковой рощи, их поджидал очередной микроавтобус.

Дальнейшая поездка сильно отличалась от туристско-ознакомительной. По приказу сопровождающих задернули окна, и о красотах материковой Греции оставалось только догадываться. Когда кто-то пытался отогнуть шторку, на него тут же шипел плечистый сопровождающий. Остановок не делали. «Беженцам» выдали воду и дешевые продукты в пластиковой упаковке – какую-то лапшу, сухие овощи. В задней части за загородкой имелся биотуалет – для многих нечто диковинное и решительно неприемлемое. Люди просили водителя остановить, но остановки в планы не входили. Хотели в Европу? Вот и пользуйтесь «благами» современной цивилизации! Дети быстро приучились к «чуду инженерной мысли», а мужчинам приходилось насильно тащить своих жен за загородку, охранять, чтобы не сунулся кто-то посторонний.

Мансур украдкой разглядывал людей, в компании которых оказался. Женщины и дети не волновали – обычные женщины и дети. На мужчин поглядывал настороженно. Он давно ощущал себя в этой компании «белой вороной». Эти люди были из армии, из спецназа, из разведки – от них за версту несло силовыми структурами. И не важно, в какой армии они служили – в сирийской, в иракской. У этих людей особые взгляды. С ними, как с собачьими, лучше не пересекаться. Выделялся Абу Каббар – рослый, немногословный. С ним не спорила даже жена Гузель (у бедняжки еще не прошла припухлость под глазом – явная расправа с «ростками демократии»). Сдержанный Карим Талеб. Такое ощущение, что этот парень усердно занимался аутотренингом – внушал себе спокойствие и только спокойствие. У него это получалось – впрочем, и жена его Батуль была «тихой мышкой», и дочка Зухра не отличалась буйным нравом. Этот парень был себе на уме. Несколько раз Мансур замечал на его небритых губах загадочную ухмылку. Али Рашид тоже не отличался холерическим нравом, но поворчать любил – на тихую супругу Хануф, на неудобные жесткие сиденья. Глухо рыкнул на 10-летнего Дави, сына Абу Каббара, когда тот добаловался до того, что огрызок яблока прилетел Али в затылок. Мальчуган мгновенно спрятался за папку, а Али и Каббар уставились друг на друга, как два петуха. Впрочем, не стали конфликтовать, пофыркали и отвернулись под насмешливым взглядом мускулистого грека. Один лишь Башир Фарук был вспыльчив и эмоционален. Но и ему приходилось себя сдерживать. Он загонял свои эмоции внутрь, часто закрывал глаза, шептал молитвы.

К вечеру произошло что-то непонятное. Автобус неожиданно съехал с дороги, несколько минут петлял, а когда остановился и людям приказали выходить, оказалось, что они находятся в лагере беженцев с Ближнего Востока, построенном на границе с Македонией! Женщины и дети жались друг к другу, а мужчины стали возмущаться. Но все протекало по кем-то составленному сценарию.

Площадь лагеря составляла несколько гектаров. Палатки, узкие проходы, горы вещей. Лагерь охраняли полицейские с собаками. С севера территорию ограничивали бетонные столбы с металлической сеткой и колючей проволокой. Там же находился временно закрытый КПП, у которого митинговала толпа. На македонской территории прогуливались люди, одетые в штатское, с нарукавными повязками – добровольцы из местного «ополчения», борцы с нелегальной миграцией. Среди них мелькали корреспонденты, вели фото- и видеосъемку. До прибывших никому не было дела – на вид такие же беженцы, которые прибывали постоянно. Виам втянула голову в плечи, в страхе озиралась. Мансур украдкой держал ее за руку. Только бы не потеряться в этом гаме! Абу Каббар допытывался у невозмутимого грека: что происходит? С равным успехом мы могли бежать на «общих основаниях», как и все эти люди! Грек спокойно ответствовал: так надо, так решило руководство. Ничего страшного, проведете ночь в палатке, а утром продолжите путь по своему «эксклюзивному» маршруту.

Всех обуяло неприятное предчувствие. А кого-то из присутствующих – ОЧЕНЬ неприятное. Но выбора не оставалось, и бежать было некуда. Их затолкали в огромную угловатую палатку, переполненную беженцами. Под этим «шатром» нашли пристанище не менее ста душ. Примитивные раскладные кровати стояли очень тесно. На всех кроватей не хватило – использовались деревянные поддоны, чтобы не холодило от земли (в середине марта даже на юге Европы сохранялась прохлада), а сверху на них укладывали надувные матрасы. Спальные места для группы нашлись в дальнем конце палатки – пришлось согнать парочку «посторонних». Дорога измотала всех, и люди растянулись на матрасах, укрывшись пыльными одеялами.