Глава 3

В середине августа 1910 года государь с семьей выехал в Германию и провел там два с половиной месяца. Они остановились в Гессене, на родине Александры Федоровны. Это было самое длительное пребывание августейших персон за границей.

Пребывание царской семьи в Германии затягивалось в связи с тем, что Николай желал встретиться с кайзером Вильгельмом для откровенного разговора. Прусский посланник при гессенском дворе барон Иениш отмечал намерения российского императора восстановить прежние дружественные отношения между Германией и Россией. Вильгельм же относился к этому достаточно скептически из-за внешней политики, проводимой Николаем в последние годы.

Немецкие газеты публиковали высокомерные статьи в отношении России, наши отвечали им тем же.

22 октября Николай Второй выехал в Потсдам, где встретился с Вильгельмом. Два дня императоры вели долгие беседы. Они основывались на совпадении монархических интересов и на том, что между Россией и Германией не было прямых противоречий.

Главным достижением переговоров, в которых участвовали и главы внешнеполитических ведомств Сазонов и Бетман-Гольвег, стало устное обязательство монархов придерживаться той политики, которая не направлена друг против друга. Вильгельм, используя ситуацию, попытался внести раскол в Антанту – военный блок Англии, Франции и России, оформившийся еще в 1904–1907 годах. Вильгельм обещал не поощрять агрессии Австрии на Балканах, Николай – не поддерживать политику Англии против Германии на Ближнем Востоке. Это означало поддержание статус-кво, то есть текущего положения дел. В общем, императоры договорились о взаимной сдержанности в случае возникновения англо-германского и русско-австрийского конфликтов.

Следом за беседами монархов переговоры продолжились между главами внешнеполитических ведомств. Но уже на этапе обмена мнениями они зашли в тупик. В результате Россия отказалась от заключения письменного договора с Германией.

Данные переговоры стали последней попыткой Берлина вывести Россию из Антанты. Это оказало свое влияние на правящие круги Великобритании, которые окончательно поддержали курс на войну с Германией.

Николай и Вильгельм публично оценили встречу как удовлетворительную. Российский император ставил обещания кайзера выше письменных обязательств, полагался на слово своего родственника.

В российской печати появились весьма холодные отзывы о Потсдамском соглашении. Некоторые политические деятели проявляли недовольство, говорили, что российские союзнические соглашения потеряли наступательные функции, стали чисто оборонительными. На самом же деле франко-русский блок являлся именно таковым еще со времен правления Александра Третьего. Министр иностранных дел Франции Пишон, отвечая на запросы парламента, заверял, что решения, принятые в Потсдаме, не противоречат союзу России и Франции.

С Лондоном у Петербурга формальных соглашений не было, но Англия, естественно, проявила явное недовольство. Новому послу сэру Джорджу Бьюкенену, прибывшему в Санкт-Петербург в октябре, была поставлена конкретная задача свести к минимуму все последствия встречи в Потсдаме. Сергей Дмитриевич Сазонов призывал политические круги и русскую печать к сдержанности по отношению к Германии.

Переговоры шли, а реорганизация оборонительной системы, основанная на опыте Русско-японской войны, между тем деятельно продолжалась. Еще летом 1910 года был издан высочайший манифест об упразднении нескольких крепостей в Польше и о пересмотре мобилизационного плана. Главные районы сосредоточения войск переносились на восток от границы.

Сейчас некоторые историки, военные деятели, известные публицисты называют подобные меры ошибочными. Мол, напротив, необходимо было оставить армию на тех же рубежах обороны, которые были оборудованы еще при императоре Николае Первом.

Что это за рубежи? Первая линия крепостей шла по западной границе Польши. Вторая, с меньшими боевыми возможностями, тянулась от Динамюнде через Ковно и Осовец до Брест-Литовска. Третий рубеж проходил в направлении Киев – Бобруйск – Динабург.

Русские войска должны были бы быть размещены на так называемом Польском выступе. При быстром скоординированном наступлении австрийских и германских войск по нескольким направлениям это привело бы к блокированию русских сил на выступе. При данном развитии событий наша армия в первые же дни войны скорее всего попала бы в ловушку, которую сама себе и приготовила.

Поэтому Николай Второй и проводил реорганизацию оборонительных рубежей. Он считал, что русская армия должна была рассредоточиться вне прямой досягаемости для врага и с подготовленных рубежей, без риска охвата или обхода, вести оборонительные либо наступательные действия. Германская разведка в то время постоянно сообщала в Берлин о том, что русские осуществляют реорганизационные мероприятия, основываясь не на оперативно-тактических, а на чисто стратегических соображениях.

Во внешней политике мировых держав тоже происходили изменения.

Несмотря на недавнюю победу, Япония всеми силами старалась наладить сотрудничество с Россией, дабы не допустить возобновления войны, которая в новых условиях обернулась бы для Токио полным и несомненным поражением. Тогда Страна восходящего солнца утратила бы все, что приобрела в 1904–1905 годах.

Соединенные Штаты Америки заняли позицию, резко враждебную по отношению к политике Токио в Китае. Уже в то время Америка пыталась протянуть свои щупальца куда только можно. Казалось бы, какое Штатам дело до Дальнего Востока? Ан нет. У Вашингтона повсюду свои национальные интересы.

Англия в быстро меняющейся обстановке прилагала все возможные усилия, дабы сохранить союз с Россией. В Лондоне понимали, что единство Петербурга и Берлина будет иметь весьма плачевные последствия для британского льва.

Россия совместно с Японией была заинтересована в недопущении новых конкурентов в Маньчжурию. Когда из США поступило предложение продать маньчжурские железные дороги международной компании, обе державы ответили решительным отказом.

Думская оппозиция выступала против какого-либо сотрудничества с Японией. Однако государь и правительство Столыпина вели иную политику. Летом 1910 года между Россией и Японией было подписано соглашение о сотрудничестве. По сути, это был договор о совместном противодействии другим державам в Китае, основанный на негласном разделении сфер влияния в регионе.

Япония устанавливала контроль над Кореей и Южной Маньчжурией, Россия – над Северной Маньчжурией, Внешней Монголией и даже китайской частью Туркестана, но это уже, как говорится, по возможности.

7 ноября 1910 года скончался Лев Николаевич Толстой. Ему было восемьдесят два года. Произошло это на станции Астапово Рязанской губернии.

Писатель с мировым именем, гордость русской литературы, покинул Ясную Поляну, свою родовую усадьбу. Слишком сильны стали противоречия между учением и личной жизнью гения.

Лев Николаевич не участвовал в политической борьбе, не занимал чью-либо сторону, не стал своим ни для государства, ни для оппозиции. Толстой был отлучен от церкви за богохульство.

Перед властью встала непростая задача: как отнестись к чествованию памяти Толстого? Клерикалы и правые идеологи считали, что православное государство не может воздавать посмертные почести человеку, отлученному от церкви. В то же время смерть такой личности стала тяжелой утратой не только для русского народа.

Государь разрешил эту сложную ситуацию, заявив о том, что он душевно сожалеет о кончине великого писателя, воплотившего в своих творениях образы славных годов русской жизни.

Государственная власть не приняла участия в гражданских похоронах писателя, но и не препятствовала им, хотя это противоречило русским обычаям. Лев Николаевич Толстой был погребен на холме около Ясной Поляны при стечении нескольких тысяч человек, большую часть которых составляла молодежь.

Государственная дума в знак траура, несмотря на протесты правых, прервала заседания.

Смерть Толстого вызвала волнения среди студентов. Впервые с 1905 года в Санкт-Петербурге в течение трех дней проходили уличные демонстрации. Молодежь поддержали рабочие. Революционеры гадали, не начало ли это новых потрясений?

Накануне Рождества волнения пошли на убыль и прекратились сами собой. На провинцию данные события практически не распространились.

В 1910 году возник конфликт между Петербургом и Финляндией по поводу общеимперского законодательства. Столыпину пришлось вернуться на путь 1905 года и провести законопроект об отношениях между конфликтующими сторонами в обход финского сейма. Это вызвало недовольство в Финляндии.

Не оставалась в стороне и Польша. Еще осенью 1909 года П. А. Столыпин поднимал вопросы, касающиеся работы земства в западных губерниях. Эти проблемы встали с новой силой в начале 1911 года. Суть их, если коротко, сводилась к тому, что премьер хотел максимально ослабить польское влияние в этом регионе и увеличить русское.

1 февраля к обсуждению предложений Столыпина приступил Государственный совет. Голосование там прошло 4 марта. Неожиданно для председателя Совета министров решающие моменты были отвергнуты. За такое решение активно агитировали П. Н. Дурново и В. Ф. Трепов.

Сразу же после голосования Столыпин покинул заседание Государственного совета.

Следующим утром премьер прибыл к императору.

– Что привело вас ко мне? – осведомился государь. – Насколько я помню, на сегодня у нас встреча не была запланирована.

– Я приехал, ваше величество, чтобы сообщить вам о своем решении подать в отставку!

Император изумленно посмотрел на Столыпина:

– Что случилось, Петр Аркадьевич?

– Я вчера был на заседании Государственного совета, который обсуждал вопросы западного земства. Несмотря на ваше ходатайство, решающая статья была отклонена. Инициаторами голосования явились господа Дурново и Трепов. Насколько мне известно, один из главных противников проекта перед этим был принят вами. Следовательно, Трепов получил от вас согласие на подобные действия.

– Вы в чем-то обвиняете меня, Петр Аркадьевич?

– Как можно, ваше величество? Я просто выстраиваю логическую цепь поступков противников проекта.

– Это вам не удается. Да, я встречался с Владимиром Федоровичем. Он изложил мне свои соображения по поводу обсуждаемого вопроса и спросил, следует ли понимать мое пожелание как прямой приказ? Что я мог ответить? Естественно, сказал, что члены Государственного совета могут голосовать по совести.

Столыпин покачал головой:

– Правые так и поступили.

– Не думаю, что в данном случае ведется какая-то интрига против правительства или вас лично, – сказал государь. – Скорее члены Совета голосовали так, как было выгодно им в политическом плане. Одни из них, и это известно, противостоят национальным движениям, исходя из общеимперских соображений, другие не желают распространения земства на новые губернии.

– Это так, но Трепов использовал аудиенцию с вами. Он сослался на высочайшую волю для отклонения проекта.

– Но это же частный пример. Я понимаю, что решение Государственного совета задело ваше личное самолюбие, но вам, Столыпину, так реагировать на столь незначительное происшествие, право, не к лицу.

– Да, ваше величество, это частный пример, но он показывает, как Государственный совет может встать между правительством и Государственной думой, сделаться тормозом для реформ. Вчера Совет отклонил один вопрос, завтра зарежет другой, послезавтра третий. Что в итоге? Не берем личности. Во-первых, это удар по престижу председателя Совета министров, всего правительства. Во-вторых, подобная практика может внести такой раздор между ветвями власти, что мы окажемся вновь в ситуации, когда управление государством сильно осложнится из-за чьих-то капризов и гордыни. Вспомните, каково нам приходилось работать с думами первого и второго созывов.

Император улыбнулся:

– Но ведь справились! А сейчас куда проще. Но заявлять об уходе по такому незначительному поводу? Нет, я не могу лишиться Столыпина. И потом, Петр Аркадьевич, чем станет правительство, зависящее от меня, если из-за конфликта с Думой или с Советом будут меняться министры, а главы правительств подавать прошения об отставке? Нет, ничего подобного, Петр Аркадьевич. Успокойтесь, сосредоточьтесь, отбросьте самолюбие и продолжайте работу. Моя поддержка вам обеспечена. Так было всегда.

– Но тогда необходимо пойти на непопулярные меры. Я бы сказал, авантюрные.

Николай с интересом посмотрел на Столыпина:

– Что вы имеете в виду, Петр Аркадьевич?

– Нам надо иметь свободные руки. Предлагаю на несколько дней распустить обе палаты и провести закон о западном земстве именным указом.

Император прошелся по кабинету.

– А вы продумали последствия столь авантюрного предложения? Ведь именно вас Дума осудит за то, что вы склонили меня на подобный шаг.

– Некоторые депутаты, конечно, изобразят возмущение, но в душе все будут довольны. Конфронтация никому не нужна. Тем более когда памятны те события, при которых своих мандатов лишились депутаты Первой и Второй Государственных дум.

Николай обворожительно улыбнулся:

– Хорошо. Я готов согласиться на ваше предложение, но мне надо продумать его. Вот видите, как я ценю вас, Петр Аркадьевич!

– Благодарю, государь, но в таком случае позвольте высказать еще одну мысль.

– Пожалуйста, я слушаю вас.

Столыпин дал оценку действиям членов Государственного совета Трепова и Дурново и попросил государя не только публично осудить их, но и подвергнуть взысканию, которое стало бы уроком на будущее для других.

Император задумался, меряя шагами кабинет, затем повернулся к главе правительства:

– И что же, по-вашему, мог бы сделать я? Какое вы предлагаете взыскание?

Столыпин, не задумываясь, ответил:

– Трепову и Дурново следует предложить выехать из Петербурга и на некоторое время приостановить работу в Государственном совете.

– Неплохо. Вижу, вас сильно задело голосование.

– Не голосование, ваше величество. Вы, конечно же, правы. Каждый имеет право высказать свою точку зрения, но не в вопросах, касающихся судьбы реформ. Не голосование меня задело, а понимание последствий того раскола в управлении государством, к которому вольно или невольно подталкивают названные политики.

– Здесь, Петр Аркадьевич, я ничего обещать не могу. Мне необходимо очень хорошо все обдумать.

На этом аудиенция у государя была закончена.

6 марта Столыпин созвал министров и доложил им о разговоре с государем. Почти все чиновники выслушали доклад молча, лишь двое попытались указать на желательность другого, мягкого подхода к вопросу о Трепове и Дурново.

Столыпин резко ответил на это:

– Примирения пусть ищет тот, кто весьма дорожит своим местом и положением. Я же считаю необходимым поступать честно и достойно.

На этом совещание, собственно, и было закончено. Все ушли, остался министр финансов.

Коковцев высказал собственное мнение по поводу намерений председателя Совета министров:

– Я думаю, Петр Аркадьевич, что предложенные вами меры нежелательны. Дума вряд ли спокойно проглотит это, в прямом смысле слова, насилие. Такое не прощается. Следует ли требовать от государя, чтобы он карал тех, кого принимал во дворце? Я убежден, закон надо проводить нормальным путем, для чего вторично внести его в Государственный совет.

Столыпин ответил:

– У меня, Владимир Николаевич, нет ни времени, ни желания заниматься подобной бюрократией. Я буду рубить клубок противоречий разом, а не разматывать его месяцами.

– Но это неправильно, Петр Аркадьевич.

– Вот когда вы, Владимир Николаевич, станете на мое место, тогда и поступайте как захотите, посчитаете нужным. Пока же председатель правительства я, значит, будет по-моему. Не смею задерживать.

Коковцев удалился ни с чем.

Столыпин твердо стоял на своем. Это не являлось самодурством, упрямством. Нет, просто Петр Столыпин, в отличие от министров, четко знал, что надо государству, а без чего можно и даже нужно обойтись.

Император обдумывал ответ председателю Совета министров четыре дня. 10 марта Петр Аркадьевич был вызван в Царское Село.