Глава вторая

Несколько дней я не общался ни с Варварой, ни с Якушиным, занимался делами в агентстве. Пришла оплата от клиента, которому я помог найти пропавшую в Таиланде жену. В сам Таиланд я, к сожалению, не летал, пропавшая жена оказалась весьма недовольна, да и муж, после изучения обстоятельств пропажи, был не прочь снова ее потерять, чтобы не порочила его деловую репутацию. Но, будучи порядочным джентльменом, рассчитался полностью. На фронтах детективной работы воцарилось затишье. Лето в Новосибирске протекало нормально, без климатических ужасов. Имелись основания для сдержанного оптимизма – наконец-то отдохну. Я составил план первоочередных мероприятий: отремонтировать машину, которая вдруг стала очень прожорливой; навести порядок в доме; помириться с Варварой… Над последним пунктом я много ломал голову, взвешивал. Предложить путевку на двоих в дождливый Таиланд – как-то мало. Купить кольцо, пригласить в загс, пообещав, что всегда буду прислушиваться к ее мнению, – слишком много…

Сначала все испортила помощница и секретарша Римма Казаченко. Я входил в офис в понедельник утром 16 июля, когда там что-то упало и разбилось. Это был допотопный сканер, который я давно мечтал заменить (и, похоже, моя мечта становилась явью). Римма стояла с понурым видом, комкала мокрую тряпку и сокрушенно вздыхала. Под ногами валялся разбитый сканер, из которого весело выкатился потерянный в прошлом году китайский шарик для рук. Римма смотрелась неважно – туфли на тонкой подошве, собранные на затылке волосы, платье, полностью скрывающее достоинства фигуры.

– Ну, и зачем ты это сделала? – осторожно спросил я.

– Ты знаешь, Никита, я не преследовала определенной цели. – Она неласково покосилась в мою сторону: – Ну, что так смотришь? У меня штамп на лбу – «Уплачено. ВЛКСМ»? Я пыль хотела под ним стереть…

– О, святая дурь, – пробормотал я. – Зачем, Римма? Ладно, успокойся, ничего больше не трогай, а то разрушения примут тотальный характер. Я потом уберу. Что случилось?

Она вздохнула и побрела на свое рабочее место.

– Все нормально, просто настроение – чтобы меня куда-нибудь увезли и закопали…

– Можно в крематории сжечь, – предложил я.

– Да какая разница, – она махнула рукой, – гнить, гореть… Хотя ты прав – гореть, наверное, веселее.

– Да, обхохочешься, – согласился я, ногой задвигая сканер в угол. Китайский шарик закатился под кушетку, и это, похоже, еще на год. – В чем проблемы, Римма? Надо полагать, в семье? Твоя дочурка, если память не подводит, домучила-таки летнюю сессию, нет? Заставляют сдавать заново?

– Нет, это у Федора на работе, – неохотно объяснила она. – Там такой дурдом…

– Пациенты дурдома уволили главврача? – предположил я. Супруг моей секретарши трудился в компании СИБЭКО, поставляющей тепло и электричество в дома горожан, и, по словам Риммы, под ним давно потрескивало кресло руководителя небольшого, но очень важного для компании отдела.

– Да, он ушел с работы. – Римма вздохнула с такой тяжестью, словно он не ушел, а умер. – Да еще скандал затеял… Ну, ты же знаешь, что у сотрудника на уме, то у уволенного на языке…

– Сочувствую, – совершенно искренне сказал я. – Хочешь получить пособие? Премию по утрате кормильца? Могу поднять зарплату – в разумных, разумеется, пределах. И заметь, Римма, я не издеваюсь – пусть не смущает тебя мой тон…

– Не надо напрягаться, Никита… – С моей помощницы сегодня можно было икону писать. – Ты мне уже поднимал зарплату в этом квартале – она теперь такая огромная… Ладно, выкрутимся, он что-нибудь найдет, а мы с Люськой поддержим человека в трудную минуту… Для чего иначе существует семья?

Она устремила на меня скорбящий лик, словно ждала ответа. Я этой темой не владел, хотя имел смутное подозрение, что объединение под названием «семья» как-то связано с перераспределением материальных благ (от тех, кто больше зарабатывает, – к тем, кто вообще не зарабатывает). Ну, и, естественно, для того, чтобы растить маленьких крикливых существ.

– Тогда что ты хочешь? – забеспокоился я.

– Отпуск, – облизнув губы, решилась Римма. – Второй оплачиваемый отпуск в этом году.

– Не жирно? – засомневался я.

– Уверена, что нет. Да, в начале мая я числилась в отпуске, но время ушло безвозвратно и было потрачено впустую. Редиска, морковка, цветы-незабудки, покупка холодильника, ухитрившегося сломаться через неделю… Сейчас же отпускной период – целевой, я должна морально поддержать своего мужа, у которого сложные времена в жизни.

«Бедный дядя Федор, – подумал я. – Он даже не догадывается, что ему уготовано».

– Мне надо от силы три недели, – проворковала Римма, опуская глаза.

– Сколько-сколько? – не поверил я своим ушам.

– Зато потом – я вся твоя, – щедро заявила помощница. – Всю работу переделаю, и даже ту, которую не надо. Я заставлю наше агентство процветать.

Страшно представить. Я поежился.

– Сам подумай, что сейчас делать? – настаивала Римма. – Душное лето, мертвый сезон – все на Карибах. Закрывай контору, напиши, что все в отпуске и офис заминирован. Бери свою Варвару и дуй с ней сам… на те же Карибы. Ладно, поссорился, подумаешь, невидаль, вы же любите друг друга?

Не знаю, что на меня подействовало, боюсь – ее последние слова. В принципе Римма права, отдыхать тоже надо. Единственный сносный месяц в наших палестинах – июль, и он уже мчится полным ходом, еще пара недель – и станет мучительно больно за бесцельно прожитый год…

Я отмахнулся от нее – ладно, топай, выдал тоненький конверт с пособием. Она сплясала от радости, расцеловала в обе щеки и умчалась, пока я не передумал. Я готов был держать пари – она отключит все телефоны, включит другие (сокрытые от моей персоны) и эти три недели проведет так, что ей уж точно не будет мучительно больно.

Именно в эту минуту зазвонил телефон, я глянул на дисплей и понял, что зря подумал про отпуск. Неужели и у меня развиваются парапсихические способности?

– Никита Андреевич? – озабоченно осведомился Якушин. – Тешу себя надеждой, что вы еще не ввязались в очередное безнадежное мероприятие?

– Пока нет, Сергей Борисович, – я отвечал подчеркнуто бодро, все равно насквозь видит (и слышит), – вы успели первым. Хотите предложить именно такое?

– Если в плане безнадежности, то да. – Сергей Борисович усмехнулся, но как-то невесело. – Подъезжайте, Никита Андреевич, я вас жду.

Чутье подсказывало, что в ближайшее время я в свой офис уже не вернусь. Выдернул из розеток все приборы, задвинул еще дальше разбитый сканер, потом спохватился, обильно полил фиалки, про которые Римма сегодня забыла. «Автопоилку бы придумать», – мелькнула любопытная мысль. Запер офис, включил охрану и через несколько минут уже выезжал на главный городской проспект.

Пробок сегодня не было – как-то подозрительно и не к добру. На узком Каменском шоссе движение было плотное, однако никто не стоял. Навстречу шли два автобуса ритуальной службы, что я тоже расценил как недобрый знак. Знакомый охранник на шлагбауме долго всматривался в меня – настолько долго, что я начал беспокоиться за свое лицо. Он рассмеялся – шутка, и шлагбаум гостеприимно взмыл ввысь. Еще одна шутка поджидала в служебном помещении музея, которое я мысленно нарек «рюмочной» (и не без оснований). Сотрудница Лариса находилась на своем рабочем месте, перелистывала бумаги. Услуги экскурсовода в этот час посетителям не требовались. Она повернула голову, приветливо улыбнулась. В главном зале музея за ее плечом царило загадочное безмолвие. Застыли манекены, разыгрывающие скорбные сцены, вырисовывались очертания траурных платьев, гробов, со стен в обрамлении окладов выжидающе поглядывали святые. Вез в никуда свой торжественно-траурный экипаж безучастный ко всему «водитель кобылы».

– У вас так тихо, словно все ушли на выборы, – подметил я.

Лариса прыснула, показала на закрытую дверь.

– Заходите, Никита, не стесняйтесь, вас ждут. Только осторожно.

Я не внял предупреждению, оно не отложилось в голове, толкнул дверь, вошел.

И отшатнулся, когда на меня метнулось что-то черное, оскаленное, с пылающими воспаленными глазами! Дверь захлопнулась у меня за спиной, я машинально отпрянул к ней, поднял руки – сдаюсь! От испуга перехватило дыхание – предупреждать же надо! С глухим ворчанием на меня взгромоздилось, словно приглашая на медленный танец, страшноватое существо. От чудовища пахло псиной – впрочем, умеренно, могло быть гораздо хуже. Горло собаки обвивал ошейник – ладно, хоть не дикая…

– Гека, фу! – возмущенно воскликнул Сергей Борисович, вставая из-за стола. – Ну, что ты, в самом деле… На место!

Чудовище неохотно слезло с меня, как-то плавно превратившись из монстра ночных кошмаров в щенка-подростка ротвейлера, и, помахивая обрубком хвоста, удалилось в угол, где сладко зевнуло и разлеглось, пристроив морду на лапы.

– Прошу простить, Никита Андреевич, – смущенно сказал Якушин, – но Лариса должна была вас предупредить.

– Ну, да, – пробормотал я, – в принципе, она предупредила… – Я опасливо покосился в угол. Собака смотрела на меня с интересом – словно прикидывала, с какой части тела лучше начать поедание.

– Не обращайте внимания, – улыбнулся Якушин. – Решил наконец взять щеночка, друзья посоветовали именно эту породу. Ей пять месяцев, еще ребенок. Жуткая обормотина, должен вам сказать. Такая проказница… На днях перегрызла кабель от роутера и на несколько часов погрузила наше учреждение во тьму средневековья… Прибыл мастер, так она его даже подпускать не хотела к перекусанному кабелю, лаяла, бросалась – как ребенок, право слово…

– Какое милейшее и добродушное создание, – пробормотал я, отклеиваясь от двери. – И как зовут этого славного песика?

– Долго подыскивали достойную кличку и решили назвать Гекатой. По-простому – Гека.

– Геката? М-м… – Я задумался. Слово смутно ассоциировалось с чем-то древнегреческим.

– Богиня тьмы и мрака, – подсказал Якушин, – а также лунного света, колдовства, преисподней…

– И ядовитых растений, – добавили откуда-то сбоку. От тембра этого голоса мне стало не по себе, я повернул голову. Варвара сидела у окна, спрятавшись за шкафом с бумагами, и смотрела на меня без всякой симпатии или, боже упаси, любви. – Она живет во владениях Аида и воплощает ужас ночи, – с желчью продолжала девушка. – Это бледная женщина с черными, как смоль, волосами. По ночам она выходит на охоту в сопровождении адских псов…

– Вот теперь все понятно, – сглотнул я. – Кстати, Сергей Борисович, а что здесь делает эта женщина?

– Не хочу быть арбитром в ваших поединках, – поморщился Якушин, – разбирайтесь сами. Варвара Ильинична здесь исключительно по делу. Кстати, что-то мне подсказывает, она не прочь с вами помириться, но об этом она подумает завтра, верно, Варвара Ильинична?

– А сегодня она продолжит меня недолюбливать, – улыбнулся я.

– Это неправда, Сергей Борисович, – фыркнула Варвара и слегка заалела.

Компания подобралась теплой. Малолетней «богине тьмы и мрака» с повадками дворовой хулиганки надоело лежать, она приняла сидячую позу и продолжала меня придирчиво визировать. На Варвару она не реагировала. Последняя смотрелась элегантно в парусиновом костюме песочного цвета, с новой укороченной прической, с подрезанной челкой, открывающей неприлично высокий для женщины лоб. И Сергей Борисович, как всегда, выглядел представительно. Костюмная тройка из переливающейся черной ткани, белая рубашка, седая окладистая бородка. Сергей Борисович был явно обеспокоен, хотя не акцентировал это. В дверь постучали, вошла, извинившись, статная женщина средних лет, положила перед Якушиным папку с бумагами и раскрыла ее. Он нацепил на нос очки, бегло просмотрел документы, стал подписывать. Пока он это делал, женщина украдкой поглядывала в мою сторону. Варвара сидела неподвижно, презрительно поджав губы. Якушин закрыл папку, женщина подхватила ее, поблагодарила и стремительно удалилась. На нее собака тоже не реагировала.

– Прошу извинить, – сказал Сергей Борисович, снимая очки, – налоги, налоги… Но это неизбежное зло, мы все должны содержать родное государство. Чаю хотите, Никита Андреевич?

– Нет.

– Как хотите. Если передумаете, сделаете сами. Может, присядете? Геката не укусит, не переживайте. Не скажу, что уже сегодня она занесет вас в список друзей, но когда-нибудь это сделает. Располагайтесь, друзья мои. Беседа будет долгой, и говорить в основном буду я… – Сергей Борисович посмотрел на часы, потом на лежащий рядом телефон, не подающий признаков жизни, удрученно качнул головой. Он усердно скрывал беспокойство. Я задумался: как-то странно. А ведь людей на шлагбауме сегодня было больше – четверо вместо традиционных двух. И по парку прогуливались люди в темной форме, и за сфинксом у входа в музей бдительно курили двое. Я мысленно перекрестился: надеюсь, это не связано с закрытым делом Марии Власовой… Я сел и быстро глянул на Варвару. Она тоже глянула и задрала нос. Я был безумно рад ее видеть! Надеюсь, мои чувства не отметились на лице всеми красками радуги.

– Сначала экскурс в историю, – начал Якушин. – Я не требую относиться серьезно к тому, что расскажу, – дело ваше. Возможно, вы слышали про эту историю, возможно, нет. Тысяча девятсот шестьдесят девятый год – время, когда СССР чувствовал себя уверенно, и люди искренне считали, что живут в самом прогрессивном и справедливом государстве. Место действия – 60-я параллель, западная часть Красноярского края, примерно между Енисеем и восточной границей Томской области. Места глухие, ландшафт горно-лесистый, много скал, речушки, озера. Население Тагаринского района, мягко говоря, небольшое – и тогда, и сейчас. Деревни, поселки, дороги ужасного качества. Райцентр Тагарино – ближе к Енисею… Слышали историю про «Тагаринскую принцессу»? – внезапно спросил Якушин.

– Да, разумеется, – кивнула Варвара.

Я пожал плечами. Я слышал много историй, но о такой – никогда.

– Никита Андреевич не по этой части, – подколола Варвара. – Он сказки с детства не читает. На вашем месте, Сергей Борисович, я бы не делала попыток достучаться до его бронированного разума.

– И все-таки я попробую. Летом шестьдесят девятого года по велению районных властей недалеко от села Ржавники решили построить каменный карьер по добыче щебня. Там много скал, в том числе подземных. Проводились геологические изыскания, потом стали подтягивать технику. Работали враскачку, около недели, пока не случился инцидент. Рабочий по имени Иван Караваев трудился на экскаваторе, заглублялся в грунт. Внезапно в каменном обрыве под ударным воздействием произошли сдвиги, вывалилась часть скалы, и образовалась ниша в ее теле. Это оказалось что-то вроде склепа. В склепе на каменном постаменте было установлено нечто массивное, мраморное, необычных очертаний, отдаленно напоминающее саркофаг. Лицевую сторону саркофага обрамлял затейливый узор, не имеющий ничего общего с традиционными узорами. Сверху лежала тяжелая крышка, скрепленная с саркофагом застывшим раствором – назовем его замазкой. Горнорабочий Караваев позвал товарищей, собрались мужики, озадаченно чесали затылки… Саркофаг, разумеется, вскрыли. Ломами, крепким словом – история об этом умалчивает. Толщина мраморных стенок необычного гроба оказалась порядка пятнадцати сантиметров. Практически полностью он был заполнен раствором розоватого цвета. В растворе лежала молодая и весьма красивая женщина – с длинными белыми волосами, на концах заплетенными в косички, и в белой одежде до колен, похожей на робу, – причем впоследствии ученые определили, что аналогов данного материала в нашем мире не существует. У девушки были большие голубые глаза – как ни странно, открытые. И вообще, она казалась живой – даже не спящей, а такой, что вот-вот встанет, начнет с любопытством озираться…

– Красивая история, – оценил я. – Теперь понятно, откуда пошли сказки про спящую красавицу.