– Первый взвод налево, второй – направо! Оцепить периметр, чтобы ни одна живая душа не проскочила! – выкрикнул он.

Солдаты разбегались, спотыкались о мертвых. Стрельба прекратилась. Капитан растерянно вертел головой. И куда, скажите на милость, нас занесло? Что за объект? Ни о чем подобном разведка не докладывала. Два десятка бойцов положил, и во имя чего?

Ноги понесли его к горящим баракам. Колючка порвана, столбы валялись, будка караульной смены пылала как соломенная. Бараки догорали, от них исходила невыносимая вонь. Чесноков выхватил несвежий носовой платок, стал дышать через него.

Крыльцо барака частично уцелело. Он прыжком перебрался внутрь и отшатнулся. Повсюду обгорелые останки людей в штатском. Жуткое месиво!.. Вывернутые конечности, распахнутые рты, пустые глазницы. Мужчины, женщины, несколько подростков, почти детей. Их расстреляли, а потом подожгли. Зачем? Надеялись, что скроют следы своих преступлений?

Капитан попятился, пулей вылетел из барака. Он не удержался, его вырвало. Ему еще не приходилось освобождать концентрационные лагеря, даже такие маленькие.

Чесноков поспешил убраться подальше от этого жуткого места, подбежал к входу в подземелье. Там сконцентрировались все его наличные силы. Солдаты залегли, кто-то засел за углом вяло горящей больницы. В подземелье вел бетонный пандус. На нем валялись трупы в немецкой форме.

– И почему встали? – хрипло выкрикнул Чесноков. – Присядем на дорожку, выпьем на посошок? А ну, вперед, добьем врага в его волчьем логове!

Несколько бойцов уже подбирались к пандусу. И вдруг все ожило, загремело, взорвалось! Из подземелья вылетели гранаты с длинными деревянными рукоятками. Люди, загнанные в подземелье, предприняли отчаянную попытку вырваться.

По наклонному подъему бежали эсэсовцы с лицами, искаженными злобой. Они палили из автоматов. За их спинами размахивал «вальтером» молодой ушастый унтер-штурмфюрер. В его лице, сведенном судорогой, не осталось ни кровинки. За ними держались люди в штатском, кто-то в белом халате, который не успел снять. Они тоже держали в руках автоматы.

Контратака была энергичной, насыщенной ревом и свинцом. Эсэсовцев было не меньше десятка, они перли тараном.

Но советский солдат был уже не тот, что в сорок первом. Бойцы палили из автоматов. Когда дистанция сократилась до ноля, они выхватили саперные лопатки и бросились врукопашную. Стычка была недолгой, но яростной. Уцелевших эсэсовцев сбросили к подножию пандуса и расстреляли из автоматов.

Корчился унтер-штурмфюрер, получивший пулю в живот. Его избавил от мучений молодой боец, пробил череп короткой очередью.

Вместе с эсэсовцами полегли несколько штатских. Кому-то удалось шмыгнуть обратно в подземелье. Им вслед полетели гранаты. Потом лавина красноармейцев хлынула вниз.

Капитан Чесноков шел со своими людьми.

«Осторожнее надо, – мелькнула у него гадкая мысль. – Мало ли что здесь может быть».

В глубине подземелья еще работали генераторы, и не все лампочки разбили пули. Солдаты в полумраке растекались по бетонным коридорам. В помещениях гремели выстрелы, билось стекло, трещала мебель.

Капитан свернул в какой-то коридор, озаренный бледным светом. Из комнаты по ходу движения вывалился мужчина в очках и белом халате. Он что-то гневно выкрикнул и припустил к повороту на лестницу. Чесноков вскинул «ТТ», дважды выстрелил ему в спину, перепрыгнул через труп.

На лестнице, падающей вниз, тоже горела лампочка. Капитана обогнал проворный красноармеец, пристреливший унтер-штурмфюрера. Он прыгал вниз по ступеням, когда из-за поворота внезапно вынеслась женщина в распахнутом белом халате. Белокурые волосы рассыпались по плечам, глаза затравленно метались. Она выругалась по-немецки, вскинула «люгер» и выстрелила. Красноармеец покатился под лестницу.

Чесноков тоже грязно ругался, посылая в чертову бабу пулю за пулей. Она визжала, дергалась, пока заключительный комок свинца не пробил высокий лоб. Капитан отшвырнул ее ногой, бросился дальше.

Там были какие-то причудливые лабиринты, лаборатории со стеллажами. Еще недавно здесь стояли микроскопы, пробирки, ампулы, баночки. Теперь все было порушено, кругом валялось битое стекло, растеклись какие-то жидкости. Шкафы, горелые бумаги, обугленные гроссбухи, толстые папки, содержимое которых уже невозможно прочесть.

Похоже, он не ошибся насчет осторожности. У стены стояли стеклянные шкафы с противогазами и защитными костюмами.

Дальше коридор с крохотными клетушками. Почти все двери нараспашку. В нескольких клетках валялись обнаженные тела. Их будто заразили какой-то мерзостью. Кожу покрывала сыпь, животы разбухли.

Чесноков попятился. Он не был полным идиотом, догадывался, что нож и пуля – не единственные угрозы для жизни.

– Все назад! – выкрикнул он и попятился, махая пистолетом. – Оглохли, товарищи бойцы? Передавайте по цепочке: все назад из подземелья. Тут будут работать специальные команды! А то подхватите какую-нибудь холеру!

Красноармейцы выбегали наружу, вытаскивали своих раненых. Кто-то нервно закурил, другие попадали в траву.

Чесноков вышел в числе последних. Да, они явно нарвались на засекреченную лабораторию, отбили ее высокой ценой. Самое противное, что немцам еще до штурма удалось тут все уничтожить.

– Собрать погибших! – прохрипел Чесноков. – Погрузить в машину! Всем выходить строиться! На объекте останется отделение Лопатченко! Ждать, пока прибудет специальная команда, или кто там еще.

– Товарищ капитан!.. – К ротному подбежал взмыленный ефрейтор с выпученными глазами. – Мы с Осиповым в самый низ спустились. Там такое!.. Пещера, тележки по рельсам катаются. Печь здоровенная, в которой мертвецов сжигают… как ее?

– Крематорий, – подсказал Чесноков.

– Ага, точно. Мы заглянули туда. Мама дорогая!.. Костей навалено по самое не горюй, черепа человеческие валяются.

– Так вон труба, – сказал кто-то. – Она у них, видать, и дымила.

– Разберемся, товарищи. – Капитан опять почувствовал позывы к рвоте. – Компетентные товарищи обязательно прибудут. Всем по коням! На этот объект мы не рассчитывали. Забыли про наступление?

Бойцы потянулись к западным воротам. Отделение, выделенное командиром второго взвода, собирало тела боевых товарищей, заворачивало их в плащ-палатки.

Тут послышался шум на другой стороне объекта. Матерились красноармейцы, пинками и прикладами гнали двух испуганных людей. Те что-то лопотали на немецком, закрывались руками.

– Петруха, давай я их пристрелю к едрене фене! – прокричал рыжеволосый боец, потерявший каску. – На хрена они нужны?

– Пусть командиры разбираются, нужны или в расход немчуру, – пробормотал усатый сержант, виртуозно работая прикладом. – Вроде не сопротивлялись, не стреляли, просто сбежать хотели. – Он схватил немцев за шиворот, бросил в пыль перед капитаном.

Силища у сержанта была богатырская.

Пленники с виду не представляли особого интереса. Среднего роста, сложения отнюдь не атлетического. Оба одеты в штатское, мятые брюки, пиджаки, пуловеры. У того, который в очках, чудом усидевших на носу, поверх пиджака был наброшен белый халат, впрочем, уже серо-зеленый. У второго были выбиты два передних зуба. Он потешно свистел, таращил глаза. У него было вытянутое лицо. Глубокие залысины налезали со лба на макушку.

Мужчины вели себя смирно, тряслись от страха, жалобно смотрели на капитана. Они что-то взволнованно лепетали, глотали слова.

– Из подземелья вышли, товарищ капитан, – отчитался сержант. – Вон там, на той стороне, еще один ход был из их бункера. Мы гранату подложили, нет его больше. Смотрим, люк такой в траве открывается, и эти двое лезут. И ведь чуть не ушли эти черти фашистские. Насилу догнали. Хотели кончить, но они вроде без оружия. Мы обыскали, нет у них ничего.

Мужчина с залысинами начал энергично что-то бормотать, жестикулировать.

– Встать! – приказал Чесноков.

Немцы поняли, стали подниматься. Мялись, потупившись в землю.

– Харченко, ко мне! – позвал Чесноков командира третьего взвода, достаточно сносно изъясняющегося на немецком. – Спроси, кто такие, что за хрень тут у них.

Трещали оба разом, что-то просили. Харченко поморщился. Сообразительный сержант треснул очкарика по затылку. Тот заткнулся. Теперь говорил другой, потом выдохся, тяжело задышал.

– Тут у них что-то вроде научно-исследовательского медицинского центра, – проговорил Харченко и озадаченно почесал затылок. – Вирусы всякие, бактерии чумы, сыпного тифа. Разрабатывали лекарства от этих болезней.

– А сколько народа положили по ходу своих разработок? – проворчал Чесноков. – В бараках уйму людей настреляли, в крематории сколько нажгли. Евреев массово уничтожали, суки.

– Говорят, что это не они. – Харченко пожал плечами. – А некий оберштурмбаннфюрер Штеллер. Он и его заместитель выехали отсюда еще вчера. Этот упырь был у них за старшего и за главное медицинское светило. А они, дескать, простые исполнители, люди сугубо штатские, прибыли в длительную командировку из какого-то научного центра. Тот, что в очках, – некий Рунгер, старший лаборант. Второй – Зигмунд Киттель, член исследовательской группы, занимающейся какими-то вирусами. Уверяют, что не имеют к армии и СС никакого отношения, вели научную работу, не зная, во что это должно вылиться.

– Ага, не знают они, – заявил сержант. – Сейчас они все невинные овечки, в фашистских преступлениях не участвовали, боже упаси. Спросите у них, товарищ лейтенант, может, они еще и евреев спасали? Им орден дать?

Чесноков кусал губы, усиленно размышлял.

«Эмоции – это одно. Но за них меня в штабе дивизии по головке не погладят. Эти двое – все, кто тут выжил. Документация уничтожена, оборудование тоже. Если узнают, что я их расстрелял, то у меня могут быть неприятности».

– Грузите в машину этих овечек, хлопцы, – распорядился он. – Отправим в Злотов под конвоем, пусть там решают, куда их. Харченко, передай командование Рудакову, поедешь с ними. Надеюсь, Злотов уже у нас. Все расскажешь представителю Смерша или кого там найдешь. А нам эти геморрои ни к чему, наступать надо.

Бойцы покидали разгромленный объект. Отделение, оставшееся там, принимало его под охрану.

Солдаты гнали задержанных к машине.

– А ну, пошевеливайся, немчура! – покрикивал конвоир. – Пинками подогнать или как? Тормозной жидкости напились? Молитесь, уроды, что вам пока жизнь оставили!

В четыре часа пополудни немецкие войска сделали попытку перейти в контрнаступление. Ударная группа из нескольких пехотных батальонов при поддержке двух танковых рот прорвала фронт напротив Злотова и двинулась в восточном направлении.

Две советские стрелковые роты, стоящие на этом направлении, пятились к Земану, ожесточенно огрызались. До моста через реку не дошли, спешно рыли окопы на косогоре. Туда прибыла полуторка с противотанковыми ружьями. Полтора часа шел отчаянный бой, в ротах уцелела треть личного состава. Даже раненые тянулись к оружию, отказывались уходить в тыл. Восемь хваленых «Тигров» горели на подъезде к мосту.

В шесть вечера подошло подкрепление, и свежие силы ринулись в бой. Немцы выдохлись, стали откатываться. Всю ночь по мосту через Земан шли танки и пехота.

С рассвета наступление продолжилось. Но фланги советских войск были сильно растянуты, резервы еще формировались. Разрозненные части вермахта бросались в отчаянные контратаки. До Витебска и Орши советские войска не дошли, встали, начали закапываться в землю. Немцы занимались тем же. Атаковать ни у кого не было сил.

Линия фронта установилась в двадцати километрах к западу от Злотова. Городок оказался в ближнем тылу.

Лейтенант Харченко доставил задержанных в Злотов. Никакой комендатуры и отдела контрразведки там еще и в помине не было. Город только взяли, там царила неразбериха. На окраинах еще трещали выстрелы. Солдаты разбирались с бродячими группами немцев и полицаев.

Часть полка ушла за Земан, другие подразделения растеклись по району. Начштаба убили, комполка тяжело ранили. Офицеров оставалось с гулькин нос, в основном низового звена. Солдаты занимали здание немецкой комендатуры, где до войны размещались советские власти.

Харченко проклял все на свете, пока отыскал замордованного делами капитана полковой контрразведки Топтыгина. Он поймал его в коридоре комендатуры. Тот бежал во двор, где его ждал «газик», загруженный солдатами.

– Товарищ капитан, я настаиваю! – рявкнул вконец отчаявшийся Харченко.

Топтыгин с изумлением уставился на него, недоверчиво покрутил головой, потом вернулся в пустой кабинет, где еще висели немецкие шедевры наглядной агитации, и крикнул в окно, чтобы подождали. Харченко лаконично изложил самую суть дела. Топтыгин очумело качал головой, раздраженно фыркал. Только этой проблемы ему сейчас и не хватало! Какой еще секретный объект медицинской направленности?! Но реагировать надо. Его по головке не погладят, если проворонит что-то важное.

– Ну и что с тобой делать, лейтенант? – Топтыгин вскочил и забегал по кабинету. – Вот скажи, какого хрена ты этих деятелей ко мне привез? Давай так. Калинки знаешь? Это там. – Он махнул рукой. – Поселок на северной окраине, фактически в городской черте. Там у нас взвод и старая гауптвахта. Бывшая воинская часть. Найдешь. Вези туда своих доходяг, пусть их поместят на гауптвахту. Туда мародеров тащат, дезертиров, сдавшихся полицаев. Некуда больше. Найдется место и для твоих гавриков. Скажешь, полковая контрразведка распорядилась. Пусть охраняют. А я свои дела закончу и потолкую с твоими фрицами. Вдруг и правда что-то ценное. Ну, давай, лейтенант, с коммунистическим приветом, как говорится. – Топтыгин вытолкал Харченко из кабинета и устремился вниз по лестнице.

Обрадованный лейтенант тоже прыгнул в машину и повез немцев в Калинки, до которых от Троицкой улицы было рукой подать. Скандала на гауптвахте не вышло. Услышав фамилию контрразведчика, военный с погонами старшего лейтенанта отомкнул два зарешеченных отсека, втолкнул в них задержанных.

– Кормить не обещаю, – проворчал он, чтобы хоть как-то выразить свое отрицательное отношение к происходящему. – Мне своих-то вояк кормить нечем. А тут еще эти дезертиры, предатели всякие.

Харченко облегченно вздохнул, принял у старлея расписку в получении господ Киттеля и Рунгера и кинулся на объект снимать людей Лопатченко. Они для боя нужны! Топтыгин сюда своих подвезет.

Но капитана Топтыгина через час убили. На берегу Земана к северу от Злотова разведчики зафиксировали группу немецких солдат с пулеметами и высокопоставленным офицером абвера, который Топтыгину был крайне нужен. Он давно охотился за этим типом, имеющим отношение к разведшколе, расположенной в городе Рошеве.

Немцы пытались переправиться через реку, которая на данном участке имела бурное и опасное течение. Им пришлось вязать плот из того, что было под рукой. Другого способа они не нашли. В группе были раненые, в том числе и тот самый офицер, подстреленный в ногу.

Надежда на глухое местечко не оправдалась. Два отделения красноармейцев заблокировали участок берега. Капитан Топтыгин предъявил ультиматум, только вот чересчур высунулся. Пуля попала ему в голову. Немцев вместе с плотом забросали гранатами, уничтожили всех. Офицер абвера унес на тот свет все свои тайны.