– А вторая причина – разузнать обстановку в городе, – раздался откуда-то сбоку мужской голос. Это, конечно же, был Барба.

– Здравствуй, старик, – сказал ему Пахаро. – Да, ты прав, мне нужно знать, что творится в городе.

– Ну а что здесь может твориться? – сказал Барба. – Творится то, что и положено. Ищут тех, кто натворил дел в ресторане. То есть ищут тебя.

– Это я уже знаю, – сказал Пахаро. – А еще что?

– А больше ничего, – ответил старик.

– Вот и ладно, если так, – сказал Пахаро. – Если они ищут меня, то на все остальное не станут обращать внимания.

– Ты что-то опять задумал? – с тревогой спросила девушка.

– Ну что ты, – самым беспечным голосом ответил Пахаро. – Так, пустяки… Просто может так случиться, что нам на какое-то время нужно будет укрыться. Это если мы не сумеем вырваться из города. Старик, у тебя найдется такое местечко? Не в этом же домишке нам укрываться…

– Сколько вас всего? – спросил старик.

– Со мной восемь человек.

– Найдется, – ответил Барба. – Место надежное. Пустующий дом на окраине. Подойдет?

– Вполне. Но это на самый крайний случай. А так-то никакое укрытие нам, скорее всего, не понадобится. Мы везучие. Но если нам все-таки придется в том доме на окраине пару дней отсидеться, то ты, Гата, будешь нас навещать. Будешь приносить нам еду и воду. Ты ведь будешь приходить к нам по ночам?

– Скажи хоть, что ты задумал, – попросила девушка. – Чтобы у меня на душе было чуточку спокойнее.

– Потом, – сказал Пахаро. – Так или иначе, ты все узнаешь и без меня. Ну, а пока что пожелайте нам удачи и везения.

Пахаро еще раз прикоснулся к волосам девушки, улыбнулся и вышел на улицу.

Леон, той же ночью,

резиденция генерала Уго Монтеса

Оказалось, что резиденцию охраняли солдаты Национальной гвардии. Кроме того, в окнах резиденции горел свет и сновали чьи-то тени. И то и другое было делом скверным, так как означало, что проникнуть сандинистам внутрь резиденции незамеченными вряд ли удастся. Нужно будет действовать в открытую, напролом, но для этого необходим предлог. А предлога не было, его нужно было придумать, и причем немедленно, пока на Пахаро и его бойцов не обратили внимания.

Остановив оба джипа в сторонке, чтобы они меньше бросались в глаза, сандинисты устроили совещание.

– Охрана еще ладно, – сказал Пахаро. – Охрана – дело обычное, это понятно. Но вот свет в окнах… И еще какие-то люди. Что они там делают – ночью? Почему именно ночью? Почему не могли дождаться, когда наступит день?

– Если они там ночью, то, значит, дело важное и срочное, – заметил один из бойцов. – Такое дело, которое не терпит отлагательства. Иначе они бы сейчас спали, а не мельтешили бы в окнах.

– Вот то-то и оно, – задумчиво произнес Пахаро. – Не нравится мне эта суета. Уж не генеральские ли сокровища они ищут?

– Может, и так, – предположил тот же самый боец. – Когда же их и искать, как не ночью? Днем много лишних глаз, а краденые деньги и бриллианты подобное не любят.

– Кажется, мы опоздали, – сказал третий боец.

– Как это так опоздали? – не согласился Пахаро. – Еще ничего не потеряно. Нужно только пробраться внутрь резиденции и разузнать, в чем дело.

– И дальше действовать по обстановке, – добавил кто-то из бойцов.

– Вот именно, – согласился Пахаро. – Слушайте, что я придумал. Будем действовать так…

Оба джипа разом подъехали к резиденции и остановились. К ним подошли несколько солдат, охранявших резиденцию.

– Кто вы такие? – спросил один из охранников. – Что вам нужно?

– Мы саперы, – ответил Пахаро. – Нам нужно срочно попасть внутрь здания. У нас приказ.

– Какой приказ? Какие саперы? – Охранник в недоумении уставился на Пахаро.

– Имеется информация, что резиденция заминирована, – ответил на это Пахаро. – Нам дан срочный приказ найти мины и обезвредить их. Срочный приказ, ты понял? Иначе… – И Пахаро выразительно пошевелил пальцами.

– Заминирована? – вытаращил глаза охранник. – Как так? Кто мог ее заминировать?

– Ты что, совсем дурак? – повысил голос Пахаро. – А кто убил генерала Уго Монтеса? Кто взорвал ресторан вместе с гостями? Ты в какой стране живешь, парень? Ты для чего носишь военную форму и оружие? Ну-ка, мигом проведи нас в помещение! Время не терпит, взрыв может произойти в любую минуту! И тогда главным виновником будешь ты!

Кто бы мог бестрепетно устоять, услышав такие грозные слова? Кому бы пришло в голову в чем-то заподозрить восьмерых людей, назвавшихся саперами? А вдруг и вправду рванет с минуты на минуту? Ведь и впрямь кто-то же убил генерала Уго Монтеса и кто-то же взорвал ресторан со всеми его гостями!

– Ступайте за мной! – торопливо произнес охранник. – Вы хотите пройти все сразу?

– Конечно, – спокойно произнес Пахаро. – Чем больше нас будет, тем быстрее мы отыщем спрятанные мины. Тебе что же, это непонятно? А наши машины пускай стоят там, где мы их оставили. Ты понял?

– Да-да! – торопливо ответил охранник. – Проходите. Вот сюда…

Внутри помещения и впрямь были какие-то люди. Их было немало – никак не меньше десяти человек. И это лишь в одном помещении. Но в резиденции были и другие помещения, и там тоже могли быть люди. А вот сколько и кто они – того ни Пахаро, ни его бойцы, разумеется, не знали. Те десять человек, которые находились в помещении, были все одеты в цивильную одежду, но выражение их лиц было мрачным. Это, конечно же, были не какие-то случайные люди и тем более не грабители. Скорее всего, это были чьи-то доверенные лица – не исключено, что самого Сомосы. И если так, то выполняли они здесь какое-то особо важное, значимое дело. Ну а какое это могло быть дело? Скорей всего, это дело касалось генеральских денег и драгоценностей. А иначе что бы этим мрачным людям было делать сейчас, посреди ночи, в резиденции убитого намедни сомосовского генерала?

А из этого следовало, что, похоже, Пахаро со своими бойцами и впрямь опоздал. Более того, его уверения в том, что он и его люди – саперы, никуда не годятся. В этом можно было убедить напуганного и по этой причине легковерного охранника, а вот этих людей с мрачными лицами ни в чем подобном не убедишь. Они не поверят. Если бы резиденция и впрямь оказалась заминированной, то они, эти люди, об этом бы знали. И их сейчас здесь не было бы. А они здесь и молча смотрят на Пахаро и его бойцов злыми, напряженными взглядами. Пока молча, но вскоре они начнут задавать вопросы. И какими бы эти вопросы ни были, ответить на них Пахаро нечего. Любой его ответ будет неубедительным лепетом. А если промолчать и не отвечать ничего, то будет еще хуже. Да, кажется, на этот раз Пахаро и его люди серьезно вляпались…

Все эти соображения пронеслись в голове Пахаро мгновенно. И так же мгновенно созрело решение: нужно доигрывать спектакль до конца, нужно постараться хотя бы на какое-то время ввести этих людей в заблуждение, кем бы эти люди ни были, и тем самым выиграть время. Если будет хотя бы немного выигранного времени, то появится возможность действовать по обстановке.

– Кто вы такие? – вопрос наконец был задан. – Что вам здесь нужно?

– Мы – саперы, – изо всех сил стараясь быть спокойным, ответил Пахаро. – У нас приказ – осмотреть всю резиденцию. Есть основания предполагать, что она заминирована.

– Что за чушь! – удивленно произнес мрачный мужчина. – Какие мины, какие саперы? Почему мы об этом ничего не знаем?

На это Пахаро лишь передернул плечами. Этот жест, несомненно, означал лишь одно: он понятия не имеет, почему эти люди ничего не знают о минировании, он – человек маленький, у него приказ осмотреть все помещение резиденции, оттого он вместе со своими людьми и прибыл сюда посреди ночи. А все остальное его не касается. В то же самое время Пахаро зорко осматривался по сторонам. И он обратил внимание на четыре довольно-таки внушительные картонные коробки, туго перетянутые шпагатом. Что было в тех коробках, он, конечно же, не знал, но скорее всего, там было что-то ценное и важное, иначе зачем бы этим коробкам красоваться сейчас посреди помещения? А они красовались и были расположены таким образом, будто бы их вот-вот возьмут и вынесут из помещения, поскольку были здесь неуместны.

Мрачный мужчина в штатском тем временем потянулся к телефону на небольшом столике у стены. Этот жест Пахаро был вполне понятен: мужчина намеревался кому-то позвонить и уточнить – действительно ли имеются подозрения, что резиденция убитого генерала заминирована, и в самом ли деле в резиденцию были присланы саперы для разминирования. Вот сейчас он позвонит и…

Медлить было нельзя, любое промедление означало для Пахаро и его бойцов лишь одно – гибель.

– Огонь! – скомандовал Пахаро.

Тотчас же застрекотали автоматы Пахаро и его людей. Но в ответ тоже раздались выстрелы – у мрачных людей в штатском, оказывается, также имелось оружие. Невообразимая пальба и кутерьма поднялись в помещении.

– Коробки! – Пахаро старался перекричать грохот выстрелов. – Берем коробки – и к выходу!

Он ухватил одну коробку, кто-то из бойцов – три оставшиеся коробки. Все происходило мгновенно, в грохоте и дыму, притом кто-то из людей Пахаро догадался выключить в помещении свет. Держа коробку в одной руке, другой рукой Пахаро нащупал в кармане картонный прямоугольник с изображенными на нем птицей и змеей, достал, бросил его на пол и побежал к выходу.

На грохот выстрелов уже бежала охрана. Расталкивая охранников, Пахаро и его бойцы, держа коробки в руках, лавиной скатились вниз по лестнице и выбежали на улицу. К счастью, их джипы стояли тут же, у подъезда, никто не отогнал их в какое-то другое место.

Швырнув коробки внутрь джипов – по две коробки в каждый автомобиль, сандинисты мигом уселись туда же и сами и только тут заметили, что их не восемь человек, а всего лишь шестеро. Двоих не было. И это было очень плохо, потому что неизвестно, что с ними – живы они или убиты, но хуже всего было то, что этим двоим ничем нельзя было помочь. Немыслимо было возвращаться обратно в то помещение, откуда сандинисты только что чудом выбрались, немыслимо даже было ждать тех двоих. Все это означало лишь одно – гибель для всех остальных. Шесть живых – это в любом случае лучше, чем восемь убитых. Это арифметика войны, и никакой другой арифметики на войне не бывает.

– Уезжаем! – скривив лицо, скомандовал Пахаро. – Немедленно! Я сказал – уезжаем!

Да, нужно было уезжать, и притом как можно скорее. Нужно было, петляя по городским улицам и не зажигая фар, как можно быстрее выбраться за пределы города. Там, за городскими окраинами, было спасение. А внутри города – смерть. Обе машины разом тронулись с места.

– Кто? – коротко спросил Пахаро, не обращаясь ни к кому конкретно.

– Дивертиго и Пастор, – ответил кто-то.

Это означало, что с ними нет этих двоих – Дивертиго и Пастора. Веселого и Пастуха.

– Вперед! – сжав до боли зубы, скомандовал Пахаро.

* * *

Как ни торопились сандинисты, а все же Пахаро дал команду свернуть на одну из окраинных улиц, где жили девушка Гата и старик Барба. Попасть туда нужно было непременно, хотя бы на миг, чтобы предупредить девушку и старика. Ведь неизвестно было, что сталось с теми двумя бойцами – Дивертиго и Пастором. Хорошо, если оба они убиты, потому что мертвые ничего не скажут. А если они живы и только ранены? Тогда дело обстоит хуже. Тогда их станут допрашивать. И они могут все рассказать. Конечно, может так статься, что ничего и не расскажут, а предпочтут смерть предательству. Но что если они все же расскажут? Захотят спасти свои жизни и расскажут? Или не выдержат пыток? Сомоса – палач и зверь, и он окружил себя такими же палачами и зверьми, как сам. Говорят, у Сомосы умеют допрашивать…

Ну и вот. Расскажут. И о Пахаро, и об его отряде, и много еще о чем, но главное – расскажут о девушке и старике. Ведь и Дивертиго, и Пастор знают, кто такие на самом деле Гата и Барба, и знают, где они живут. Ну а что будет дальше, о том и говорить не надо. Значит, девушку и старика необходимо предупредить о грозящей им опасности. Предупредить во что бы то ни стало. Даже ценой собственных жизней.

– Тормози! – приказал Пахаро бойцу, сидевшему за рулем.

– Но…

– Я сказал тормози! Ждите меня здесь! Я мигом!

До дома, в котором жили девушка и старик, было довольно-таки далеко – целых три квартала. Пахаро на всякий случай не стал останавливаться ближе. А вдруг за ними погоня? Очень было нежелательным, чтобы погоня настигла их рядом с домом, в котором проживали девушка и старик…

Пахаро и сам не помнил, как он достиг того самого дома. Он даже не до конца осознал то, что вот он стучится в заветное окошко. Он действовал, будто в полусне. Сейчас он ясно понимал только одно – он во что бы ни стало должен предупредить любимую девушку о грозящей ей опасности. Ну, и старика, конечно, тоже. А вот что будет дальше – об этом он почти не думал…

За стеклом в полумраке мелькнуло лицо Гаты. Потом щелкнул дверной замок, и Пахаро буквально ввалился в дом.

– Вот, – тяжело дыша, сказал Пахаро. – Я прилетел… Долетел…

– Что случилось? – встревоженно спросила девушка.

Послышался шорох и сухое покашливание старика.

– Пока ничего, – сказал Пахаро. – Но вам двоим надо уходить. Сейчас же, немедленно! Пока еще не рассвело. Ночью безопаснее.

Ни девушка, ни старик не стали спрашивать, почему им нужно бросать дом и уходить. Все, в общем, было понятно и без расспросов. Понапрасну Пахаро таких слов не скажет. Значит и впрямь случилось что-то особенное. Что-то страшное.

– Понятно, – отозвался старик. – Но может быть, ты заберешь нас с собой?

– О, нет! – ответил Пахаро. – Сейчас я опасный попутчик… Вы уж как-нибудь сами… Вы знаете, куда идти. В Кордильера-Исабелья…

– Знаем, – коротко ответил старик.

– Хорошо, – сказал Пахаро. – Тогда все. Встретимся в горах, на базе. До встречи.

– Береги себя, линдо. – Она впервые назвала Пахаро словом «милый».

Пахаро ничего на это не сказал, лишь нежно коснулся волос девушки. И вышел.

…Погоня их не настигла. Или, может, они, плутая по окраинным улочкам, просто сбили погоню со следа. Впрочем, это было неважно. Важно было другое – они спаслись и в этот раз.

Они проехали еще добрых пятьдесят километров и остановились. Здесь начинались горы, здесь они были в относительной безопасности.

– Кажется, спаслись, – выдохнул Пахаро. – Самая пора взглянуть, что в этих чертовых коробках. А то, может, мы напрасно тащили их за собой в такую даль. Ну-ка, посветите кто-нибудь!

Вспыхнул фонарь в чьей-то руке, и Пахаро ловко, одним взмахом ножа, располосовал одну из коробок. В коробке были деньги – американские доллары. Пахаро скривился, взял одну пачку, подержал ее в руке и брезгливо швырнул обратно в коробку, будто это были не деньги, а какая-то гадость.

– Что и требовалось доказать, – сказал он. – Думаю, в других коробках – то же самое. Деньги или, может, какие-нибудь побрякушки. В общем, будем считать, что нам повезло. Ладно, поехали. Пускай с этим богатством разбираются наши командиры. А мы свое дело сделали.

Они тронулись в путь и ехали еще добрых пятьдесят километров, не зажигая фар. А затем дорога кончилась, кругом были крутые, поросшие деревьями горы. Дальше нужно было идти пешком. Бойцы замаскировали джипы, взяли коробки, и пошли.

О двух своих товарищах – Дивертиго и Пасторе – они не вспоминали. Хотя, наверное, все же вспоминали, но промеж себя ничего о них не говорили. Что было толку в таких разговорах? Разговорами их вернуть было невозможно, даже если Дивертиго и Пастор были живы…

Манагуа, отдел службы безопасности

Национальной гвардии

Это могло показаться невероятным, но и Дивертиго, и Пастор остались живы. Живы, но оба ранены. Причем, что, опять же, можно было считать чудом, их раны оказались несмертельными – оба были ранены в ноги. Оттого-то они и не побежали вслед за своими товарищами – на раненых ногах далеко не убежишь. Застрелиться им мрачные люди в штатском тоже не позволили, ловко выбив у них из рук оружие. Да, впрочем, ни Пастор, ни Дивертиго и не собирались стреляться. В той кутерьме оба они испугались и утратили присутствие духа, что, в общем, было и немудрено. Попробуй-ка проконтролируй себя, когда в тебя со всех сторон стреляют, а сам ты ранен и боль от раны разрывает тебя на части! Мало кому удается сохранить самообладание в таком-то положении. К тому, что ты ранен, надо еще и привыкнуть, а это очень даже непросто. Кроме того, и Дивертиго, и Пастор были молоды, и они хотели жить.

Из генеральской резиденции в Леоне двух плененных сандинистов доставили в Манагуа, где ими занялась служба безопасности Национальной гвардии, подчиненной непосредственно диктатору Сомосе. А именно тот ее отдел, который ведал борьбой со все нарастающим народным сопротивлением. Сопротивление это носило название Сандинистский фронт национального освобождения, или, если говорить коротко, сандинисты.

В отделе службы безопасности Пастора и Дивертиго подвергли допросу. В госпиталь никто их отправлять и не думал, сомосовским приспешникам, прежде всего, важно было выведать у плененных сандинистов всевозможные подробности того, что произошло, а уж госпиталь будет потом – если он вообще понадобится.

Первым допрашивали Пастора. Допрашивали его три мрачных типа, задавая вопросы поочередно, а иногда один и тот же вопрос задавали все трое. Это был очень мучительный допрос – в том смысле, что рану на ноге никто толком не обработал, ее лишь наспех перевязали. Рана очень болела, Пастору хотелось пить, его мутило, он был напуган и подавлен. Но, несмотря ни на что, этот щуплый двадцатилетний парень был преисполнен решимости сражаться до конца. Он понимал, что это, может статься, будет его последний бой в жизни, но он намеревался выдержать его с честью, как и полагается истинному бойцу за правое дело. К тому же он не верил, что может погибнуть, потому что в двадцать лет кто верит в собственную смерть?

– Как тебя зовут? – спросил один из следователей.

– Пастор, – ответил юноша, невольно кривясь от боли.

– Я спрашиваю о настоящем твоем имени! – повысил голос следователь.

– Пастор, – повторил юноша.

– Вот как! – хмыкнул второй следователь. – Значит, Пастор и никак иначе… Что ж, пускай будет так. Для нас это не имеет значения.

– Ты – молодой человек, – сказал Пастору первый следователь. – Ты ранен, тебе больно. Ты, конечно же, хочешь жить. Мы поместим тебя в госпиталь, ты останешься жив. Но для этого ты должен ответить на несколько наших вопросов.

– Я ничего вам не скажу! – решительно ответил юноша.

– Вот как? – с преувеличенным удивлением спросил следователь. – Значит, ты не хочешь жить?

– Ценой предательства – не хочу! – еще решительнее ответил Пастор.

– Смелые слова, – насмешливо произнес следователь. – Насколько смелые, настолько и глупые. Кого ты не желаешь предавать? Бандитов, которые грабят и убивают? А ведь они грабят и убивают, разве я не прав?

– Это вы бандиты! – сказал Пастор. – Это вы грабите и убиваете! Вместе с вашими хозяевами американцами. А мы сражаемся за свободу!

На это следователь не сказал ничего. Он лишь переглянулся со вторым следователем и махнул рукой. Тотчас же в помещение вошли два солдата и поволокли Пастора к выходу.

– Будем надеяться, что второй окажется умнее первого, – скривился первый следователь.