– Нет, – наконец, сказал он. – И Бильярдист – тоже… Храбрый, исполнительный… Веселый. Да, веселый… Знаете, все мы постоянно были в напряжении, боялись оступиться и ошибиться. А он, похоже, этого не боялся. Он почти всегда улыбался. Даже в минуты опасности. Помню случай. Я, он, Карагач и еще один из наших проводили акцию. Нам нужно было взорвать склад с горючим. Все прошло замечательно, взорвали. Огонь – до самого неба, все трещит, клокочет, стреляет, немцы всполошились! Мы – ползком подальше, промеж камней, по расщелинам, потому что хоть и ночь, а все равно все вокруг видно. Пламя-то будь здоров! А он, Бильярдист, сидит прямо на виду и хохочет. «Прячься! – кричим мы ему. – Заметят!» Куда там! Поднялся в полный рост, еще и чечетку сплясал. И только затем схоронился за камнем. Веселый был человек. Храбрый.

– Был? – взглянул на Стратега Ольхин.

– Ну, это я так… – пояснил тот. – Вырвалось. Думаю, что с ним все в порядке. Где-то бродит. Гуляет, веселится. Теперь-то отчего не веселиться?

– Вы давно его знаете? – спросил Ольхин.

– Бильярдиста? Поменьше, чем остальных. Мы познакомились в сорок третьем.

– Расскажите об этом подробнее.

– Подробнее… Подробнее – получилось так. Его к нам прислали из партизанского отряда. Мы поддерживали связи с партизанами, сами понимаете… Так вот, прислали, сказали, что он опытный и проверенный в деле подпольщик, а потому в городе пригодится больше, чем в отряде. Да откуда же он взялся, такой опытный, спросили мы? А, говорят, до этого он был в подпольной группе «Кара-Даг»…

– Это в той, которую немцы уничтожили в сорок третьем году? – уточнил Ольхин.

– В ней, – кивнул Стратег.

– Что же, гестаповцы арестовали не всех?

– Почти всех. Спасся только он и еще несколько. Бильярдист каким-то чудом сумел уйти от немцев, скрывался в горах. Там и встретился с партизанами. Они его и передали нам. Сказали, чтобы мы в нем не сомневались – человек, мол, надежный. Он и вправду оказался надежным. А главное – удачливым. За что бы он ни брался, все у него получалось. Даже самые рискованные дела. И эта постоянная его улыбка. Широкая, красивая, озорная. Мне кажется, что он и спал с улыбкой. Веселый человек. Легкий, надежный.

– Он что-нибудь о себе рассказывал?

– Ну, мы старались ни о чем лишнем друг дружку не расспрашивать, – сказал Стратег. – Такова была инструкция, да и без инструкции все было понятно. Меньше знаешь – меньше скажешь под пытками, если тебя арестуют.

– Угу… – кивнул Ольхин. – Ну, а как ему удалось уцелеть, он не рассказывал?

– Рассказывал. Сказал, что убежал.

– Вот так просто взял и убежал?

– Не просто, а убив двоих или даже троих фашистов. Затем выскочил в окно. Немцы стреляли вслед, но не попали.

– И что же, вы поверили?

– А почему бы нам не поверить? – с недоумением спросил Стратег. – Какие у нас были причины, чтобы не верить? На войне всякое случается… К тому же он был перед нами как яичко, весь на виду. Мы все были друг перед другом на виду. Какие тут сомнения?

– А о своей довоенной жизни он что-нибудь рассказывал?

– Мне – нет, – сказал Стратег. – Может, кому-то другому… Хотя тоже вряд ли. Говорю же, мы старались ни о чем лишнем друг друга не расспрашивать.

– Как его звали?

– Бильярдист, – усмехнулся Стратег.

– Но, может, он называл какое-то другое имя? – спросил Ольхин. – Допустим, ненароком проговорился…

– Может, и называл, – сказал Стратег. – Да только что с того? Имя можно и выдумать.

– Можно и выдумать, – задумчиво согласился Ольхин. – Все можно выдумать, даже собственную жизнь. От самого начала до конца. Скажите, а документик у вас с собой имеется?

– Какой документик? – не понял Стратег.

– Который удостоверяет вашу личность, – пояснил Ольхин.

– А, это, – усмехнулся Стратег и полез в карман. – Вот, возьмите.

– Угу, – Ольхин открыл документ, полистал его, захлопнул и сунул себе в карман. – Пускай он пока побудет у меня. До тех пор, пока мы не отыщем предателя.

– Да, конечно, – кивнул Стратег.

– Вот и ладно! – сказал Ольхин и поднялся с кучи камней. – А пока будем считать разговор оконченным. До следующего раза. А может, он и вовсе больше не состоится, такой разговор. Там поглядим.

– Вы что же, меня отпускаете? – удивленно спросил Стратег.

– Да, – просто ответил Ольхин.

– А вдруг я убегу?

– Куда? – выстрелил взглядом Ольхин.

– Ну, я не знаю… Куда-нибудь. В глубокий советский тыл. В горы. Или к немцам…

– Зачем?

– А вдруг я и есть предатель? Самое время бежать, коль уж вы взялись за дело.

– Что ж, бегите, – легко согласился Ольхин. – Это будет очень даже замечательно, если вы ударитесь в бега. Тем самым вы очень облегчите нам работу. Потому что, коль вы устремитесь на дальние расстояния, это будет означать, что вы и впрямь… – Ольхин не договорил, да этого было и не надо, потому что без того было понятно, что таилось в невысказанных словах.

Гиви Вашаломидзе, Степан Волошко и Александр Завьялов свои беседы с подпольщиками закончили раньше, чем Ольхин. И даже успели проверить показания своих собеседников, съездив по адресам их жительства и в те места, где они скрывались от гестаповцев, ожидая прихода Красной Армии.

– А вот и наш командир, – сказал Гиви, когда Ольхин появился в бывшей явочной квартире. – Все в сборе, и можно говорить.

Разговор получился коротким. Никто – ни Завьялов, ни Волошко, ни Вашаломидзе не вынесли из разговора с подпольщиками ничего такого, что могло бы их натолкнуть на мысль, будто тот или другой подпольщик предатель. В общем и целом, этого следовало ожидать. Если бы это было так легко и просто – вычислить шпиона после первого же с ним разговора!

– Ну, и у меня то же самое, – сказал Ольхин. – Как-то мне не верится, что этот Стратег и есть предатель. Как-то все оно не состыкуется…

– И что же будем делать дальше? – спросил Волошко.

– Я предлагаю подключить к делу НКВД и посадить их всех под стражу! – взмахнул рукой, как саблей, Вашаломидзе.

– И что это даст? – спокойно поинтересовался Завьялов.

– Э! – поморщился Гиви. – Многое даст! Они постоянно будут у нас под рукой – это раз. Кто-то из них испугается и сломается и все нам расскажет – это два. Никто из них никуда не убежит – это три. Мне продолжать или не надо?

– Не надо, – сказал Завьялов. – Потому что и так все понятно. Допустим, мы их запрем под замок. И что мы им предъявим? Кому конкретно предъявим?

– Так ведь убежит предатель, – тоскливо произнес Вашаломидзе. – После сегодняшнего с нами разговора обязательно убежит! Зачем ему ждать, пока его разоблачат? И где нам потом его искать?

– Думаю, что не убежит, – не согласился Ольхин. – Убежать – означает признать себя виновным. То есть предателем. Так что он будет сидеть на месте до последнего и побежит только в крайнем случае. А наша задача – не дать подпольщикам понять, кого из них мы конкретно подозреваем. Пусть каждый думает, что не его.

– Но наблюдение за ними установить все-таки нужно, – сказал Завьялов. – Мало ли… Вдруг их в городе осталась целая компания! Всяких агентов и предателей… А коль остались, то, значит, должны между собой общаться…

– Установить наблюдение можно, – согласился Ольхин. – Я свяжусь с НКВД. Хотя пока в городе толком нет ни НКВД, ни милиции. Когда бы они успели образоваться за столь короткое время? Так что какое уж тут наблюдение… А потому пускай они сидят по домам. А кто из дома исчезнет – тот будет под особым подозрением. Теперь вопрос номер два. На тему «бежать или не бежать».

– Ты говоришь об этом… – Гиви поморщился, припоминая прозвище. – А, о Бильярдисте!

– Да, – сказал Ольхин. – Интересная личность этот Бильярдист! Вот послушайте, что о нем поведал мой собеседник Стратег…

И Ольхин вкратце рассказал подчиненным все, что он узнал о Бильярдисте от Стратега.

– Примерно то же самое рассказал мне и Лихой, – сказал Завьялов.

– А мне – Абдулла, – добавил Волошко.

– А мне Ласточка сказала еще больше! – покрутил головой Гиви Вашаломидзе. – Этот Бильярдист, он, оказывается, еще и большой любитель женщин! Вай, как он хотел любить еще и Ласточку! Какие слова он ей говорил! Золото предлагал, мамой клянусь! Ласточка мне так и говорила!

– Что, прямо так и говорила? – не поверил Волошко. – Вот прямо во всех подробностях?

– Нет, не в подробностях, – признался Гиви. – Намеками. Но и по намекам можно судить о подробностях!

– Что ж ты не поинтересовался подробностями? – спросил Завьялов.

– Обижаешь! – оскорбился Гиви. – Разве может мужчина задавать женщине такие вопросы!

– Может, – вздохнул Ольхин. – Если этот мужчина – из СМЕРШа. Здесь вот что интересно. Если он обихаживал Ласточку и даже сулил ей золото, то, может, и о себе он ненароком рассказал что-нибудь интересное? Например, где он раздобыл это золото? Или – как его настоящее имя. Да мало ли что… Мужчины в таких случаях часто теряют бдительность. Так что зря ты не узнал о подробностях.

– Ай, командир, какие плохие слова ты говоришь! – не согласился с Ольхиным Гиви. – Как я должен был у нее спрашивать? Какими словами?

Все присутствующие не выдержали и рассмеялись. Ситуация и впрямь казалась забавной. Тут война идет и поиски фашистского шпиона, и тут же – мужской кодекс чести Гиви Вашаломидзе. Как-то не состыковывалось все это. Ну да на то она и война. Война не состыковывается ни с чем. Она сама по себе, вне всяких моральных кодексов и правил.

– Ладно, – смеясь, сказал Ольхин Гиви. – Пощадим твое целомудрие, что ж поделать? С ней поговорит кто-нибудь другой.

На это Гиви лишь протестующе взмахнул рукой и огорченно вздохнул.

– Ну что, командир, похоже, вырисовывается основное направление поиска? – спросил Волошко. – Надо бы нам как можно скорее найти этого веселого парня – Бильярдиста…

– Надо бы, – согласился Ольхин. – Но и о других направлениях забывать не нужно. А потому поступим так. Степан и Александр, вы ищете Бильярдиста. Я и Гиви – будем читать всякие бумажки.

– Какие еще бумажки? – негодующе спросил Вашаломидзе.

– Немецкие, – пояснил Ольхин. – Причем очень интересные. Сегодня утром мне сообщили, что обнаружен архив симферопольского гестапо. Не весь, конечно, а лишь какая-то его часть, которую, судя по всему, немцы не успели уничтожить. Ну, или в спешке потеряли. Надо бы с архивом ознакомиться. А вдруг там что-нибудь интересное о нашем шпионе?.. Завтра в восемь ноль-ноль встречаемся здесь же. Квартирка пока пустует, так почему бы не приспособить ее под наши нужды?