Глава 5

– Значит, вы говорите, Хорст, эта русская рация снова выходила в эфир? – спросил майор Зиммель у своего подчиненного.

Разговор происходил в тот же день, 15 января, когда группенфюрер СС Алоиз Шнейдер приезжал с инспекцией в штаб генерала Гота, только позже, около обеда.

– Да, господин майор, это та самая рация, тот же сигнал, – ответил капитан Хорст.

– И откуда велась передача?

– Теперь она шла из окрестностей станицы Манычской, – сказал капитан.

– А что делал в это время наш знакомый капитан Петерс? Вы это выяснили?

– Да, господин майор, я сразу поинтересовался. Петерс в это время находился в штабе.

– Очень интересно, очень интересно… – пробормотал Зиммель и стал расхаживать по своему кабинету. – Это означает только одно – что Петерс нашел себе помощника. И он продолжает снабжать русских информацией! Необходимо произвести его арест. Вот что, Хорст: напишите бумагу на имя коменданта Ростова группенфюрера Шнейдера. Пусть он примет соответствующее решение. Я знаю, что Шнейдер – человек очень энергичный, в этом деле он медлить не станет. Пусть Петерса передадут в гестапо и хорошенько с ним поработают. Мы должны покончить с этой утечкой информации раз и навсегда!

Когда майор Зиммель произносил эту тираду, под окном его кабинета как раз проехал блестящий лимузин, принадлежавший коменданту Ростова. За рулем машины сидел человек, одетый в форму немецкого ефрейтора. И больше никого в машине в эту минуту не было…

Впрочем, лимузин и не направлялся к комендатуре. Он поехал в сторону железнодорожного депо. Не доехав до депо несколько кварталов, машина остановилась возле казарм, в которых располагались немецкие части. Выключив мотор, водитель, крепкий парень в чине ефрейтора, подошел к часовому, стоявшему у ворот казармы, и сказал:

– Слушай, камрад, присмотри за машиной господина коменданта, ладно? Он мне поручил тут кое с кем поговорить. Я скоро вернусь. Обещаю тебе за это пачку сигарет, идет?

И, получив согласие часового, ефрейтор направился в сторону депо. Для входа в депо ему, как военнослужащему немецкой армии, никакого разрешения не требовалось. Ефрейтор прошел через все депо и в конце концов заметил человека, который был ему нужен. А заметив, постарался попасться этому человеку на глаза.

Убедившись, что мастер по ремонту паровозов Петр Чижов его заметил, Шубин покинул депо и спрятался за углом ближнего дома. Минут через десять из депо вышел Чижов. Разведчик махнул ему рукой, и они друг за другом (но не вместе) проследовали до ближайших посадок, где их никто не мог видеть. Здесь Шубин остановился, и они могли наконец поговорить.

– Наконец ты появился! – сказал мастер. – А я уж думал, что случилось…

– Кое-что и правда случилось, – произнес в ответ Шубин. – Я больше не могу изображать немецкого ефрейтора. Я надел эту форму, наверно, в последний раз только для того, чтобы встретиться с тобой.

– И кого ты теперь будешь изображать? – спросил Чижов.

– Коменданта Ростова группенфюрера Шнейдера, – ответил Шубин.

Глаза мастера от удивления округлились.

– Ты что, серьезно?

– Уж куда серьезней. Я работаю в должности группенфюрера с прошлого вечера. Собачья должность, скажу тебе! За целые сутки во рту ни крошки хлеба не было, только стакан чая выпил. Но это я так, шучу. А если серьезно, то я к тебе вот зачем пришел.

– За информацией? – догадался мастер. – Ее я приготовил, у меня тут аж целых три донесения…

И он извлек из-за пазухи и протянул Шубину три свернутые в трубочку бумажки. Разведчик взял донесения, сунул в карман, после чего продолжил:

– Спасибо, Петр Григорьевич, но теперь мне нужно от тебя кое-что другое. Информацию я теперь получаю прямо в немецких штабах. А мне нужен ты сам в качестве водителя. Понимаешь, такому важному начальнику, как Шнейдер, полагается водитель. Не должен он сам за рулем сидеть! Вот я и приглашаю тебя на должность водителя. Из депо я тебя мигом отзову – изготовлю нужное отношение, что ты, дескать, должен явиться в комендатуру. И уже вечером ты начнешь меня возить. Идет?

– Я готов помогать нашей армии на любом месте, – ответил Чижов. – Но тут есть одна закавыка. Дело в том, что я водить не умею.

Такого оборота событий Шубин совсем не ожидал и потому растерялся.

– Как же так? – сказал он. – Ты дорожник, имеешь дело с транспортом, а водить не умеешь?

– Не умею, – повторил мастер. – Ведь я мастер по ремонту котлов и паровозной гидравлики. К вождению машины моя специальность никакого отношения не имеет. Так что извини…

– Чего уж там… пробормотал Шубин, после чего задумался. Однако думал он не больше минуты. После чего, решительно тряхнув головой, сказал:

– И все равно я думаю, что ты мне сможешь помочь. Ведь все равно знакомых, кроме тебя, у меня больше никого нет. Скажи: ведь у вас в депо не ты один сочувствуешь Красной армии? Нет ли у тебя на примете надежного парня, на которого можно положиться и чтобы при этом он умел баранку крутить?

Теперь настал черед задуматься мастеру Чижову. Думал он долго, потом его лицо просветлело, и он воскликнул:

– А ведь и правда, есть такой человек! Только он не в депо, он на станции работает. Работает как раз на машине – грузы по городу развозит. Зовут его Витя Степанчук. Мы с ним друзья, и он от меня ничего не скрывает. Немцам он готов глотку перегрызть, только с его состоянием здоровья его в армию не берут. Он, как и я, эвакуироваться не успел, ну, ты, наверное, знаешь, как тут дела обстояли в прошлом году, когда наши из-под Ворошиловграда начали отступать…

«Знаю, – мысленно ответил ему Шубин. – Наши тогда не отступали, а можно сказать, драпали почти до самого Сталинграда». Но вслух этого он говорить не стал; просто молча кивнул и спросил Чижова о другом:

– А что у твоего друга не так со здоровьем?

– Он еще в детстве под поезд попал, – стал объяснять Чижов. – Ему голень раздробило, в результате чего он хромает, у него левая нога на два сантиметра короче правой. В общем, от строевой службы его освободили.

– Но водить машину это ему не мешает?

– Нет, не мешает, – кивнул Чижов. – Если нужно, я с Витей поговорю. Думаю, он согласится. Только ему тоже документ какой-то будет нужен…

– За документом дело не станет, – пообещал Шубин. – Только тут важен фактор времени. Мне водитель требуется не когда-то, а сейчас, немедленно. Воспринимай мои слова как боевой приказ. Необходимо, чтобы ты уже в обед поговорил с твоим другом Степанчуком, и уже к вечеру мы с ним могли встретиться. Ясно?

– Да, я понял, хотя… – пробормотал мастер по ремонту котлов. – Это так внезапно…

– На войне многое приходится делать внезапно, привыкай, Петр, – твердо сказал Шубин. – Итак, пусть к восьми часам вечера твой друг подходит вот сюда, к этим посадкам. Да, а твой друг по-немецки-то разговаривает?

– Да, за полгода оккупации научился на их языке говорить, – ответил Чижов. – Правда, говорит он с акцентом, но говорит. И все понимает, что ему говорят.

– Вот это здорово! – обрадовался Шубин. – Это важный момент. Насчет его акцента мы что-нибудь придумаем. Главное, чтобы твой друг не испугался, потому что дело это крайне опасное. Я бы лучше тебя взял в водители, ты человек проверенный, надежный. Но что делать, если из тебя водитель, как из козы артиллерист?

– Хорошо, я изложу Виктору все аргументы, – пообещал Петр Чижов. – Если он почему-то не согласится, я еще кого-нибудь подыщу. В конце концов, можно же быстро научиться водить автомобиль! Я постараюсь научиться.

– Это тоже мысль правильная, – одобрил Шубин. – Значит, вечером еще увидимся.

Расставшись с мастером, «ефрейтор Кнехт» вернулся к своему лимузину. Найдя его в прежнем состоянии, он одобрительно кивнул, после чего извлек из кармана пачку сигарет и отдал часовому.

– Отлично, камрад, просто отлично, – сказал он. – Вот, ты приглядел за машиной, а я за это время успел выполнить поручение господина группенфюрера. Но возвращаться к господину Шнейдеру мне еще рано. Пожалуй, самое время перекусить.

– Подсказать тебе, где находится столовая? – спросил часовой.

– Зачем же мне подсказывать? – возразил ефрейтор. – Я давно живу в Ростове, изучил весь город. Сам найду, где съесть свою порцию сосисок с пивом. Так что до свидания, мой друг.

Шубин сел за руль и поехал по адресу, который он хорошо знал. В самом деле, зачем ему было искать столовую, если он уже две недели ходил туда на встречи со своей связной Аней Мухиной?

Поскольку столовая располагалась в центре города, водитель лимузина оставил машину под ее окнами совершенно безбоязненно. В столовой он, как обычно, занял столик, который обслуживала Аня, и вскоре увиделся с девушкой. Аня также передала ему донесение, правда, только одно. А Шубин предупредил девушку, что теперь будет редко здесь появляться. Правда, о своей новой роли говорить не стал – поостерегся.

Выйдя из столовой, Шубин сел за руль лимузина и обдумал план дальнейших действий. «Допустим, этот Витя Степанчук согласится сыграть роль моего водителя, – размышлял он. – Таким образом я решу одну проблему, но создам несколько других. У меня будет водитель, который будет меня возить, открывать мне дверцу – но который при этом плохо говорит по-немецки. А еще я отдам ему эту форму ефрейтора (если она ему подойдет) и после этого уже не смогу ходить сюда, в солдатскую столовую. В офицерскую тоже не смогу – ведь там каждая собака знает коменданта Шнейдера. Покупать мне продукты в магазине Степанчук тоже не сможет – его выдаст плохое произношение. Этак я, пожалуй, умру с голоду… Хотя у нас останется рабочая одежда этого Виктора, и в ней кто-то из нас сможет ходить на рынок. Или можно разжиться еще одной немецкой формой – для этого потребуется избавиться от солдата, который ее носит. Ладно, что-нибудь придумаем. А сейчас надо поспать. Где? Как где? Разумеется, в моем курятнике!»

И Шубин вновь отправился к немецким казармам – на этот раз к другим, где расположились зенитчики. Там у ворот он снова оставил машину, попросил часового приглядеть за ней, а сам отправился к разрушенному дому, где у него хранилась рация. Там он расстелил на полу валявшееся по углам тряпье, лег на него и крепко заснул.

После размеренной жизни в немецком госпитале новая жизнь в роли коменданта Ростова получалась у Шубина совершенно неустроенная, состоящая из одних проблем. Ложась спать в курятнике, он понимал, что следующую ночь вряд ли сможет провести здесь. Где он будет спать? Где и что есть? Опасность подстерегала его за каждым углом. Но что было делать? Он сам выбрал эту жизнь – неустроенную, полную опасностей жизнь разведчика. И, в общем, она ему нравилась. «Зато сколько информации я смогу добыть! – думал Шубин, засыпая. – Целые вагоны ценной информации!»

Как всегда, он проснулся в точно установленное для себя время – за полчаса до назначенного свидания с водителем. Встряхнулся и направился в посадки, где его должен был ожидать Петр Чижов со своим другом-водителем.

Как оказалось, оба друга пришли еще загодя и ждали Шубина. Виктор Степанчук оказался высоким худым мужиком, и у Шубина сразу возникли подозрения, что форма ефрейтора Кнехта будет ему мала.

Но прежде чем говорить о форме, следовало решить главный вопрос.

– Ты Степанчук, как я понял? – спросил, подходя, Шубин. – Скажи мне сразу, Виктор: согласен ты стать моим водителем и выполнять боевые задания на этом посту?

– Согласен, – твердо сказал водитель. – И не нужно мне говорить, что это дело опасное. Сейчас даже дышать опасно. Зато могу принести пользу стране. Только я по-немецки плохо говорю…

– Это небольшая беда, – ответил Шубин. – Значит, будем работать вместе. Тогда вот тебе моя рука.

Он протянул водителю ладонь, и они обменялись крепким мужским рукопожатием.

– Будешь звать меня «товарищ капитан», – начал Шубин инструктировать своего нового напарника. – Но это только наедине. При посторонних, конечно, ты должен ко мне обращаться только официально: «господин группенфюрер». И только по-немецки! Лишних вопросов, из простого любопытства, задавать не надо. Теперь практические вопросы. Для начала примерь вот эту форму. Ну-ка, надень китель.

Глеб снял китель и протянул его водителю. Тот попробовал надеть форму ефрейтора, и сразу выяснилось, что она ему мала: руки выглядывали из рукавов чуть ли не до локтей.

– Нет, не годится, – покачал головой Шубин. – Ладно, пока походишь, в чем есть. Надеюсь, тебе домой возвращаться не надо, прощаться с семьей, что-то брать с собой?

– Нет, возвращаться не нужно, – отвечал Степанчук. – С женой я уже попрощался. Говорить ей ничего не стал. Просто сказал, что мне потребуется на несколько дней уехать. А детей у нас нет. Так что я готов хоть сейчас отправиться на задание.

– Сейчас и отправимся, – заверил Виктора Шубин. После чего повернулся к Петру Чижову, поблагодарил того за помощь и попрощался.

Вдвоем со Степанчуком они направились к немецким казармам, где Шубин оставил лимузин. Водителя разведчик оставил за углом, а сам расплатился с часовым пачкой сигарет, сел в машину и подъехал к тому месту, где его ждал водитель.

– Теперь давай меняться местами, – сказал он Виктору. – Посмотрим, как ты с этим драндулетом управляешься. Давай, поезжай к вокзалу.

Степанчук сел за руль и тронул машину с места. Пока они проехали пару-тройку кварталов, Шубин составил себе представление о своем новом водителе. Степанчук вел машину не слишком быстро – на грузовике он не привык к высоким скоростям – но аккуратно. Ошибок не допускал; не гнал, как на соревнованиях, но и не плелся, как черепаха. А большего Шубину и не требовалось.

Сидя на заднем сиденье, Шубин переоделся в форму коменданта Шнейдера. Затем сказал Степанчуку:

– Сиди здесь, только старайся не высовываться. Пусть со стороны видят, что в машине кто-то есть – и этого довольно; никто не полезет в машину коменданта Ростова. Если вдруг подойдет патруль, увидит, что ты не солдат – объяснишь, что, мол, господин группенфюрер заставил тебя сторожить машину, а сам ушел на вокзал. И это будет чистая правда – я действительно пойду на вокзал.

С этими словами Шубин вышел из машины и отправился на вокзал. Там он обошел все залы, затем вышел на перрон. Народу на нем было полно. Впрочем, это был весьма специфический народ – оккупанты. Вокзал занимали исключительно немцы, изредка встречались также румыны. В залах и на перроне толпились солдаты, возвращавшиеся в части после лечения в ростовских госпиталях, или те, кто следовал на фронт в составе своих частей.

«Группенфюрер» держался в этой толпе неожиданно скромно. Он словно стал меньше ростом, и его эсэсовская форма стала не такой блестящей. Хозяин Ростова старался стать незаметным. Стоя где-нибудь возле стены или за колонной, он приглядывался к солдатам. Его интересовали не все солдаты, а прежде всего высокие и худые – то есть сложенные так же, как Виктор Степанчук. А еще его интересовали одиночки, чье исчезновение никто не заметит.

После долгих наблюдений Шубин наконец высмотрел подходящего мужчину. Тот был как раз того сложения, которое требовалось Шубину – высокий и худой. Правда, солдат был не один: в ожидании поезда он стоял на перроне и что-то рассказывал своему спутнику – жизнерадостному толстяку.

Шубин тихо подошел, встал за спиной намеченной жертвы. Он уже был готов окликнуть худого солдата и позвать его с собой, чтобы он помог кое в чем «группенфюреру», когда услышал, что худой говорил своему спутнику:

– А еще жена прислала фото наших малюток, всех троих! Я был так рад их увидеть! Я их не видел уже полтора года. И они сильно выросли! Ганс, самый старший, скоро пойдет в школу, представляешь? Жена пишет, что они меня не забыли, помнят, как я им рассказывал сказки, играл с ними…

Оклик, уже приготовленный Шубиным, так и не прозвучал. Он понял, что не может позвать этого счастливого отца с собой, а затем зарезать где-нибудь в укромном месте. Просто не может, и все тут! Хотя он оккупант и враг, и останется врагом. «Комендант Ростова» повернулся и отошел, не замеченный.

Разведчик возобновил свои поиски. Он прошел в один конец перрона, в другой… И здесь, в самом конце станции, обнаружил другой эшелон. Это был товарный состав, который вез людей, мобилизованных немцами на оккупированном Кавказе. «Трудовую армию», которая была нужна Германии на разных работах, как раз вывели из вагонов для нового распределения по вагонам и пересчета. Вдоль строя «мобилизованных» прохаживался эсэсовец с дубинкой в руке. И этой дубинкой солдат-эсэсовец время от времени бил по головам и телам построенных людей. Он был высоким и худым – то есть как раз такого сложения, как и у Виктора Степанчука.

Разведчик огляделся. Других конвоиров, кроме человека с дубинкой, поблизости не было. Как видно, немцы не боялись побега мобилизованных. А ведь среди выстроенных у вагонов людей большинство составляла молодежь. Этим парням и девушкам ничего не стоило преодолеть пару заборов и разбежаться. Для этого был нужен лишь толчок.

Решение у Шубина созрело мгновенно. Он выпрямился, придал своему лицу прежнее надменное выражение и окликнул солдата с дубинкой:

– Эй, рядовой! Подойди ко мне!

Эсэсовец оглянулся, увидел группенфюрера в его блестящем кожаном плаще – и бегом направился к нему. Когда он подошел ближе, Шубин холодным тоном сказал:

– Я тут заметил беспорядок. Вот здесь, у последнего вагона. Иди за мной, я покажу.

И направился в темноту, туда, где кончался состав. Эсэсовец послушно зашагал за ним. Вот они сделали еще пару шагов… И тут «группенфюрер» резко повернулся; в его руке блеснул нож. Эсэсовец даже не успел понять, что произошло; нож Шубина вошел ему прямо в сердце. После этого разведчик крикнул, обращаясь к людям, стоявшим у вагонов:

– Бегите! Чего вы стоите? А ну, бегом!

И эта команда подействовала. Люди кинулись врассыпную. Тут конвоиры опомнились, загремели выстрелы, началась суматоха. В этой суматохе Шубин затащил труп эсэсовца за трансформаторную будку, в темноту. Там он снял с тела фрица форму, стащил сапоги и засунул одежду и обувь немца себе под плащ. С этим грузом он покинул вокзал и направился к своей машине.

Виктор Степанчук все так же сидел за рулем, страшно встревоженный. Он не знал причины паники на станции, возникшей стрельбы и не ждал от происходящего ничего хорошего. Шубин сел на заднее сиденье и скомандовал:

– Вперед! И можно ехать чуть побыстрее, чем раньше!

Мотор взревел, и машина покатила прочь от вокзала. Когда они проехали несколько кварталов, водитель спросил:

– И куда теперь? Поедем искать место для ночлега?

– Нет, – ответил Шубин. – О ночлеге будем думать позже. Сейчас мы едем на фронт!