Ургин прошел в келью, присел на лавку у изголовья послушника, лежавшего в постели.

– Я князь Ургин, посланник царя.

– Знаю, – тихо проговорил Федор. – Игумен сказал, что привело тебя сюда.

– Раз так, то рассказывай все, что тебе известно об убийстве царевича Дмитрия.

– Я служил у княгини Старицкой. Как-то вечером, перед отъездом царя с семьей в Кирилло-Белозерский монастырь, к ней тайно приехал Василий Юрьевич Ростов. О чем она с ним говорила, не знаю, только поутру приказала мне ехать с ним. Я повиновался. Князь тогда же отправил меня в Вологду. Там я встретился с купцом Лукой Мариным. – Слова давались послушнику с трудом, лицо его часто перекашивала гримаса боли. – Тот свел меня с Федотом Стоганом, человеком из окружения князя, и велел во всем ему подчиняться. Переночевал я в доме Стогана. Утром мы взяли с собой третьего коня, выехали к Сиверскому озеру и встали в лесу, недалеко от Кирилло-Белозерского монастыря. Потом появилась свита царя. Федот иногда уходил куда-то, я же все время оставался в лесу, при конях и поклаже. Потом царский струг пошел обратно. Мы с Федотом сопровождали его по берегу.

Дмитрий прервал послушника:

– Как же вы обходили дозоры дружины княжича Головина, которая тоже шла по берегу?

– Нет, она двигалась поодаль, стороной. Мы только один раз видели царских ратников, да и то небольшой отряд в пять человек. Они осмотрели берег и ушли в лес.

– Дальше!

Послушник попросил:

– Воды бы испить, князь. Сухо во рту, в груди же огонь.

Ургин подал умирающему чашу студеной воды.

Тот отпил несколько глотков и продолжил:

– Дальше было так. Во время дневной стоянки струга к нам с Федотом вышел князь Ростов. Дальше он ехал с нами.

– Его не было на струге?

– Только во время перехода от дневной стоянки судна до ночной. Не перебивай меня, князь, и так мысли путаются. Значит, струг шел по Шексне. Мы с князем Ростовым, для которого и был взят третий конь, двигались по берегу, следя за судном. Клянусь всем святым, князь, я и подумать не мог о том, что замыслил Ростов.

– А коли знал бы, то предупредил бы стражу?

– Да! Клянусь, предупредил бы.

– Ладно, одному Богу известно, как ты поступил бы. Продолжай.

– Ох и тяжко мне. Но по грехам муки.

– Ты не отвлекайся, Федор Курилин.

– Как ты узнал?..

– Это уже не важно. Что было дальше?

– Вечером струг встал. Князь Ростов о чем-то поговорил с Федотом и вышел к окраине леса. Я со стороны видел, как по сходням шли царь с царицей, нянька с ребенком на руках, двое бояр. А потом вдруг сходни рухнули. Нянька закричала, что царевич в воде. Тут началась неразбериха. Царь, вельможи, стража начали нырять, шум поднялся. Боярин какой-то вытащил младенца, передал его государю. Царь вышел с сыном на берег, к ним подскочил лекарь. Тут в лес прибежал человек со струга. Его встретил князь Ростов. Их разговор я не забуду до смерти, которую уже готов принять.

– Так о чем говорили князь Ростов и человек со струга?

– Ростов спросил у него, мертв ли младенец. Тот ответил, мол, мертвее не бывает. Князь похвалил мужика. Дескать, дело хорошо сделал, и назвал его по имени – Кузьма. Тот поинтересовался, что ему теперь делать? Ведь стражники скоро обнаружат, что его нет. Ростов ответил: «Ты должен уйти немедля». «Куда?» – спросил Кузьма. «Туда, где тебя давно ждут!» – ответил князь. Тем временем сзади к Кузьме подобрался Федот и всадил ему нож в спину. Ростов приказал Федоту оттащить тело за обрыв, нацепить на шею камень, там утопить и ехать в Вологду, к купцу Луке Марину. Он должен был послать гонца к княгине Старицкой, доложить ей, что наследника у царя больше нет. Сам же князь вернулся на струг и стал печалиться вместе со всеми. Только тогда я понял, в какую историю влип. Ведь мы же царевича убили. Страшно мне стало так, что словами не передать, но изменить ничего уже нельзя было. Оттащили мы с Федотом труп Кузьмы, камень к шее привязали, сбросили с обрыва, забрали коня князя Ростова и направились в обратный путь. Спешили, боялись, что стражники большого отряда догонят, но пронесло. Так и вернулись в Вологду. Лука оставил меня при себе, а Федот дня через два вдруг помер. Наверное, кто-то помог ему по приказу князя Ростова. Я стал ждать смерти. Бежать-то некуда было, да я и не хотел. Заслужил смерть, хоть и не желал гибели царевича и не участвовал в его убийстве. Но меня не тронули. Осенью отправили обратно в Москву. Я же потом ушел сюда. Хотел грех свой замолить, да Господь не простил меня.

– Скажи, Федор, а где в Вологде живет Лука Марин?

– На окраине, у реки. Он дом новый поставил, амбары рядом. Так было, когда я уходил. Как сейчас, не ведаю.

– А если точнее, Федор?

– В гости к нему решил наведаться?

– Ты не спрашивай, Федор, а отвечай на вопрос. Раскаяние и помощь в поимке убийц тебе Господь зачтет.

– Найти дом купца не сложно. Там недалече храм новый. От него два или три двора.

– В Вологде не один храм!

– Не один. Будешь искать, найдешь. В Вологде Луку Марина знают.

– Понятно. Ты грамотный?

– Откуда?

– Тогда я сейчас запишу твои показания, игумен их прочтет, ты вместо подписи палец приложишь.

– Ты поспешай. Чую, конец близок, а мне еще исповедоваться надо.

– Успеем.

Ургин заполучил письменные показания Федора Курилина и отправился на отдых.

Вечером того же дня, после нескольких часов тревожного сна, князь пришел в келью настоятеля монастыря и сказал:

– Завтра, Филипп, я уезжаю!

– Я даже знаю, куда ты собрался.

– И куда же?

– В Вологду, за Лукой Мариным.

– Верно. Если уж взялся за расследование, то надо довести его до конца. Коли не смогу доставить к Ивану твоего послушника, то привезу торговца. Он небось побольше знает.

– Отчего государь не приказал задержать князя Ростова?

– Тот сбежал в Литву. Видимо, почуял опасность или выполнил наказ княгини Старицкой.

– Понятно. А Федор, послушник, помер! Час назад как преставился. Исповедовался и испустил дух.

– Избавился от страданий. А ведь его вины в смерти царевича Дмитрия нет.

– Он считал иначе.

– И чего столько лет хранил в себе тайну? Вернулся бы в Москву да покаялся. Иван простил бы его.

– Не смог!

– Не смог, – повторил Дмитрий и продолжил: – Я вроде хорошо знаю царя, а не пойму, почему он Ефросинью терпит? Великая княгиня Елена быстро разобралась со Старицкими. Кого на смерть, кого в темницу. Иван же не только освободил Ефросинью и Владимира, но и вернул им все. А что он получил взамен? Стоило царю заболеть, как Ефросинья тут же подняла бояр против него и наследника. Иван опять простил ее. Неужто и на этот раз, получив доказательства вины Ефросиньи в смерти сына, тоже проявит милость?

Филипп поднялся, прошелся по келье.

– Знаешь, Дмитрий, что мне Иван сказал, когда мы наедине беседовали?

– Коли не тайна, расскажи.

– А сказал Иван, что того, кто строит козни против него и царской семьи, он не винит и казни предавать не станет. Смерти заслуживает лишь тот, кто пойдет против своей родины, изменит присяге, нанесет вред государству. Вот того он казнит, не задумываясь.

– А разве убийство наследника престола не является государственным преступлением? Разве княгиня Старицкая не замыслила воспользоваться болезнью Ивана, совершить переворот и посадить на трон своего сына?

– Но переворота не произошло. А что касаемо сына, так Иван пуще всех остальных в его смерти себя винит.

– Старицкие все одно ответят. Долго с огнем играть нельзя, сгоришь. Так и княгиня Ефросинья Андреевна. Только не станет ли слишком высокой цена ее заговорам? Безнаказанность к добру не приводит.

– Равно как и неоправданная жестокость.

– То-то и оно, что неоправданная жестокость недопустима. Тут я с тобой, Филипп, согласен полностью. Но коли карать по делу, по закону, справедливости, совести, то не только можно, но и должно. Иначе порядка не будет. А без порядка и веры Русь обречена на погибель. Таково мое мнение, и оно непоколебимо. За то стоим, Филипп, и стоять будем, покуда силы есть! Но я, наверное, тебя утомил. Пойду! Мне еще с ратниками совет держать.

– Я не устал, – ответил Филипп. – Но коли у тебя еще дела, то ступай, и Бог тебе в помощь.

– До завтра, Филипп.

– До завтра, Дмитрий.

Ургин собрал своих ратников за стеной монастыря и объявил:

– Возвращение в Москву откладывается. Послушник, ради которого мы прибыли на Соловки, скончался. Я успел с ним поговорить. Он подтвердил, что царевич погиб в результате подлого заговора. Его показания у меня. В злодействе принимал участие вологодский купец Лука Марин. Руководил же подготовкой убийства князь Ростов, который успел бежать в Литву. Купец же должен был остаться. Вот мы и захватим этого купца. Не смогли доставить государю послушника, то привезем Марина. Поэтому завтра же отправляемся в Вологду.

Спустя две недели отряд московского князя прибыл в Вологду. Ургин рассчитал путь так, чтобы небольшая конная дружина с обозом из двух саней подошла к городу затемно. Он оставил основную часть отряда в лесу и въехал в Вологду вместе с Петром Лемехом, Ефимом Ушатовым и Алексеем Белым.

В это время поднялась пурга, и улицы быстро опустели, что было на руку князю. Новый храм они нашли быстро. Возле него встретили нищего, кутавшегося в рваный тулуп, прятавшегося от ветра и снега у церковной паперти.

Заметил его глазастый Белый.

– Глянь, князь, кто-то у паперти затаился. – Он указал на темный сгорбленный силуэт у церкви.

– Веди его сюда!

Белый подъехал к храму, и вскоре пред Ургиным предстал мужик неопределенного возраста со спутанной бородой, дрожащий от холода и кутающийся в рванье.

– Ты кто? – спросил Ургин.

– Я-то местный. А кто вы такие будете? Что-то я вас тут не встречал.

Князь проигнорировал слова нищего и продолжил допрос:

– Местный, говоришь? А как до жизни такой докатился?

– Тебе до этого какое дело?

– Мы люди православные, должны помогать друг другу. Я хочу это сделать, но до того должен убедиться, что предо мной несчастный человек, а не тать, разбойник, лиходей.

– Это я-то лиходей? Еще два года назад у меня были и дом, и семья. Жена Анюта, сын Степка, дочь Лиза. Дело свое было. Из купцов я. Был. Да вот только на беду свою пошел против Луки Марина. Тот торговлю расширял вместе с князем Ростовым. Подворье мое, амбары да суда им приглянулись. Предложили продать, а цену дали низкую. Но дело даже не в ней. Все одно не продал бы, потому как дело от отца получил, а тот – от деда. Наследственное это у нас. Я и сам торговал с прибытком, думал, вырастет сын, ему все передам, сам отдыхать буду в тепле и сытости. Да просчитался. Недооценил князя и Марина. Думал, поторгуются и отстанут, ан нет! Лето в позапрошлый год выдалось жарким, сухим. То там, то здесь вспыхивали пожары, лес горел. Вот однажды ночью полыхнул и я. Вспыхнуло все сразу. И дом, и амбары с товаром, и причал, и суда. Я в отъезде был. А как вернулся, так чуть с ума не сошел. Нету ничего. Было и нету. Сгорело все. И семья. Жена Анюта, сын Степка, дочь Лиза. Все потерял. Наложить руки на себя хотел, да батюшка отговорил. А покуда я занимался похоронами, Лука Марин каким-то путем, скорее всего, чрез князя Ростова, земли мои забрал. Наместник грамоту ему выдал, что, мол, теперь он владеет тем, что было моим. Вот и стал нищим. – Мужик сплюнул на снег.

– Как звать-то тебя, несчастный?

– Михайло Шутов. А что?

– Челобитную на беззаконие купца, князя, наместника подавал?

Бывший купец удивленно усмехнулся.

– Кому?

– Царю! – ответил Ургин.

– Эка ты завернул, добрый человек. Где мы и где царь? Кто же мне тут позволил бы челобитную на самого наместника подать? Все под ним. А сам поехал бы в столицу, так дальше ближнего леса не ушел бы. Прибили бы люди того же Ростова.

– Но он бежал в Литву!

– И это тебе известно?

– Известно!

– Он бежал. Почему, никто не ведает. А наместник-то и людишки его в городе остались. Да и Лука, будь трижды проклят весь его род, теперь высоко поднялся. Не у меня одного земли да торговлю отнял.

Вперед выступил Петр Лемех.

– Чего же ты, узнав, что купец Марин уничтожил твою семью, не убил его тут же? Испугался? Конечно. На паперти с протянутой рукой сидеть покойней, нежели мстить обидчику! Какой же ты после этого мужик?

– А ты, воин, не лайся, не разобравшись.

– Я тебе что, пес какой, чтобы лаяться? – возмутился Лемех.

Его прервал Ургин:

– Угомонись, Петр. Помолчи. – Князь посмотрел на Шутова. – А ты отвечай, почему простил разбойникам убийство семьи?

– Простил? Как же! Такое не прощается. После похорон собрал своих работных людей и повел их к Марину. Только до подворья мы его и дошли. Стража наместника разогнала людей, а меня связали да затащили во двор Луки. Он приказал собак спустить. Те так меня потрепали, что еле оклемался. Раздеться да показать, что со мной изверги сделали? Живого места на теле нет. Показать?

Ургин мрачно сказал:

– Не надо. Верю! Значит, за Луку стража наместника вступилась?

– Не она, я этого ирода удавил бы.

– Но сейчас Ростова нет, наместник сменился, в городе учрежден суд. Почему ты права свои не отстаиваешь?

– Видать, издалека ты приехал, добрый человек. Бояре меняются, а все как было, так и остается. Это в Москве да в ближних к ней уделах порядок, а тут закон другой, боярский. За ними сила.

– Еще посмотрим, за кем сила. А ты-то чего у паперти в пургу сидел? Жить негде?

– Есть изба недалече, но жить не хочется. Прошлой ночью супруга приснилась, да так, будто и не сон был, а явь. Спросила меня Анюта: «Что ж ты, Миша, маешься-то на этом свете? Иди ко мне, к детишкам. У нас хорошо». Проснулся, и так худо мне стало, сил нет. Весь день вино пил, а под вечер решил, пойду к храму, помолюсь, да и останусь. Ночи холодные, усну и не проснусь. А тут вы, так и не сказавши, кто такие будете и что вам в городе надобно.

– А мы как раз к Луке Марину и направляемся.

– Так вот кому я жалился! Что ж, коли вы друзья Марина, так не дайте греху случиться, убейте!

Ургин спрыгнул с коня, подошел к Шутову.

– Ты не понял, Михайло. Я князь Ургин, прислан из Москвы. Нужен мне Лука Марин, чтобы доставить его к государю. Эта собака не только пред тобой виновата, но и пред самим царем.

– Да ты что? – От удивления Шутов раскрыл рот.

– Покажешь, где его подворье?

– Так оно тут, рядом. Вон третий дом за высокой городьбой, справа.

– Вижу. Охрану Марин держит?

– Какую охрану? Так, двое работников время от времени обходят усадьбу. Зачем Марину стража, коли, если что, его наместник защитит? А ты и вправду князь Ургин?

– Да.

– Дмитрий Михайлович?

– Что, слыхал?

– Приходилось. А верно, что ты вхож к самому царю?

– Верно.

– Тогда, может, и за меня заступишься?

– Что, пропало желание помирать?

– Жить хочу, коли так все обернулось. Не иначе Аня меня к храму привела, чтобы я с тобой встретился. Только вот что, князь, охраны у Марина нет, но есть стража наместника. А в ней побольше ратников, чем у тебя.

Ургин усмехнулся.

– О чем ты, Михайло? Наместник не подчинится царскому посланнику? Да государь с него за это голову снимет.

– Ага! Если этот наместник следом за Ростовым к немчинам не убежит.

– А ведь Шутов прав, князь, – проговорил Ушатов. – Наместник не станет ждать царского суда. Сбежит гаденыш. Хотя, конечно, еще неизвестно, кто кого возьмет – стража местная нас или мы ее.

– Нам ли отступать, Ефим?

– Так я ничего! Мне не впервой бой принимать.

– Послушай, князь! – подал голос Шутов. – Я думаю, надо народ поднять. Тогда наместник ничего сделать не сможет.

– Бунт устроить?

– Не сейчас, а коли Марин успеет человека за помощью к наместнику послать и стража против вас выступит. А мужиков я быстро подыму. За царского-то посланника князя Ургина!

– Думаю, обойдемся без этого. Но ты давай с нами. Придется пехом, лишнего коня у нас нет, но тут недалече, заодно и согреешься.

– Да обо мне не беспокойся, не отстану.

Ургин вскочил на коня.

– Третий дом справа. Действуем жестко. Вперед!

Отряд Ургина подъехал к массивным воротам усадьбы купца Марина. От конников не отстал и Шутов, державшийся чуть в стороне.

Ургин приказал Белому:

– Стучи, Лешка, да погромче!

Белый ударил в ворота.

Изнутри послышался недовольный голос:

– Это кто тут шумит? Ополоумел, не знаешь, чей дом?

– Знаю, – ответил Ургин. – Открой, гости к хозяину приехали.

– Что за гости еще?

– Открой ворота, узнаешь!

– Я открою, но коли что не так, то собаки у нас злые. Разорвут в клочья.

Ургин взглянул на Лемеха.

Петр без слов понял команду князя и кивнул.

Ворота приоткрылись, Лемех схватил работника купца за ворот тулупа и вытащил на улицу. Увидев четверых воинов на конях, а поодаль Шутова, парень струсил.

– А… кто вы?

Дмитрий нагнулся к нему.

– Я же сказал, гости к хозяину.

– Так надобно доложить Луке Авдеевичу. Он вроде еще спать не ложился. Недавно выходил во двор.

– Не надо никому ничего докладывать. Пусть наш приезд станет подарком для Луки Марина.

– Но…

Со двора раздался голос второго работника:

– Митяй, ты чего за ворота вышел? Али полюбовница прибежала?

– Нет, скажешь тоже, Степан, – ответил Митяй, глядя на клинок, который приставил к его груди Петр Лемех. – Какая полюбовница?

Ургин проговорил:

– Сделай так, чтобы Степан тоже вышел.

Парень кивнул и крикнул:

– Степа, поди сюда!

– Чего это?

– Да тут мужик какой-то подъехал, говорит, родственник твой.

– Чего? Какой еще родственник? Откуда?

– Из Кержача.

– Какого еще Кержача?

– А я знаю! Твой родственник, ты и разбирайся!

– Что за напасть?

Ушатов и Белый спрыгнули с коней, встали у ворот.

На улицу вышел бородач с дубиной в руке.

– И где тут?..

Но договорить он не успел. Белый ударом кулака сбил его с ног, скрутил веревкой и заткнул рот кляпом. Митяя привязали к Степану.

Белый поднялся.

– Все в порядке. Пусть сторожа немного отдохнут.

– Не замерзнут? – спросил Ургин.

– В этаких-то тулупах? Да и мы, надеюсь, долго не задержимся. После в сарай их оттащим.

– Узнай у молодого, Леша, кто, кроме Марина, сейчас в доме.

– Ага!

Ратник Ургина склонился над парнем, быстро с ним поговорил, поднялся и доложил:

– А мы вовремя заглянули к купцу. Он с утра семью к родителям жены отпустил и сейчас, коли верить Митяю, сидит в доме один. Работники разошлись. Будут утром, да и то, если пурга угомонится.

– Не врет Митяй?

– Нет, князь! Я его предупредил, что отрежу глупую башку. Он испугался, аж затрясся. Поклялся, что правду сказал.

Подошел Шутов.

– Князь, тут их оставлять не след. – Он кивнул на Митяя и Степана. – Мало ли кто пойдет по улице. Увидит их, развяжет. Они сразу за помощью побегут.

Ургин отдал команду: