– Что ж, государь, пойдем, посмотришь наследника, на руках подержишь, с государыней поговоришь. Оно не по обычаю, да ладно, вижу, извелся весь. Пойдем.

Василий повернулся к Ургину.

– Ты ступай в палату, Михаил Иванович, я скоро приду. Кликни дьяка с бумагой и пером.

– Слушаюсь, государь!

– Так-то вот! Я скоро. Все одно долго быть с женой и чадом бабы не дадут.

– Ступай, великий князь, не медли. Государыня тоже ждет тебя.

– Да!

Василий в сопровождении повивальной бабки вошел в родильную палату.

Елена, бледнее прежнего, устало улыбалась с постели. Марья поднесла великому князю младенца, завернутого в простую пеленку.

– Держи, государь, наследника.

Василий взял на руки хрупкое тельце ребенка.

– Сын! Волосы черные, ликом на меня похож.

Демидовна пришла в себя. Все ее страхи улетучились вместе с грозой.

– Младенец пока ни на кого не похож, разве что на ангелочка, – заявила она.

– А я говорю, похож, или, по-твоему, ослеп?

– Ты не шуми, государь, а то испугаешь ребенка.

– Он глядит на меня! Глазки черные, живые!

– Какими же им еще быть? Ну все, подержал и давай обратно. Нам ребятенка обмыть надо, спеленать. Пойди к супруге, государь. Давай дитя.

– Никак отпустить не могу, Демидовна.

– Давай потихоньку. – Повитуха забрала ребенка. – Вот так!

– Руки трясутся, Демидовна!

– Бывает, пройдет. Бабы, пошли отсель, – приказала Фекла помощницам.

Те удалились из палаты.

Василий бросился к постели супруги, встал пред ней на колени, прижал ее руки к лицу.

– Еленушка, нет слов, которыми можно выразить всю мою благодарность, любовь к тебе.

– Не надо ничего говорить, государь. Я и без слов все понимаю.

– Спасибо, горлица ты моя. Радость-то какая!

– И мне радостно, да сил нет. Устала я, государь.

– Конечно, после мук-то таких.

– Да муки эти сладкие, князь.

– А младенец на меня похож, что бы ни говорила бабка Фекла.

– Конечно! На кого ж ему еще быть похожим, как не на отца? – Елена говорила с трудом, глаза ее закрывались.

В покои вошла Марья.

– Государь, роженице отдых требуется.

– А что это у тебя в ковше?

Женщина ответила:

– Отвар целебных, успокаивающих трав. Попотчуем государыню, она и уснет.

– Ступай, государь, у тебя теперь дел много. Придешь на молебствие. Я отдохну, в порядок себя приведу, встану. И сыночек с нами будет. Счастье наше долгожданное!.. – проговорила княгиня.

– Да, Елена, конечно, отдыхай. Я рядом!

Василий поднялся, взглянул на помощницу бабки Феклы.

– Вы у меня смотрите тут!..

– Мы, батюшка, дело свое знаем!

– Если что, сразу ко мне!

– Без этого никак. – Мария улыбалась.

Василий поцеловал сухие губы супруги, вышел из родильной и вернулся в свою палату. Рядом с Ургиным он увидел статного молодца, княжича Дмитрия Михайловича.

Тот поклонился и сказал:

– С радостью тебя, великий государь!

– Благодарствую. Всех нас с радостью. Ты в селе был или из Москвы приехал?

– Из Москвы, государь.

– Как там?

– Гроза сильно людей испугала. И началась-то ни с того ни с сего. Да какая! Тучи появились неведомо откуда и словно в бою сошлись, метали друг в друга молнии, палили из пушек.

– Пожара не случилось?

– Нет, Бог миловал. Ни в один дом молния не попала. Это удивило многих.

– Что еще?

– А еще, государь, как только гроза нежданно стихла, весть отсюда в Москву пришла. Уж кто передал, не ведаю, но народ прознал про рождение наследника. Сразу разговор пошел, мол, суровым, грозным будет этот государь, если в грозу на свет появился. Но более всего удивило народ чудо небесное.

– Что еще за чудо?

– Как только гроза кончилась, в небе крест появился. Я сам видел. Он светился, был как будто покрыт искрами. Люди на колени падали, молились. Потом крест расплылся в светлое облако и исчез. Я в то время у реки был. Поглядел на посад – везде люди. Тогда я услышал про рождение наследника и сразу же сюда отправился, как батюшка наказывал. Еще вот что удивительно. Ветер дул сильный, когда гроза разгулялась, а ни единого поломанного деревца ни в Москве, ни по пути сюда я не увидел, как ни вглядывался.

– Воистину чудеса, – проговорил Василий.

– Так Господь известил всех о рождении наследника русского престола, – сказал князь Ургин. – Большое и славное будущее ждет твоего сына. Уже при рождении Бог благословил младенца на великие дела. Этот день навечно сохранится в людской памяти.

На входе появился дьяк с писчими принадлежностями, поклонился в пояс.

– Звал, государь?

– Звал, Егор, входи! Садись за стол, готовь бумагу, перья. Указ писать будешь.

– Слушаюсь, великий князь. – Дьяк устроился за столом, поднял глаза на Василия.

– Готов?

– Да, государь.

– Пиши!

Василий, отмеривая шагами пространство палаты, начал говорить о том, что в грозу, в четверг, 25 августа года 1530 от Рождества Христова, в 7 часов вечера у него родился наследник, коего нарекли Иваном в честь его великого деда. В ознаменование этого события великий князь приказывал раздать значительные суммы денег бедным и убогим, отпустить на волю разбойников, томящихся в тюрьмах, которые не запятнали себя кровью невинных жертв, снять опалу с многих бояр. Василий объявил три дня всеобщим праздником.

Дьяк усердно писал. Когда указ был готов, великий князь скрепил его своею печатью. Он распорядился с утра отправить на Москву гонцов, дабы они зачитали документ духовенству, воеводам и всему населению. Василий приказал передать радостную весть в ближние и дальние уделы, выделить из казны средства, необходимые для этого.

Он отпустил дьяка и обратился к Дмитрию Ургину:

– Наслышан я, княжич, о твоих подвигах под Казанью, о том, что крепко стоишь за нашу веру. Слыхал и о твоей честности. Ты достойно продолжаешь дело отца, доблестного князя Михаила Ивановича. Это мне любо и весьма дорого. То, что родился наследник – благодать для народа, радость. Но ребенок должен выжить. Если хворь какая приключится, младенца поразит смертельный недуг, то это одно. Значит, такова воля Божья. Мы должны будем принять ее как должное. Но если кто-то замыслит сжить со свету наследника, то это другое. Против воли Божьей мы бессильны, но защитить наследника от врагов должны непременно, даже ценой собственной жизни. Да, есть ратники, которые оберегают меня и великую княгиню. Причин не доверять им у меня нет, однако теперь многое изменилось. Поэтому я думаю, что надо установить особую охрану наследника. Поручить начальство над ней я могу только тому человеку, которому верил бы как самому себе. В отце твоем, Дмитрий, я никогда не сомневался, значит, и в тебе. Поэтому ты и станешь начальником особой стражи.

Ургины переглянулись. Подобного предложения не ждали ни Михаил Иванович, ни Дмитрий.

– Для меня это большая честь, государь, – немного растерянно произнес Дмитрий. – Только нежданная. Оттого и сомнения. Справлюсь ли? В том, что за наследника жизни не пожалею, не сомневайся, но вдруг не смогу оправдать твое великое доверие?

– У тебя есть надежные, проверенные люди?

– Найдутся.

– Сколько?

– Человек тридцать.

– Столько не требуется. Подбери, Дмитрий, десяток воинов, но самых лучших, преданных.

– У меня все люди надежные, да и воины отменные. Тот же, к примеру, Григорий Тимофеев, сын покойного кузнеца Драги, брат супруги моей Ульяны, дядя сына моего Алексея. Он под Казанью, не раздумывая, закрыл меня от вражеской стрелы.

– Слыхал о том! Князь Бельский рассказывал. Договоримся так, Дмитрий. Ты подберешь людей и каждого ко мне явишь. Тогда же получишь и грамоту, в коей будут прописаны такие полномочия, коих при мне не имел никто. Права дам тебе большие, но за жизнь и здоровье наследника головой будешь отвечать, как и все твои люди из особой стражи. Согласен ли ты принять мое предложение?

Дмитрий ответил твердо:

– Коли того требует будущность Руси и ты, государь, готов доверить мне самое святое для себя, то ответ мой может быть одним: да, согласен.

– Ну и хорошо. – Василий повернулся к Ургину-старшему. – А ты, Михаил Иванович, помогай сыну. Немного у меня людей, с которыми вот так, как с вами, могу говорить откровенно.

– Не беспокойся, великий князь. Ты всегда можешь полностью положиться на нас.

– Разве были бы вы здесь в такой день, если бы я сомневался в вас? – Василий прошел к окну, открыл его. – А дышится-то как легко! Покойно становится на душе.

– Не напрасно же народ верит, что гроза убивает нечистую силу, – сказал князь Ургин. – Как гласит предание, каждый удар грома уничтожает одного дьявола. Чем сильнее гроза, тем больше погибает всякой нечисти. Оттого и воздух становится чище, и покой заполняет душу.

– Гром, гроза – проявление Божьего всемогущества, – поддержал разговор Василий. – Гроза внушает страх перед Богом, а он дает свободу пред людьми. Для русских грех страшнее смерти. Гроза избавляет от него, очищает душу, оттого и почитаема на Руси. Тем значимее знамение Господне, рождение сына в грозу и чудеса, сопровождавшие это. Однако темнеет. Пора вам домой возвращаться. Завтра на праздник людей отпустите!

– Может, мне и сегодня здесь, во дворце, остаться? – предложил Дмитрий.

Василий улыбнулся.

– Твое рвение похвально, Дмитрий, но оставаться в селе нет надобности. Поезжай с батюшкой на Москву и займись стражей. Чем быстрее соберешь людей, тем лучше.

– Сделаю, государь.

– Благодарствую за то, что были со мной в тяжелую минуту. Езжайте с Богом.

Ургины попрощались с Василием и выехали в Москву. После похода на Казань прошло шесть лет. Князь Ургин овдовел. Дмитрий с Ульяной и четырехлетним сыном жили вместе с Михаилом Ивановичем. Им по-прежнему служил Родион, сильно постаревший.

Дружба Дмитрия с Федором Колычевым из года в год только крепла. Не было такого дня, чтобы друзья не встречались. Но сегодня Ургин-младший проехал мимо дома Колычева. Ему надо было обдумать неожиданное предложение великого князя, пред тем как обсудить его с мудрым Федором. Дмитрий решил поговорить с другом завтра.

Ему надо было встретиться и с Григорием Тимофеевым. Тот мог и сам ранним утром приехать к Ургиным. Григорий похоронил отца и остался в доме, у ворот которого Дмитрий когда-то повстречал Ульяну.

С утра Москва праздновала. В храмах служили благодарственные молебны за здоровье новорожденного. Народ радовался появлению на свет наследника и высыпал на улицы города. Погода стояла превосходная, солнечная, теплая. Люди вспоминали вчерашнюю грозу и поистине чудесные явления, сопровождавшие ее. Особенно светящийся крест, внезапно появившийся на небе.

На праздник собралась и семья Ургиных. Родион подготовил повозку для Ульяны и Алексея, оседлал коней князя и Дмитрия. Все было готово к выезду, когда у ворот дома остановился всадник. Федор Колычев поздоровался с Михаилом Ивановичем, Ульяной, Дмитрием.

Ургин-младший спросил друга:

– Почему не празднуешь вместе с семьей?

– Матушка приболела, батюшка при ней. Потому и решил к вам заехать.

– А братья?

– Они сами по себе. Слышал я, Дмитрий, что вчера вы с Михаилом Ивановичем были в Коломенском.

– Быстро же слухи по Москве расползаются! Да, в Коломенском я был. После грозы. Батюшка же уехал к великому князю раньше.

– Представляю, как он волновался и радовался после рождения наследника.

– А то! Я застал его в радости.

– Слава Богу, наконец-то свершилось то, о чем молился весь народ православный. А скажи, Дмитрий, ты сам наследника видел?

– Нет. И батюшка не видел. Знаю, что роды прошли благополучно, младенец без изъянов, здоров. Хорошо, Федор, что ты заехал. Разговор у меня к тебе есть.

– Так в городе и поговорим.

– Нет. Он не для посторонних ушей. Погоди. – Дмитрий подошел к отцу, гладившему морду своего коня. – Батюшка, вы езжайте, а я останусь.

– Почему, Митя?

– Наказ государев исполнять надо, собирать особую стражу. Вот и Федор кстати подъехал. Кому в ней быть, если не ему?

– Что ж, государь поручил тебе серьезное дело. Оставайся, коли оно того требует.

– Я тебя вот о чем попрошу, батюшка. Григорий обязательно вас найдет. Передай ему, пусть сюда едет.

– Встретимся, передам.

– Вот и хорошо. – Дмитрий подошел к повозке, где сидели Ульяна и Алексей, их сын. – Ты прости меня, Уля, но я должен остаться. С батюшкой в город езжайте.

– Уж не беда ли какая приключилась у Федора в нынешний радостный день?

– Нет! Матушка его, правда, приболела, но это еще не беда. Нам с ним дела кое-какие сделать надобно.

– Что за дела, Митя? Ты раньше ничего не скрывал от меня.

– И теперь не скрою. Но расскажу о них тогда, когда право иметь буду.

– А сейчас не имеешь? – Ульяна удивленно посмотрела на мужа.

– Сейчас, голубка моя, не имею. Батюшка посвящен в дело, но и он ничего сказать не может. Не допытывайся. Придет время, ты все узнаешь.

Супруга Дмитрия вздохнула.

– Такова наша бабья доля.

– Ты расстроилась?

– Я хочу, чтобы ты всегда был рядом, но разве такое возможно? Нет. А на нет и суда нет. Алешка с утра хочет на качелях покататься да медведей посмотреть.