В начале 1920-х гг., на наш взгляд, в СССР параллельно существовало несколько моделей взаимодействия органов государственной власти и общественных организаций: модель игнорирования (краткий период начала НЭПа), модель патернализма, и по отношению к «непослушным» организациям все большую силу, по мере свертывания НЭПа, набирала «модель борьбы с противником». В итоге в начале 1930-х гг. уже не осталось «непонятливых» организаций, а по отношению к остальным модель патернализма плавно переросла в «модель приводных ремней».
Эта модель и оставалась доминирующей вплоть до начала Перестройки, однако начиная с 1950-х гг. стала проявляться и патерналистская модель, в рамках которой появлялись и существовали такие самодеятельные и частично автономные организации и движения, как клубы самодеятельной песни, коммунарское движение, некоторые экологические группы и т. д. С другой стороны, правозащитники предложили государству партнерскую модель, которая была отвергнута, и в отношении них со стороны власти реализовывалась «модель борьбы с противником». Модель гражданского сопротивления практически не существовала в советское время, что объясняется, по-видимому, катками сначала большевистских, а затем сталинских репрессий ко всем несогласным.
В период Перестройки (1985–1989 гг.) «модель приводных ремней» уже показывала свою неэффективность, и власти пытались переключиться на патерналистскую модель. Однако их уступки постоянно запаздывали, к партнерской модели подавляющее большинство представителей власти были не готовы, и фактически реализовывалась модель игнорирования. В этот период наблюдался бурный рост «неформальных» организаций, которые действительно существовали как бы «не замечая власти». Другой особенностью этого периода являлась быстрая политизация структур гражданского общества, их активное участие в выборах, приносивших в крупных городах победу реформаторским силам, в митингах и в сопротивлении августовскому путчу 1991 г. (пример гражданского сопротивления), которое и стало реальной российской «цветной революцией».
В первые годы этого период в крупных городах России на короткое время доминирующей стала «модель садовника» – модель поддержки развития независимых общественных организаций как основы гражданского общества. Движущей силой ее реализации оказались представители демократического движения страны, ставшие в 1989–1990 гг. депутатами союзного, федерального и региональных парламентов. Поддержка развития неправительственных организаций рассматривалась ими как важная составная часть демократической политической реформы. В ряде случаев эту деятельность поддерживали и наиболее «продвинутые» представители власти исполнительной. Иногда, в случае успешного организационного развития НКО, между ними и властными структурами начинали устанавливаться и партнерские отношения (партнерская модель). При этом в отношении старых, «доперестроечных» НКО во многих властных структурах развивалась по обоюдному согласию патерналистская модель. Остальные три варианта модели в этот период практически отсутствовали.
После начала 1990-х гг., когда «демократы первой волны» во властных структурах (прежде всего, в структурах представительной власти) принимали законы, облегчающие регистрацию общественных организаций, а также поддерживали их развитие как важной части гражданского общества[23], внимание властей разного уровня к развитию НКО постепенно угасало. На федеральном уровне власть была озабочена в основном формами взаимодействия с политическими партиями, сильной тогда КПРФ, на региональном и местном уровнях у власти также были иные интересы, и сообщество некоммерческих организаций существовало достаточно автономно.
Основными движущими силами развития организаций некоммерческого сектора становились международные, прежде всего, американские организации, а также работающие при их поддержке российские НКО, ставящие своей целью содействие развитию гражданского общества.
В Санкт-Петербурге, например, развитию некоммерческих организаций, организаций третьего сектора были посвящены различные семинары и тренинги, широко проводившиеся в 1994–1996 гг. рядом зарубежных организаций, таких как Национальный демократический институт, Международный республиканский институт и др. В ряде случаев партнерами этих организаций были и петербургские некоммерческие организации, видевшие в качестве своей миссии развитие гражданского общества: например, СПб отделение Международного фонда правовых исследований «Интерлигал» (председатель правления – О. В. Старовойтова), а также СПб гуманитарно-политологический центр «Стратегия».
Во второй половине 1990-х гг. начался и выход активности ряда московских и петербургских организаций за пределы собственно обеих столиц. В качестве показательного примера можно привести проект «Эффективное управление НКО и сбор средств», который реализовали совместно Феминистский ориентационный центр и «Айрекс» при финансовой поддержке Агентства международного развития (США). В рамках этого проекта было проведено по два семинара-тренинга для лидеров НКО в ряде городов Урала, Сибири и Дальнего Востока. Опыт этого проекта был развит в следующем проекте этих же партнеров, уже носящем название «Социальное партнерство»[24].
В этот период диалог НКО и власти в той или иной мере происходил в основном на местном уровне и иногда на региональном. Федеральная власть, как правило, игнорировала НКО, за исключением отдельных случаев. Когда такое взаимодействие происходило, в отличие от ситуации начала 1990-х гг., оно имело место прежде всего с властью исполнительной, так как от нее зависели предоставление помещений для офиса и размер арендной платы. С другой стороны, многие НКО социальной направленности реально участвовали в решении социальных проблем, их представители входили в различные профильные советы, а сами они иногда выполняли проекты по заказам местных и (или) региональных властей. По мере развития опыта систематических встреч представителей власти и лидеров НКО естественным образом возникала и проблема легитимного (законного, общепринятого) представления интересов сообщества НКО перед властными структурами. В качестве способа решения этой проблемы многими рассматривается создание городских и региональных ассоциаций некоммерческих организаций. Однако в российской практике так и не сложился опыт создания таких ассоциаций[25]. Вместо этого имели место попытки создания подобных ассоциаций «сверху», со стороны властных структур, в виде Общественных палат при представителях Президента или в других формах, которые, как правило, оказывались неудачными. Вместе с тем профильные региональные или местные коалиции НКО были более успешными.
В целом, начиная с середины 1990-х гг., неправительственные организации испытывали существенно большее внимание от иностранных благотворительных фондов, чем со стороны российских властных структур. Во-первых, это был Фонд Сороса, российское отделение которого носило название «Институт "Открытое общество"», осуществлявший разнообразные программы в культурной, образовательной и благотворительной сферах. Во-вторых, это фонд «Евразия», работавший за счет средств, выделяемых Американским агентством международного развития (USAID). Эти два фонда, имеющие к тому же свои региональные отделения, позволяли активным НКО получать гранты размером от ю до 35 тыс. американских долларов. Далее созданные в процессе реализации программы вышеупомянутого консорциума ресурсные центры НКО в Краснодаре (Южный региональный ресурсные центр) и Новосибирске (Сибирский центр поддержки общественных инициатив) получали поддержку непосредственно от USAID и сами организовывали грантовые конкурсы для НКО своих регионов. Аналогичный ресурсный центр работал и в Санкт-Петербурге (Центр развития некоммерческих организаций), но в этом случае основным был ресурс европейских организаций. Московское представительство Еврокомиссии также регулярно проводило конкурсы на предоставление грантов. Специальные конкурсы грантов проводились также на правозащитную, экологическую, феминистскую тематику. Таким образом, сложилась целая система зарубежной поддержки российских НКО.
Во второй половине 1990-х гг. ряд российский некоммерческих организаций не только действовали независимо от властных структур, но и сами оказывали влияние на их развитие – прежде всего путем разработки и (иногда) внедрения новых, более современных направлений в правовой системе и в социальной политике. Примером могут служить инициативы по развитию ювенальной юстиции и восстановительного правосудия в целом (Общественный центр «Судебно-правовая реформа»), разработка программ предотвращения коррупции («Траспаренси-Интернешнл – Россия», фонд ИН ДЕМ), а также деятельность по развитию института Уполномоченного по правам человека в субъектах РФ (СПб гуманитарно-политологический центр «Стратегия»).
В этот период, наряду с ориентированными на либеральные ценности и на западные фонды (за неимением иных) НКО, стали возникать и НКО других типов – изначально ориентированные на содействие власти, а иногда и созданные по инициативе самой власти. Однако чаще власть вспоминала о существующих еще с советских времен организациях и начинала материально поддерживать всегда послушные ей организации, такие как Федерация мира и согласия, ряд женских организаций, различные ветеранские организации и т. д. В западных странах подобные организации получили название GANGO – government administrated NGO – «управляемые властью НКО».
Следует отметить, что, наряду с подобными организациями, вблизи властных структур возникали и другие НКО, инициаторами создания которых часто были бывшие комсомольские работники, изначально мыслящие свою общественную деятельность в тесной связке с властными структурами. Примером такой инициативы может служить создание в 1997–1998 гг. двух организаций – НКО «Независимая ассоциация в поддержку развития гражданского общества» и Национальный фонд «Общественное признание», – а также общественно-политического журнала «Признание» (первый номер был выпущен в июне 1999 г. бывшим комсомольским работником, успевшим уже поработать и в бизнесе, – С. А. Абакумовым)[26].
В этот период, преобладала модель игнорирования, что стало возможным, с одной стороны, благодаря массированной финансовой поддержке российских НКО международными фондами, а с другой – концентрацией власти на политических и экономических проблемах. Одновременно с этим продолжала свое укрепление Патерналистская модель, а в ряде регионов России, в частности, в Пермской области, закладывались основы Партнерской модели взаимодействия. «Модель садовника» была выражена уже существенно слабее, зато в некоторых направлениях стала проявляться «модель архитектора» Остальные три типа моделей также, как и в предыдущий период, практически отсутствовали.
О проекте
О подписке