Я слишком поздно догадался, любезнейший граф, что следует быть гордым, но все же я горд тем, что рано увидел [?]313, каков есть свет, каким он может стать и что не стоит труда заботиться о нем. Мы старались заботиться. Вы летали на шаре, что удерживал канат, и возвратились домой, когда пожелали; я же поднялся на шаре ввысь безо всякой страховки, так что хоть и не рухнул, но, плавая без руля, не смог вернуться туда, где был. Увидав революцию бельгийцев, которые до того времени не ведали даже имени себе такого и устроили оную, по правде говоря, вполне невинно, даже по-ребячески, разве что отрезали голову из-за шутки над капуцином314, мы оба пожали плечами, но, увидав революцию тигров-обезьян, сбежали с театра заблуждений и ужасов. С тех пор мы были зрителями различных сцен, что разыгрывались на нем и мало-помалу превращались из трагедии в лицедейство. Уж больно это все напоминает Корнеля, притом недурно сыгранного. Мы видели завоевателей, которым нужны были лишь провинции. Но, полагаю, о великом похитителе невинности я прочел в некоей сказке315. И се мы зрим его ныне. Он лишил чести 2 отнюдь не [?] воинственных двора, один двор, который прикидывался таковым, двор, который втянул их всех в войну, 3 королевства, скроенных по его лекалам316, двор, который был его союзником, Папу Римского317, Священную Империю и Италию. Александр не лишал чести Пора318, Цезарь – Помпея, Ариовиста319, Верцингеторикса и проч. Они были всего лишь побеждены и могли оправиться от поражения. Но320 сей раз покинешь брег, пути обратно несть321.
С грустью взираем мы на то, что творится ныне: не иначе, как забавное землетрясение или салонная игра, в которой всяк ищет себе место, а не найдя, грохнется оземь. Но не все еще кончено, хоть в сей час грудная жаба стесняет нам дыхание и угнетает нас.
Мы рождены, любезнейший граф, дабы болтать и, следовательно, жить в обществе, ибо общежительность и болтовня суть одно и то же. Таково счастье, что испытываю я с душою Вашей молодости и своей старости, сохранившей глаза прекрасными, а [душу?] и здравомыслие сделавшей еще более обворожительными. Она живет этими богатствами в сей стране, будто медведь, что в зимней спячке питается жиром, слизывая его с огромных лап, только на медведя она не имеет счастья походить, ибо пользуется всеобщим вниманием. И только всеобщая любовь [?] утешает ее в необходимости покидать порой свое логово.
Логовом, коего я никогда не покидаю, мне служит семья. Литературным чтением мне служит франкфуртская газета, театром – представления наследников Ганса Вурста322, кои Вы видели здесь прежде, а правила жизни сводятся к хорошему аппетиту и крепкому сну. Мой моральный закон призывает меня не доставлять горестей своему весьма узкому и простому окружению.
Вена лежит на пути между жизнью и смертью, здесь нет ни повода, ни желания, ни случая злиться. Горечь ощущаешь, лишь пригубив австрийского вина. Так что мы, пожалуй, пребываем в чистилище, ибо совершенно невинны.
Приезжайте и живите скучно вместе с нами. Вкусите покоя, достойного ничтожеств, ибо там, где Вы есть сейчас323, его не испытать: Вы встречаете знаменитых и прославленных людей, которые замечают, что Вы рождены и для знаменитости, и для славы. Здесь в этом никто не усомнится. А там, где Вы есть сейчас, Ваша любезность, Ваши бездонные знания, Ваша обходительность в свете требуют от Вас осознавать свой долг и налагают на Вас обязательства.
Небо, что непрестанно перебивает меня, хоть я и не могу сказать о нем ничего дурного, ибо оно создало меня совершенно счастливым, отняло у меня господина де Мейяна324, который часто беседовал со мной о Вас и говорил: «Ну и болваны же вы, милостивые государи, коль не заставили такого человека приносить пользу». Он отчасти знал Вас и отчасти разгадал.
Между прочим, что сказал бы о достойном человеке Ваш батюшка325, чья голова, одна из самых светлых, что мне встречались, вмещала знания о 4 сторонах света и всех уложениях, правах, нравах и обычаях? Отчего нет астрономов, что смотрят на землю? Они высчитывают, угадывают и предсказывают небесные явления, но отнюдь не земные. Пирр с удовольствием судачил о том, говоря: «Дражайший Синеас, победой наслаждайся и благовременьем и смеху предавайся»326. Ему стоило бы ответить327, что наслаждаться нужно не откладывая. Но наш Вильгельм Оранский тоже был молчалив328. Мне от этого досадно, ибо во всей истории я не нахожу ни одного великого человека с веселым нравом.
Впрочем, мы чувствуем себя отменно. На досуге мы вспоминаем театр китайских теней: их исчезновение восхитительно, и тот, кто показывает их нам, изъясняется философически, подобно тому, как мещанин во дворянстве изъяснялся прозою, не подозревая о том329.
Коли я и признаюсь Вам, любезнейший граф, что всегда любил и высоко ценил Вас, так совершенно невзначай. Ибо не прибудь я к нашей подруге одновременно с Вашим письмом, я бы сохранил сей секрет до конца своих дней. Меж тем Вы могли и разгадать его, заметив удовольствие, с которым я всегда видел и слушал Вас.
Поскольку ради Вас, любезнейший граф, я нарушил свой обычай никогда не писать [?], находясь за пределами города, в котором живу, примите мои и т. д.
Как нравится Вам мозаика европейская? Вестфалия чересчур велика, чтоб ее король звался Жеромом мнительным331. Если бы мы вмешались в сию глупую войну, Наполеон, словно гордый Гораций, отправив на тот свет 2 Куриациев332, указал бы туда дорогу и нам, хоть мы курам не чета, а разбив на свой манер и нас, и союзников, он заключил бы не мешкая мир с Россией, которая, как видите, с великой приятностью согласилась на него333.
Отчего Россия помешала Пруссии прекрасным образом заключить мир? Ведь друзья в политике учат друг друга, а упрямцы остаются в дураках. До меня доходят здешние глупые сетования на Пруссию. Мелодия, что играл на волшебной флейте Фридрих Великий, превратилась в барабанную дробь.
Вот как – мать и дети335 не показывают Вам наши письма и не держат в курсе событий в Теплице! Ну и семейка у Вас! А как они обращаются с моим младшеньким336? Ваша бурная жизнь, которая мне безмерно нравилась, сменилась тихой жизнью, которая нравится мне337, к тому же двух хорошеньких женщин сменили две остроумные338, утверждающие, будто все прочие – дураки. Что ж, так тому и быть. Дрезденские девицы, словно ласточки в конце лета, возвращаются в свои места и покидают сад – пускай. Идет дождь, погода скверная – тем лучше, на прогулку мы не ходим. В замке стало меньше народу, значит, будет не так жарко. В замок часто заглядывает с поклоном ревматизм. Хорошо, мне приходится распоряжаться закрывать окна, по крайней мере в 11 часов вечера. В обществе говорят все больше по-немецки, посему услышишь меньше глупостей. Так вдруг повелось, что все самые хорошенькие женщины, самые приятные в общении мужчины могут приходить в замок на ужин всякий день. И от этого в замке водворяется чрезвычайный уют, а мы избавляемся от редких339, больших и скучных обедов, которые господин Клари340 полагал своей обязанностью давать для всех иноземцев. По вечерам он играет партию, а Кристина341 играет свою, то бишь склеивает, вырезает и рисует по своему обыкновению. В это же время юная девица Линь342 чарует своим пением. Обе они получают лестные похвалы. Приверженцы Кристины343 заказывают ей ширмы, а когда являются значительные особы, она показывает им свои покои quod libet344. Я уже подстрелил кабанчика, несколько косуль и уток, и та же причина, по которой любезнейший Роже не приезжает сюда, мешает мне поехать в Веймар, куда герцог непременно хочет меня отвезти345. Людовики, что посещали Вас, похожи на того, который гостит у нас346. К нам едва было не заглянул некий Густав Адольф347, а со дня на день, возможно, пожалует и некий Фридрих Вильгельм, ибо поговаривают, что он хочет отречься348. Увы, его горести запятнали и меня, ибо он передал мне рассказ о них через принцессу фон Сольмс349, которая так больна, что я опасаюсь, как бы она не последовала за своей несчастной сестрой350.
Я отчитываю здешних немецких разумниц и разъясняю им, что их сочинения полны всяческих преувеличений, вроде череды любовников и любовниц, покойников и покойниц, повинных в собственной смерти; что сих персонажей следует хорошенько оттаскать за волосы, дабы придать им больше правдоподобия и жизни, и что незачем следовать моде, которая требует, чтобы до самого гроба они утопали в цветах и поцелуях351.
Если удается не уступить в споре с сими притворными (на днях в беседе со мной это слово употребили вместо «придворный») личинами, можно [1 слово нрзб] и холодно произнести: «Ее душа отлетела на небеса». Мы [нрзб] род, коего нет более в природе. Кажется, рана не сквозная, но шрам от нее по-прежнему заметен, хоть внимание352 к ней прочих лиц и время позволили ей немного затянуться. Ах, Франция, Франция! Она хорошо воспитала нас и научила не выставлять напоказ ни нрав, ни характер (сказывают, что я даже [сержусь?] на солдата, коего хочу принять в свою роту, за его высокий рост). Мы обладали настоящим нравственным чувством, знали честь и изящество во всех проявлениях, а еще я очень любил то, что называется духом общества, то есть состязания в декламации зимой и в публичных выступлениях летом. Все проходимцы, набранные в рекруты на Новом мосту, из коих некоторые распевали изредка куплеты, одерживали верх в битвах с маршалом Саксонским и врагом морали и природы герцогом Вандомским353.
И чем же я плачу Вам, дорогой Роже? Рассказами, размышлениями и проч.
Вы пишете, что у княгини Багратион весело проводят время. Фердинанд354 и [Штадион?]355 уже не столь влюбчивы. Барон Биндер356 стал менее мнительным[,] [Анна-Роза?] более колкой, Генриетта Лихновская357 более бойкой. Граф C. не уступает в любезности Фонтенелю, своему земляку358. Сие означает, что только Вам и присуще это качество, но Вы полагаете, что оно присуще и прочим. Боже мой, сколь любезно359 Ваше письмо. Каждая строка, черта и линия насмешили Клари и Линей.
Прощайте, любезный граф Роже. Если Вам повстречается какой-нибудь [олух?] из Палермо с карманами, набитыми золотом, сжальтесь над своим кошельком и над нами и приезжайте сюда. Горе мне и многим прочим, если возникнет надобность прервать почтовое сообщение.
О проекте
О подписке