Здесь начинается следующий этап следствия. В те далёкие от нас времена дееспособность молодого человека наступала в 17 лет, если он был на военной службе, или в 21 год, если служил в гражданской или не служил вовсе. Так как Чацкий отдал долг Марсу, о чём говорит он сам: «Давно ли я к нему от нежности отрёкся», имея в виду военный мундир и его знакомство, почти дружбу, с Горичем. После вступления в полк Александр стал редко бывать у Фамусовых, к этому периоду относятся фразы Софьи: «Редко стал бывать у нас» и «В друзьях особенно счастлив». О друзьях Чацкого можно судить по Репетилову, по общим с ним знакомцам и по тому, что «уголок» он решит искать «по свету», а не у друзей. В основном это была такая же не перебесившаяся молодёжь, охочая до жжёнки, шампанского и прочих развлечений. Судя по его отношениям с давними знакомцами, друзей у него на день действия не осталось. Не думаю, что Горич или прочие N. и D. с радостью примут его под свой кров, ссудят деньгами или помогут в устройстве дел. О годах военной службы у него остались воспоминания лишь о том, как и по его поводу кричали: «Да здравствует! Ура! И в воздух чепчики бросали». Насколько им были заслужены эти «ура» и «чепчики», нам неизвестно. Чацкому не довелось себя проявить на военном поприще, зато на всевозможных пирушках он был, вероятно, в числе первых. Так бы жить до скончания века, но запасы денег иссякают быстро, если их тратить без счёта. Устав отбиваться от кредиторов, Александр, которому уже было не менее 21 годика, в который раз (?) прикинувшись влюблённым, не буду повторять каким, в 10-летнюю девочку, зачастил к Фамусову с жалобами на тяжёлую жизнь и с просьбами о помощи в налаживании дел имения в Тверской губернии.

Кажется логичным, что Фамусов, занявшись имением Чацкого, привлёк для этого Молчалина – клерка из тверского присутствия, на которого и возложил впоследствии управление имением Чацкого. Поскольку у Молчалина неплохо получалось то, что у Чацкого не получалось вовсе, то было откуда взяться его неприязни. Увидев, что в управлении имением Александр абсолютно бесполезен, Фамусов хлопотами Татьяны Юрьевны пристроил его в Санкт-Петербург, к министру, а потом к другому и третьему. На всех местах за Чацким присматривал Фома Фомич, за что тот и стал пользоваться нелюбовью Александра Андреича, полноту которой с Фомой Фомичом разделяли три министра и ещё куча народу, не оценившего непревзойдённых дарований этого гения. Успехи на гражданском поприще были весьма скромны, помните – «по службе неуспех», и Чацкий подал пример будущим героям Тургенева тем, что, помелькав немного у Фамусова, во второй (а вероятнее всего, в третий, если не четвёртый) раз прикинувшись «влюблённым, взыскательным и огорчённым», облившись слезами почему-то перед Лизой, а не Софьей, «вышел в отставку и уехал за границу».

Может быть, я напрасно так скрупулёзно выискиваю имеющиеся факты и домысливаю возможные повороты биографии Чацкого, ведь на ход самой комедии он влияния, по сути дела, не оказывает? Думаю, что для развенчания образа Чацкого это всё же сделать необходимо. Итак: сведений об успехах Чацкого в учёбе, кроме как о совместном с Софьей учителе, военной или гражданской службе комедия нам не приводит, а те сведения, что в комедии имеются, никак не способствуют тому, чтобы читатель как-то проникался к нему уважением. Надо сказать, что рекомендация Фамусова: «он славно пишет, переводит», при всём приписываемом Павлу Афанасьевичу ретроградстве, может означать только то, что Чацкий бойко пишет хорошим почерком под диктовку и копирует уже готовый текст. Тот Фамусов, коим его преподносит нам «УчПедГиз», не может поощрять сочинительства и перевода с иностранного языка, да и зачем сочинители на государственной службе?

Доказательством того, что Чацкий не задействован или, по крайней мере, не необходим в комедии, может послужить предположение: а что бы было, если бы он не приехал этим утром к Фамусовым? Да всё то же самое, только Софья вместо того, чтобы выслушивать пустопорожние упрёки и заплесневелые сплетни Чацкого, вздремнула бы лишние полчаса, а Фамусов не наслушался бы всякой ерунды от человека, воспитанием которого он, как оказалось, занимался тщетно. Молчалин бы, наверное, всё же сумел так повлиять на Лизу, чтобы она открыла глаза Софье на него, и та оставила бы его в покое. И уж точно Филька не распростился бы с должностью швейцара, а кучеру не пришлось бы искать, где укрыться от мороза и непогоды. Слон в посудной лавке более уместен, чем Чацкий в обществе нормальных людей.

Та гневная тирада Чацкого, которую неопытный читатель принимал за осуждение, а опытные учителя не считали нужным его в этом разубеждать из-за политической направленности преподавания литературы, в адрес Нестора и Мецената, на самом деле, могла быть продиктована завистью к богатству и самодурству Нестора, и к тому, что Меценат разорился, всё же делая Дело всей своей жизни, а не просто промотавшись, как он сам. Даже если Чацкий и Меценат будут сидеть на одной паперти, то нищета Мецената будет благородной, а нищета Чацкого должна служить назиданием потомкам, что нельзя растрачивать молодые годы понапрасну.

Как хотите, но трансформация человека, который «умён, остёр, красноречив, в друзьях особенно счастлив», в жёлчного, обозлённого на всё и всех субъекта, не происходит просто так. Ум, острота и красноречие вполне могли быть приписаны Чацкому детским ещё воображением Софьи, мы же им не находим свидетельств в комедии. Зато примеров озлобленности, которая, вероятнее всего, является результатом разорения, если и не полного, то близкого к полному, находим сколько угодно. Не случайны препирательства Фамусова с Хлестовой о количестве крепостных Чацкого. Далеко не факт, что, и вообще, всё его имение не заложено и не перезаложено. Только человек, лишённый всяких видов на будущее, может с таким упоением разрушать то немногое, что у него ещё остаётся. «Пусть всё сгорит!» Да ещё после того, что Софья не бросилась ему на шею, не погладила по головке, не утешила, как сделала бы его мать, будь она жива и в здравом уме. Мало того, Софья ещё оказалась влюблённой и не склонной слушать гадости про свою родню и Молчалина! Ну как тут не нахамить своему опекуну, который вместо того, чтобы просто дать денег, допекает неприятными расспросами и советует «не блажить», а серьёзно чем-то заниматься?!

Читатели и зрители расстались с Чацким в последнем акте, даже как-то сожалея о нём, а вот Фамусову, скорее всего, расстаться с Чацким навсегда не получится. Назавтра, охолонув и подсчитав свои любезные, Чацкий поймёт, что у него только два выхода – идти либо в кусочки, либо с покаянием к Фамусову и всё-таки изобразить из себя правильного «блудного сына».

Если и были у Чацкого какие-то таланты, то растрачены они впустую, – своё тридцатилетие он точно встретит без образования, карьеры, состояния и имения. Не могу сказать, что он кому-то, кроме себя, причинил непоправимое зло. О нём хоть и будут сожалеть, но не убиваться.

Не стоит обходить вниманием и отношение Чацкого к женщинам. Если бы все претенденты на руку и сердце так обращались бы со своими возлюбленными, то род человеческий давно пресёкся бы. Это про Софью, и стоило ли говорить о её уме, если бы она приняла всё то, что наговорил ей Чацкий, за ухаживание.

Надо ли было Чацкому высмеивать старушку Хлестову? Татьяна Юрьевна принимала в нём участие, и как он отозвался о ней? Наталью Дмитриевну настроил против себя и графиню-внучку. Вообще, прежде чем шутить с женщинами, надо предварительно испросить совета у К. Пруткова. Я не сильно погрешу против истины, если скажу, что самые явные и на его взгляд обоснованные претензии у Чацкого… к жёнам, их дочерям, княжнам, к женщинам вообще и Софье в частности за непонимание его тонкой натуры, за невнимание и нелюбовь к себе.

Никуда Чацкий не уедет, – он разновидность приживалки, которая, живя из милости, никого не любит, сама всем надоела, но выгнать которую хозяева не могут из милосердия ли, из сердобольности ли, но более всего – от сознания её никчёмности, неудельности и неспособности ни к чему. Выгнать или перестать заботиться о такой, значит то же самое, что лишить её жизни, а это грех для христианина.

Чацкий — образ неумирающий, его реинкарнации мы встретим ещё… у Достоевского – Кармазина, у И. Шмелёва в образе барина Антальцева, а у Ильфа и Петрова он будет Васисуалием Лоханкиным. Вообще, Чацкий явил бы из себя весьма любопытный набор всевозможных психопатий и фобий для специалиста по отклонениям в поведении.

Молчалин. как я уже говорил, персонаж хоть и необходимый, но его образ неважен, так как все его действия – это реакция на капризы Софьи. Опять же реакция очень и очень откорректированная осознанием своего подчинённого положения патрону и благодетелю – отцу Софьи. Искренне ли он угождает или ради выгоды, – нам не известно и, за неимением фактов, предположения на эту тему, даже при достаточной их вероятности, могут быть самыми противоречивыми, а следовательно, несущественными. Единственное место, когда Молчалин, не спавший уже часов 30 с лишком, показывает, что он далеко не прост, – это в диалоге с Чацким, где он исподволь демонстрирует нам и последнему, что тот ничего собой не представляет, а Чацкий, не понимая того, оправдывается, используя домашние заготовки и демонстрируя своё злоязычие в адрес людей, которые принимали участие в его судьбе. Этот диалог даёт нам понять, что Молчалин очень неплохо осведомлён об обстоятельствах Чацкого и что Чацкий… личность довольно пустая, да ещё и жёлчная к тому же. Функция у Молчалина, говорю я, исключительно служебная и он её блестяще исполняет! Чацкий же, при всей своей ненависти или всём презрении к Молчалину, злословит о нём только заглазно, в непосредственном общении достаточно корректен. Не от того ли, что Молчалин уже является дворянином и вполне может потребовать у него сатисфакции? Ещё Молчалин нам являет пример вертикальной мобильности в первой четверти XIX века, когда человек из низов к 30 годам уже делает неплохую карьеру. Тем же, кто осуждает Молчалина за якобы низость в финальной сцене с Софьей, скажу: если невинно осуждённый узник своим побегом доставляет нравственные страдания своему тюремщику, то это вина не беглеца, а того, кто осудил его на страдания, им незаслуженные.

Нашим великим актёрам я бы рекомендовал ничего не рассказывать нам про «игру на разрыв аорты», а просто перед тем, как воплощать на сцене образ Молчалина, не поспать 40–42 часа, а потом ещё внезапно потерять надежду поспать и в ближайшие 24. Вашему покорному слуге довелось однажды не спать две ночи кряду, но прочих ограничений у меня не было, – привычная, только круглосуточная, работа с регулярным питанием и возможностью даже 20–30 минут иногда вздремнуть. 12 часов потом я спал, не просыпаясь.

Фамусов — довольно противоречивая фигура. Его можно представить и передовым человеком, судя по его высказываниям о молодёжи, и ретроградом, если судить, как он отзывается о книгах, впрочем, он так мог отзываться только о тех книгах, что читала Софьи и тех, которые не пошли на пользу Чацкому. Но одно, я уверен, неоспоримо: Фамусов являет нам единственный на всю великую русскую литературу пример настоящей мужской дружбы. Может быть, я не очень хорошо знаю литературу, но я не могу назвать ни одного произведения, где бы фигурировали два настоящих товарища. Почему-то вспоминаются только такие романы и рассказы, в которых один другого разорил или где один другого пытается расшевелить и всячески помогает, а потом бросает за бессмысленностью процесса, или один другого убивает просто так, а вот в котором один друг принимает на себя воспитание сына умершего друга – только «Горе от ума»! Фамусов ни разу и ни в чём не упрекнул Чацкого, а ведь было за что! Фамусов не женился вторично, хоть был ещё далеко не стар, когда он потерял мать Софьи, из-за того, вероятно, что не хотел в своём доме отношений: «дочь-мачеха» и тем более «воспитанник-мачеха», то есть заботясь исключительно о детях.

Фамусов сохранил и, вероятно, приумножил состояние Чацкого. Любой человек с качествами, которые приписывают Фамусову моралисты, ещё в детстве объявил бы Чацкого недееспособным, не особенно погрешив против истины, и владел бы его имением, как собственным.

Можно почти гарантировать, что Павел Афанасьевич уже назавтра, всё простив и забыв, кинется разыскивать Чацкого, если тот сам не вернётся раньше – поучаствовать в сцене «Возвращение блудного сына».

Нам ли и в наш ли век упрекать Фамусова за то, что он оказывает протекцию родне? «Свояченицы детки» – это, видимо, дети той самой «Тётки из глуши, из Саратова».

Скалозуб. Уже сама фамилия показывает, что для него… горе – не беда! Почему-то предписывается школьникам высмеивать полковника Скалозуба. До «УчПедГиза», вероятно, не доходило, что, начав высмеивать героев Отечественной войны 1812 года, можно дойти до осмеивания огулом вообще всех героев всех остальных войн, которых, к сожалению, в истории России-РСФСР-СССР-России было немало. Если до кого-то не доходит скрытый юмор высказываний Скалозуба, то это не проблема последнего. Скалозуб служил честно, и, судя по тому, что за четыре года войн – с 1809 по 1813 год, он, не прячась от пуль, стал подполковником, а на день действия комедии всего лишь полковник, то ему не слишком помогали продвигаться по службе его родня, друзья или деньги, и не важно, что он сам о себе говорил. За всю комедию Скалозуб наиболее жёстко, но вполне заслуженно, прошёлся по князь-Григорию и его присным, а кто считает, что они этого не заслужили, пусть аргументирует свои возражения Сергею Сергеевичу. Если же кто-то сможет в наш меркантильный век упрекать Скалозуба за его богатство, то и отвечать такому оригиналу не стоит.