Нарисовав на коже пациентки четыре крестика – места введения лапаропортов, – Вадим почувствовал привычную бодрость, приходящую перед началом любой операции.
Анестезиолог Илья, анестезистка Марина, операционная сестра Света – все бросали на него пытливые взгляды, загадочно помалкивали, но ему было все равно. Ставка слишком высока, чтобы обращать внимание на праздное любопытство.
Теперь под ногами крошечный островок. На нем вдобавок умещается извечный соперник и оппозиционер Фирман. Волею случая Эдик стал партнером. О’кей, настоящий друг познается в беде. Хоть прежде и не так часто приходилось работать вместе, некоторые навыки совместной оперативной практики у них имеются.
– Начинаем!
Вадим трижды старательно обработал операционное поле. Кожа пациентки намокла, порозовела, по ней поползли блики. В пупочной ямке образовалось маленькое озерцо спирта. Расин внезапно осознал, что видит в нем отражение Эдуарда.
Медсестра развернула сложенную валиком простынь, накрыла пациентку. Извлекла салфетки, зажимы. Фирман молча ей помогал.
Движения коллег казались Расину несколько замедленными, и он ловил себя на мысли, что хочет их поторопить.
Он дождался, пока, наконец, все будет готово, и скомандовал:
– Скальпель.
Взяв инструмент, он проделал небольшое отверстие в брюшной стенке – на три сантиметра ниже пупка. Машинально промокнул его, хотя и так не выступило ни капли крови.
Надо произвести операцию быстро и предельно аккуратно. Движения должны быть точными, этапы – последовательными. Удачный исход – вот первый шаг – нет, не к реабилитации, – к преодолению тех преград, которые ставят неведомые силы на пути к неосознанной ещё цели.
– Света, шить…
Взяв иглодержатель, он проверил правильность положения иглы, примерился…
Вы находитесь на третьем уровне…
Вот о чем он успел подумать.
Ноги сами оторвались от земли.
Яркий свет.
Стало просторно, словно стены операционной рассыпались на части.
В следующий миг он стал острием иглы.
Операционное поле развернулось далеко внизу бескрайней равниной телесного цвета, и Расин повис над ней вниз головой.
Он попытался осмотреться, но шея была неподвижна, ведь она теперь из стали.
Но где же тот, кто его держит?
Руки, голова, спина, чувство устойчивости и вертикали – все исчезло.
Зато стала ощущаться собственная заостренность. Теперь его цель – протащить толстую шелковую нить сквозь плотную связку…
Внезапно ранка в стенке живота понеслась навстречу, стремительно увеличиваясь в размерах и превращаясь в овраг. Расин видел приближающиеся кожные поры, кровавый обрыв разреза. Ему стало страшно. Он попытался уклониться, выскользнуть из мертвой хватки иглодержателя. Игла завиляла. Все завертелось перед глазами. Опять вспышка… Что-то дернуло назад… Чересчур стремительно…
Расин покачнулся, потерял равновесие, стал валиться на пациентку.
Эдуард заметил движение, чуть выставил вперед плечо. Вадим уперся в него. Его взгляд затуманился.
– Вадик… – чуть слышно шепнул Фирман… – Могу заменить тебя… если хочешь… Только прошу, сейчас притворись, что шьешь…
Привычные ощущения мало-помалу возвращались. Немного кружилась голова…
Но… Они не должны этого видеть.
Вадим собрал остатки сил, сосредоточился. Выпрямился, не спеша осмотрелся по сторонам, взглянул на операционное поле, на ассистента.
– Нет, Эд… Все в порядке…
На ум пришло «Превращение» Кафки. Он содрогнулся при мысли о том, что ему, как и Грегору, проснувшемуся однажды сороконожкой и утратившему дар речи, придется остаток жизни провести в заточении.
Если он сдастся, то никогда уже не сможет приспособиться к нестабильному миру и к самому себе, постоянно меняющемуся. Завтра он превратится во что-то совсем иное, откроет рот и не поймет собственной речи. И тогда его наверняка поместят в палату для психов.
Нет. Нельзя позволить себе утратить связь с миром.
Он выучит все движения заново, научится слышать и видеть сквозь призраки…
С этой мыслью Расин крепче сжал держатель, с усилием проколол белую линию, протянул нить, сделал узел. Намотав нить на палец, поднял участок брюшной стенки – получился небольшой купол.
– Света, троакар… – Голос его стал тверд и спокоен.
Он не увидел её рук: только глаза, глядящие из-за горизонта.
Громадный конус пролетел над головой, как комета, и мощные воздушные потоки качнули прожектор.
Чьи-то тени взметнулись повсюду.
Конус вонзился носом в бледную поверхность, встал вертикально. Медленно вращаясь, начал зарываться в плоть.
Двигаясь за ним по инерции, Вадим почувствовал, что заваливается на бок.
Что, если он провалится вслед за троакаром в брюшную полость?! Он же собой убьет пациентку!
Инструмент неумолимо погружался.
Вадим попытался обхватить его руками. Надо во что бы то ни стало задержать троакар. А потом упереться коленом в живот…
Стоп! – крикнул он себе. – Не сходи с ума!
Это всего лишь десятимиллиметровый троакар! Ты и так держишь его в руке.
Ты все ещё здесь, у операционного стола.
Просто изменились твои ощущения. Но ты обязан к этому привыкнуть.
Слишком много упрямства… Нельзя так жестко сопротивляться. Будь гибким.
Не борись с реальностью.
Прими это…
Вадим постарался расслабиться.
Кто-то по-прежнему поднимал купол, создавая под брюшиной безопасный участок пустоты.
Троакар плавно втиснулся в отверстие и, наконец, остановился.
Петля.
Узел.
Готово.
Он перевел дыхание. Порт закреплен.
Но это пока только один из подготовительных этапов. Как же он сможет дойти до конца?
Вадим поднял глаза на Фирмана. Тот был невозмутим.
Ладно…
– Эд, вводи лапароскоп!
Фирман заработал с энтузиазмом. Он принялся усердно двигать локтями, наклоняясь и поворачиваясь, управляя инструментом и продвигая объектив к желчному пузырю.
Иногда он поднимал лицо, и Вадим видел его взгляд, полный решимости.
Операционная сестра то и дело поглядывала за работой Фирмана: прежде он никогда так не старался помочь Расину.
– Есть, – сказал через минуту Эдуард.
Вадим внимательно поглядел на монитор, кивнул.
– Света, два пятимиллиметровых.
Волнение тут же прошло. За долю секунды он увидел весь ход предстоящей операции, прокрученный как фильм на ускоренном воспроизведении.
Он взял скальпель и сделал новый надрез в правом подреберье.
– Шить!
Внезапно его движения стали убыстряться. Несколькими виртуозными жестами наперсточника он установил ещё два порта и без промедления перешел к следующему этапу.
Пузырь находился достаточно глубоко, однако Вадим знал, как избежать трудностей. Каждым предстоящим действием надо было всего лишь копировать очередной кадр из фильма.
– Диссектор!
Вадим не сводил глаз с монитора. Теперь он весь был погружен в работу.
Медсестра с трудом успевала подавать необходимые инструменты и забирать использованные.
– Крючок… Клипс-аппликатор… Вытаскивай… Ревизия ложа… Изменить экспозицию… Камеру выше… Десуфляция…
Миновало не более десяти минут, как он повернулся к Фирману.
– Порядок, Эд. Санируем.
Медсестра засуетилась, подавая шприцы, наполненные раствором фурацилина, зашумел вакуумный отсос.
– Кстати, вакуум является родоначальником пространства и времени, – сказал Вадим. – Вы это знали?.. И вообще, кто-нибудь задумывался, что такое вакуум?.. Ну, все. Выходим… Как у нас дела, Илья, – он обернулся к анестезиологу.
– Сто двадцать на восемьдесят пять. Полный порядок. Вывожу из наркоза.
Вадим взял с операционного столика желчный камень, повертел его в руке. Конкремент был рыжевато-зеленый, неправильной яйцевидной формы. Причудливый узор на одной из его сторон напоминал извивающуюся змею и одновременно человеческий профиль.
Расин вышел из операционной, стал стаскивать перчатки, маску…
Жизнь в нестабильном мире может наладиться. Слепые от рождения, которым через много лет восстановили зрение, тоже не могли ходить, прежде чем прошли длительный восстановительный период. Новое чувство становилось для них помехой.
Сейчас у него трудное время, но скоро он адаптируется. Важно не впадать в панику. Шаг за шагом, он освоит свои новые способности. Поймет, что они собой представляют и как ими пользоваться.
Вы находитесь на третьем уровне, – опять вспомнил он. – Не забудьте закрыть за собой…
Вадим машинально захлопнул дверь операционной, хотя все было закончено, и пациентку погружали на каталку.
Беги прямо сейчас…
Кафель в предоперационной комнате поплыл.
Большой эмалированный таз для мытья рук задребезжал, и по поверхности раствора С-4 пошли частые круги.
– Вадим Борисович!!! Она умирает! Лена, зови Михаила Сергеевича!
Света толкнула дверь плечом, прикрывая стерильные руки салфеткой.
Едва не сбив её с ног, Вадим заскочил обратно в операционную.
– Илья! Что?!.
– Нет давления…
Уже понимая, что мир в очередной раз изменился, Вадим на слабеющих ногах приблизился к только что прооперированной пациентке.
Нет… Та была поменьше ростом. У этой слишком мощное мужеподобное телосложение.
Он осторожно отвел марлевую повязку, приклеенную к коже несколькими полосками пластыря. Похоже, тут была рваная рана.
Всюду кровоподтеки, ссадины…
Расин тронул дренирующую трубку. Издав чавкающий звук, она вывалилась. Из отверстия потекла густая темная кровь.
Вадим посмотрел в таз, стоявший на полу. Там, среди окровавленных марлевых салфеток, багровым островком возвышался внушительный кусок печени.
Треть правой доли, подумал Расин.
– Она уходит… – проговорил Илья.
Вадим отбросил простыню, изолирующую лицо пациентки и обмер.
Перед ним лежала Гаерская. Подбородок её агонирующе вздрагивал.
Расин отступил назад.
– Эд!..
Но Фирман не отвечал.
– Эд! – вновь позвал Вадим.
Он оглянулся, но увидел лишь испуганные лица операционной сестры и анестезистки.
– Где Фирман?.. Куда он ушел?..
У Светы расширились глаза.
– Вадим Борисович… Но… сегодня его здесь не было.
И тут её взгляд стал бессмыслен.
Беги прямо сейчас!
Сорвав бахилы, Вадим бросился в коридор.
Унылая явь навалилась не него.
Мир стал другим. Разве это тот оперблок, в котором он проработал девять лет? Здесь слишком низкие потолки, чересчур узкие окна. Всюду серая краска. Вместо линолеума керамическая плитка.
Расин быстро свернул влево и побежал. Гулкий звук шагов слился с оставшимися позади криками.
Пугающе длинный коридор… Он будто переходит в тоннель: впереди ряд окон заканчивается, и конец коридора утопает в сумраке.
Куда бежать?
От окружающей обстановки и всего происходящего веет коварством и агрессией. Каждая трещина на штукатурке смотрит испытывающе.
Тело кажется чужим, как отсиженная нога. Голова отказывается думать: ситуация необъяснима…
Пропал островок, который был надеждой и спасением, – он растаял как мираж…
И Фирман будто сквозь землю провалился. Что с ним сталось? А ведь он тоже каким-то образом втянут в эту историю.
Может быть, объединив усилия, они сумели бы побороть обстоятельства и вернуть прежнюю нормальность мира?
Впрочем, даже, если ему и удастся разыскать компаньона, помнит ли Эдуард их последний разговор?..
Да ладно… Неважно. К черту все это! Что бы ни случилось с Фирманом, тебе самому нужно выжить, сохранить внутреннее ядро. Знай: это путь одиночки. Ты не должен подчиняться отчаянию. У тебя есть цель. Она вплетена в твое прошлое.
Добежав до конца коридора, Расин с силой толкнул дверь, словно боялся, что она окажется запертой на замок. Дверь распахнулась. Выскочив из блока, Вадим натолкнулся на чью-то крупную фигуру.
– Доктор! – Железная рука схватила за запястье. – Как она?..
Внешность мужчины была кошмарной. Длинные волосы, массивный подбородок, чрезмерно толстые губы, неестественно развитые плечи – все вызывало отвращение…
– Что вам от меня нужно? – рявкнул Расин, пытаясь выдернуть руку.
– Постойте, пожалуйста… Только два слова…
Лицо громилы казалось знакомым.
– Вы…
Губы громилы тронула ухмылка.
– Гаерский. Племянник Гаерской. Мы с вами час назад разговаривали. Помните?.. Извините, что остановил… Честное слово, просто не нахожу места…
Что таится за зловещей маской? Сами по себе слова вежливы, однако, тон враждебен.
Племянник изменил поворот головы, посмотрел исподлобья.
– Ну и?.. Как она? – Темная фигура тяжеловеса застыла на фоне серого окна в ожидании ответа.
– Н-не знаю… – глухо отозвался Вадим. – Не могу сейчас говорить с вами…
Глаза громилы тускло блеснули.
– Почему же? Что-то не так?..
– Не так, – коротко ответил Расин. Он силился освободиться.
Внезапно лицо громилы исказила безобразная ухмылка.
– Какого хрена обещал, что все будет в порядке? – Он приблизил лицо почти вплотную. – Знай: если с ней что-нибудь случится, ты – покойник. Понял меня, докторишка? Ну! Теперь я тебя слушаю.
– Сперва… отпустите меня.
Племянник посверлил Расина глазами и ехидно произнес:
– Ах, да… Прошу прощения…
Он медленно разжал кисть.
Расин потер запястье и отступил.
– Ну? – Взгляд племянника пронзал насквозь.
– Я не могу с вами говорить, – снова повторил Вадим.
За дверью операционного блока послышались голоса.
Страшный сон. Надо бежать туда, где никого нет.
Нужно время, чтобы прийти в себя. Побыть одному, осмотреться. Не то чуждый мир одолеет.
– Вы… – Голос Вадима дрожал. – Лучше будет, если обратитесь за информацией… к моим коллегам.
Он попытался выскользнуть, но громила угрожающе шагнул навстречу.
– Ну-ка, не спеши, докторишка…
Ринувшись вперед, громила схватил Расина за рубаху, прижал к стене. Вадим стукнулся затылком.
– Что ты с ней сделал, тварь? – брызжа слюной, прохрипел громила и навалился всем телом.
– Отпустите! – Вадим попытался высвободиться, но куда там: Гаерский весил не меньше центнера. Стало трудно дышать.
– Имей в виду, докторишка. Если что не так, я из-под земли тебя!..
Скрипнула дверь.
И вдруг, словно пленку зажевало. Скрип затянулся, превращаясь в низкий монотонный гул. За матовым стеклом поползли тени. Пасть громилы отверзлась, испуская басовитый рык.
Время стало вязким.
Вадим неожиданно постиг реальность. Он отчетливо увидел вариант будущего – таким, каким оно могло бы стать через пять-десять секунд.
Илья, Света, Марина – уже не те люди, которых он знал на протяжении многих лет. Тут они – призраки. Хотя у них на самом деле есть основы, источники, откуда исходят лучи. Мир, в котором родился и вырос Вадим – всего лишь одна из дальних плоскостей. Такая плоскость улавливает луч и фиксирует на себе его проекцию.
Расин и сам – одна из таких проекций, считающая себя личностью. Каким-то образом он перескочил выше, ближе к источнику лучей, неся с собой совокупность черт, образованных своей же проекцией.
Но здесь мир совсем иной. Эта плоскость размыта, она не может зафиксировать отображения большинства лучей, и потому пустынна и малообитаема. Призраки, идущие за ним, словно контуры людей, которых он знал. Они несут в себе лишь малую часть принадлежащих им свойств, хоть и в полной мере владеют силой луча. Это не личности, а темные подсознания.
Возможно там, в их привычном мире, они не понимают, что случилось с Расиным. Там происходит что-то совсем иное, чем здесь. Вероятно, у него опять приступ сумасшествия, и они просто силятся ему помочь.
Вот что произойдет здесь: коллеги вбегут в комнату ожидания и попытаются вернуть его назад, в операционную, для того, чтобы он стоял и смотрел на убитую им женщину.
Он должен бежать от своей вины, от призраков, от Гаерского. Но спрятаться надолго в каком-нибудь закоулке этого мира нельзя, ибо тогда он останется здесь навечно.
Он должен бежать.
Расин изо всех сил боднул громилу в переносицу, согнул ноги в коленях, скользнул спиной по стене, очутился на полу, дал кулаку разогнаться ровно настолько, насколько позволило образовавшееся пространство, и с силой впечатал кулак в пах громилы. Тот крякнул и повалился назад.
В ту же секунду дверь стала открываться. Голоса за ней звучали так низко, что слов нельзя было разобрать.
В следующий миг Вадим был уже на ногах. В два прыжка пересек комнату ожидания.
Над стеклянной дверью, ведущей в коридор, черной краской была выведена цифра «4». Что это значит? Оперблок всегда был на пятом этаже!
Он распахнул дверь.
Полет… Падение… Черный тоннель… Звезды… Вспышки… Черный тоннель… Коридор…
Коридор напоминал абдоминальное отделение только в общих чертах. Там, в конце, сразу за ординаторской, должен быть его кабинет.
Вадим пробежал мимо лестницы, краем глаза заметил поднимающегося Галаха.
– Ты молодец, Расин! – крикнул Галах вслед. – Все верно понял! Ты уже на четвертом уровне! Дальше давай сам!
Вадим, не замедляя ход, пробежал мимо.
– Главное, дверь закрывай за собой! – донеслось сзади. – После каждого уровня… И ни в коем случае не останавливайся! Засосет!
В стене появился просвет: стала открываться дверь ординаторской. В проеме показалось широкое, как сковородка, лицо заведующего. Пробегая мимо, Вадим поймал его озабоченный взгляд и заметил за плечом шефа Портного и Серегу. Они стояли неподвижно, как каменные изваяния.
– Вадик! Постой! – окрикнул его шеф.
Внезапно Расин сообразил, что оставил ключ от кабинета в кармане халата. Он выругался и медленно обернулся.
Шеф наступал, широко расставив руки. Шел на носках, нелепо улыбаясь, словно собирался изловить мотылька.
– Ребята. К стеночке его прижимайте, к стеночке, – говорил он.
Портной и Серега шли позади. Лица их были бесстрастны, глаза пусты.
Выйдя из-за спины заведующего, Серега также растопырил руки и стал обходить сбоку.
– Что я вам сделал, сволочи?! – голос Расина сорвался на злобный визг.
О проекте
О подписке