В этот вечер Тамара Иевлева окончательно поняла, что ее надежды рассыпались, что Борис оказался в ситуации, к которой он совершенно не готов, и она не знает, как ему помочь. Ну не получилось из него обычного мальчика. Обычного теплого веселого мальчика. Без этих ночных историй, пугающих странностей. Очень жаль, конечно. Очень-очень жаль. У нее самой это началось намного позже, когда уже было за тридцать. Взрослый человек, с устоявшейся психикой. С опытом. Все равно нелегко. Нелегко и страшно. Но рядом с ней было двое сильных мужчин, действительно любивших ее. Один живой, а другой – нет. А Борис сам. Да к тому же мальчик. Девочки раньше приобретают внутреннюю устойчивость. К ним так не прилипает всякая гадость. Девочки сильнее, как ни странно. И в такой момент она даже не может быть рядом с ним. Не может. Не нападет же она на районное отделение милиции, хотя соблазн есть. Это же бред какой-то. Ее просто застрелят.
Но почему все сразу же приняло такие масштабы? Ведь дело, конечно, не в статьях Уголовного кодекса. Никто бы не стал сразу арестовывать, или, как выражается мама, сажать. Можно сначала выяснить, поговорить с нами, с этой Мариной, с ее папой. Ведь сажать надо того, кто опасен для людей. Ходит такой среди девочек и их совращает, что не трудно. Потому что он гоночный автомобиль без тормозов. Вот его нужно изолировать, чтобы он не пугал, не смущал, не сбивал с пути бедных крошек. А какой смысл сажать Бориса? Марина Шульман не вернется от этого в девственное состояние. Да и нет у нее такого желания.
Дело, конечно, не в законах и не в следственных практиках. И не в процедурах. Дело в конкретных людях. Кто они, на чем они летают из окна в окно, когда стемнеет? Что им нужно от Бориса? От моего мальчика? Где их искать?
Гущин договорился на завтра с адвокатом. Старый знакомый хорошего знакомого, опытный, со связями, вроде не сволочь.
Маму и папу удалось, наконец, увести к ним домой и положить спать. Катя тоже заснула. Гущин был на балконе и курил. Тамара забрала у него из рта сигарету и потушила ее. Гущин не возражал. Гущина тоже нужно уложить спать. Нужно, чтобы все уснули. Тогда Тамара Иевлева соберется с мыслями, начнет действовать. Что сделать, чтобы Гущин заснул, Тамара Иевлева знает очень хорошо. Его нужно целовать в спальне. Стоять на коленях над ним и целовать его в губы. Годами устоявшаяся, проверенная последовательность действий. Потом Тамара Иевлева превращается в улитку, а Гущин становится вертикальной каменной поверхностью, по которой улитка ползет вверх. И так пока она не заползет на самый верх. После этого оба засыпают очень быстро. На этот раз Гущин заснул первый. Он еще поцеловал ее и пробормотал что-то про вампирские штучки. Итак, все спят.
И что делать? Майор Ершов давно в милиции не работает. После девяносто третьего года он куда-то перевелся, на звонки не отвечал. Может, спросить летучих мышей? Пройтись по крышам по старой привычке? Но это ребячество какое-то, лезть по пожарной лестнице.
Можно, конечно, залезть, сложного ничего нет. И что там делать? Сильвы там точно нет. Тамара Иевлева без труда представила себя на крыше. Действительно, звезды. Антенны. Выходы вентиляционных труб. Но… ничего такого, что позволяет выйти за границы своего земного существа, туда, где другие возможности, где она могла бы поговорить с мальчиком, утешить его. Посмотреть, не грозит ли ему опасность, отвести других людей от намерений причинить ему зло. А не поехать ли на хутор Усьман? А вдруг Елизавета Петровна еще жива? А участковый милиционер? Игорь? Может, он поможет? Может, сходить под землю?
Она не могла спать. Всех уложила, всем накапала валерьянки. Кроме Гущина, он уснул без валерьянки. Осталось две сигареты.
Телефон в кармане халатика простучал два раза, смс. Кто в половину первого может писать смс. Номер какой-то из трех цифр. Текст: «Мама и папа, со мной все хорошо. Не бойтесь за меня. Скоро увидимся».
Взял у кого-то телефон? Но почему такой странный номер? Может, перезвонить по этому странному номеру?
Но тут умная Иевлева поняла, что этого ни в коем случае нельзя делать. И сразу на балкон прилетела летучая мышь. Села на перила совсем близко. Теперь Тамара Иевлева поняла окончательно, что на крышу забираться не за чем, а в хутор Усьман как раз, может, и нужно поехать. Что с Борисом происходит что-то действительно очень важное, такое важное, что вся эта тюрьма, весь этот бред с обвинением, все это не самое главное.
А что главное?
Внизу из-за угла дома вышел сосед снизу со своей толстой несчастной собакой на поводке. Она уже хотела, пойти попробовать заснуть, но увидела, что летучая мышь не улетает, сидит на перилах и смотрит на Тамару Борисовну. И вдруг стало совершенно ясно, что надо бежать вниз, на улицу, в сторону Кировского, пардон, теперь Багатяновского переулка.
Переодеваться некогда, да и не надо. Джинсы, майка. Но на ноги не босоножки, а кроссовки. Вот так. Лифт долго ждать. Пешком, верней бегом, будет скорее. Со двора вправо. Добрый вечер, Виктор Петрович. Да, жарковато. Хотя и ночь. Да…
Вот и Кировский переулок. Никого. Значит, дальше. И уже на подходе к Большой библиотеке, заслоняющей ночное небо с правой стороны, перед Университетским переулком Тамара Борисовна увидела, что впереди замаячила знакомая фигурка.
– Тамара Борисовна, я знала, что вас встречу.
– Марина, как я рада тебя видеть!
– А почему вы так громко говорите.
– А чтобы тот блондин, который идет за тобой, понял, что ты не одна.
Марина была сообразительная девушка и в ситуации ориентировалась быстро. Поэтому она не стала задавать вопросы – какой блондин, а где он, и так далее. А просто взяла Тамару Борисовну под руку.
– Ничего не бойтесь, у меня газ, – тихо сказала Марина. Иевлева, не удержавшись, покосилась на нее, влево и вниз.
Блондин повернул следом за ними на Университетский. Он двигался очень странно, иногда немного рывками, иногда останавливался в такой позе, как будто его выключили, и он замер посредине какого-то движения. «Может, он под наркотиками?» – подумала Тамара Борисовна. Возле Дворца бракосочетаний это преследование уже нельзя было игнорировать. Тамара Борисовна остановилась и обернулась. Блондин тоже остановился, посмотрел на нее довольно хмуро и сказал:
– Девственность или кошелек!
Иевлева рассмеялась.
– Что смешного? – спросил блондин.
– Тебе не везет, – сказала Иевлева, – я забыла, что такое девственность лет тридцать назад. А кошелька при мне нет. Ты же видишь.
– Где я вижу?
– Ну вот майка, джинсы… ты же видишь, что нет кошелька.
– В заднем кармане.
– Ты видел, что там нет.
При этом разговоре блондин как-то наступал, продвигался вперед, женщины пятились и в конце концов оказались в узком проулке за Дворцом бракосочетаний.
Иевлева аккуратно освободилась к этому времени от руки Марины и слегка загораживала ее от блондина.
Вдруг Марина просунула под плечом Иевлевой вперед свою руку и прыснула газом довольно обильно. Иевлева оттолкнула ее сразу как можно дальше и сама отпрянула, чтобы не вдохнуть газ. Блондин отреагировал на газ очень странно. Вообще не отреагировал. Как будто это была вода. Но еще более странно было то, что он вроде вообще не понял смысла действия Марины. Как будто не знал, что такое балончик с перечным газом.
– Зачем брызгать? – сказал он.
Потом в переулке погасли фонари.
Наверное, их выключали в это время. Не важно, по какой причине они погасли.
Но теперь действительно стало совершенно темно. Так темно, что Марина не видела ни блондина, ни Тамару Борисовну. Как слепая. Но последнее, что она видела, это был нож у него в руке.
Она инстинктивно отскочила назад. Но бежать нельзя. Не оставит же она Тамару Борисовну в таком положении. Кстати, где она? Не видно вообще ничего. Почему же не подействовал газ?
Тамара Борисовна Иевлева, напротив, все видела отлично. Много лет назад один мужчина сказал ей, что она никогда не разучится видеть в темноте. И был совершенно прав, она не разучилась.
Блондин, судя по всему, тоже видел в темноте. По крайней мере, он смотрел мимо Иевлевой туда, где по ее ощущениям должна была находиться Марина.
На таком расстоянии рукой не достать. А думать о тактических предпочтениях абсолютно некогда.
Блондин от удара в голову перестал видеть Марину и, вообще, скорее всего, видеть и ощущать что бы то ни было. Пяткой получилось очень сильно, Тамара Борисовна сама не ожидала, что так выйдет. Последний раз она дралась на улице Пушкинской, тут, кстати, недалеко. Лет почти девятнадцать назад. Нет, не последний раз. Потом еще был такой… с отвратительной манерой отводить глаза и при этом гнусно улыбаться. Это он убил поэта. Тамара Борисовна сломала ему челюсть, фактически и драки не было, только один удар. Но это было в тот же год, Бог знает, когда.
Поэтому силу удара она не могла соизмерить с поставленной целью. Да и не было поставленной цели. Слишком все быстро происходило. И по ее ощущениям, вряд ли он останется жив после такого удара.
Он действительно не шевелился, лежал на боку. Но вдруг вскочил на ноги, как заводная игрушка, и кинулся вперед.
Перехватив кисть с ножом, Иевлева потянула за нее и почувствовала, как все тело блондина, теряя равновесие, пошло за рукой с ножом. Ничего лучшего не пришло в голову, как резко согнуть в локте руку, наносящую удар, отчего нож оказался направлен в сторону тела, которому принадлежала рука. Тела, летящего вперед, потерявшего контроль над своим движением. Еще придержать кисть, сжимающую рукоятку ножа… Тамара Борисовна, конечно, не давала себе никаких команд, ее тело двигалось в автоматическом режиме. Само понимало, что надо делать и делало это так, как будто было не телом вовсе, а воплотившимся сознанием, как будто могло двигаться со скоростью мысли или даже быстрее. Удар точно в сердце.
Тут только она снова отскочила назад, схватила за руку Марину и потащила ее в глубину проулка, не назад на Университетский, а сторону Кировского, извиняюсь, Багатяновского. Марина бежала рядом. Полное взаимопонимание. Там светил фонарь. Иевлева осмотрела себя. Крови на ней не было.
– Он не догонит нас? – спросила Марина.
– Нет, это невозможно, – ответила Тамара Борисовна, – но я провожу тебя все равно.
Дыхание не сбилось. Все как раньше, как будто и не было этих девятнадцати лет. Как будто только вчера Тамара Борисовна вышла из подземных коридоров, навсегда изменивших ее природу.
Но кто это? Откуда он взялся такой необычный? Как он вскочил с земли? А главное, что ему сделала Марина, что он сразу схватился за нож? И что за дурацкое требование – девственность или кошелек? Разве эти вещи взаимозаменяемы?
– Почему невозможно? – спросила Марина.
– Да после такой порции газа… – улыбнулась Тамара Борисовна.
Марина посмотрела на нее недоверчиво.
– Тамара Борисовна, – спросила она, останавливаясь, – вы видите в темноте?
О проекте
О подписке